Антология Фантастической Литературы - Борхес Хорхе Луис
В другой раз я увидел совершенно черное небо над искрящимся снегом, потому что он поглощал весь свет луны. Казалось, предо мной — негатив Мироздания, и об этом стоило бы рассказать особо.
Встреча
(История времен династии Тан)
Цяньнян была дочерью господина Цзян И, чиновника из Хунаня. Ван Чжу, его племянник, был юноша неглупый и красивый. Они росли вместе, и, поскольку господин Цзян И очень любил юношу, то обещал, что тот станет его зятем. Молодые люди оба слышали обещание, а так как Цяньнян была единственной в семье дочерью и они почти все время проводили вместе, чувство их крепло день ото дня. Они уже не были детьми, и вскоре их связала близость. К сожалению, единственным, кто не подозревал об этом, был отец. Однажды один молодой чиновник попросил у Цзян И руки его дочери. Отец, забыв о прежнем своем обещании, ответил согласием. Цяньнян, разрываясь между любовью и дочерней преданностью, чуть не умирала от горя, а юноша был в таком отчаянии, что решил покинуть этот край, прежде чем увидит свою невесту замужем за другим. Он выдумал какую-то причину и сказал своему дядюшке, что должен отправиться в столицу. Дядя, не сумев отговорить юношу, щедро одарил его деньгами и подарками и устроил пышные проводы. На проводах Ван Чжу в отчаянии искал другой выход, но в конце концов убедил себя, что лучше уехать и не упорствовать в этой безнадежной любви. Ближе к вечеру Ван Чжу сел на корабль. Когда они проплыли несколько миль, сделалось темно. Он попросил рулевого на ночь пристать к берегу. Уснуть Ван Чжу никак не мог и около полуночи услышал приближающиеся шаги. Он привстал на своем ложе и спросил: «Кто это ходит здесь по ночам?» «Это я, я, Цяньнян», — послышался ответ. Изумленный и обрадованный, он помог ей подняться на корабль. Цяньнян объяснила, что, раз она собиралась стать его женой, а отец обошелся с ним несправедливо, она не могла примириться с разлукой. Кроме того, ее пугало, что Ван Чжу, оказавшись в чужих краях один, может в отчаянии лишить себя жизни. Поэтому она не побоялась людского осуждения и родительского гнева и пришла, чтобы следовать за ним, куда бы он ни направился. И они оба, обрадованные, продолжали путь в Сычуань.
Прошло пять счастливых лет, и Цяньнян родила мужу двоих сыновей. Единственное, что омрачало ее жизнь, это неотступные мысли об отце. Никаких известий о семье до нее не доходило, и она даже не знала, живы ее родители или умерли. И однажды ночью Цяньнян поведала мужу свою печаль: ведь она единственная дочь, и на ней тяжкий грех дочерней непочтительности. «Ты прекрасная любящая дочь, — ответил Ван Чжу, — а я люблю тебя. Прошло пять лет, и вряд ли родители сердятся на нас. Давай вернемся домой». Цяньнян обрадовалась, и они всем семейством стали собираться в путь.
Когда корабль прибыл в родной город, Ван Чжу сказал Цяньнян: «Я не знаю, что скажут твои родители. Давай я пойду один и все выясню». Когда вдалеке показался дом, Ван Чжу ощутил, что сердце его забилось сильнее. Увидев своего свекра, Ван Чжу встал на колени, поклонился и попросил прощения. Цзян И удивленно посмотрел на него и спросил: «О чем ты говоришь? Уже пять лет Цяньнян не приходит в себя и не встает с постели. За это время она не поднялась ни разу». «Я не обманываю вас, — настаивал Ван Чжу. — Она здорова и ждет нас на корабле».
Цзян И не знал, что и думать, и приказал двум служанкам пойти взглянуть на Цяньнян. Они увидели ее на палубе, нарядную и довольную, она просила их передать поклон родителям. Изумленные служанки вернулись и своим рассказом только усилили смятение Цзян И. Тем временем больная услышала новость, и болезнь словно оставила ее, во взгляде ее появился разум. Она поднялась с постели и оделась перед зеркалом. Улыбаясь и не говоря ни слова, она направилась к кораблю. Та, что была на корабле, уже шла к дому, и на берегу они встретились. Они бросились друг другу в объятия, их тела слились, и осталась одна Цяньнян, молодая и прекрасная, как всегда. Радости родителей не было конца, а служанкам они приказали помалкивать, чтобы избежать пересудов. И больше сорока лет Ван Чжу и Цяньнян прожили в любви и согласии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Элена Гарро
Прочный очаг
Клементе (60 лет)
Донья Хертрудис (40 лет)
Матушка Хесусита (80 лет)
Каталина (5 лет)
Висенте Мехия (23 года)
Муни (28 лет)
Ева, иностранка (20 лет)
Лидия (32 года)
Маленькое помещение, стены и потолок каменные. Нет ни окон, ни дверей. Слева в стене несколько каменных ниш, в одной из них лежит матушка Хесусита в ночной сорочке из кружев и кружевном чепце. Сцена погружена в полумрак.Голос доньи Хертрудис. Клементе! Клементе! Я слышу, кто-то идет!
Голос Клементе. Вечно ты об одном и том же. И почему женщины такие нетерпеливые? Всегда тревожатся раньше времени, предрекают несчастья.
Голос доньи Хертрудис. Но я же слышу.
Голос Клементе. Да нет же, тебе, как всегда, померещилось, а все из-за твоей склонности во всем усматривать беды...
Голос доньи Хертрудис. Это верно... но на этот раз я не ошибаюсь.
Голос Каталины. Слышны шаги, Хертрудис, много шагов! (Выбегает Катита в белом платье, какие носили в 60-е годы прошлого века, черных ботиночках и с коралловыми бусами на шее. Волосы собраны на затылке красным бантом.) Вот здорово! Вот здорово! Тра-ляля! Тра-ля-ля! (Катита прыгает и хлопает в ладоши.)
Донья Хертрудис (появляется в розовом платье по моде 30-х годов этого века). Дети не ошибаются. Ведь правда же, тетя Каталина, кто-то идет?
Каталина. Да, я знаю это. Я это знала с того раза, когда они пришли впервые. Мне было так страшно здесь одной!
Клементе (появляется в черном костюме, из обшлагов рукавов рук не видно). Похоже, они правы. Хертрудис! Хертрудис! Помоги мне найти мои кисти рук. Вечно я их теряю, а как же без них здороваться.
Висенте (появившийся в офицерском мундире времен Хуареса). Вы много читали, дон Клементе, отсюда и дурная привычка забывать. Поглядите на меня, все на месте, мундир в порядке, я всегда готов встретить любого, кто явится.
Матушка Хесусита (приподнимаясь на своей лежанке так, что становится видна ее голова в ночном чепце из кружев). Катита права. Шаги приближаются (подставляет к уху ладонь, чтобы лучше слышать)... вот те, кто идет впереди, приостановились... Не иначе как у Рамиресов случилось несчастье... это соседство уже и так принесло нам массу хлопот.
Каталина (прыгая). А ты спи, Хесусита! Ты ведь только и любишь, что спать.
Спать, спать, поют петухи Блаженного Августина. А что хлеб, уже готов?Матушка Хесусита. А что мне еще остается делать? Ведь меня положили в ночной рубашке...
Клементе. Не жалуйтесь, донья Хесус. Мы полагали, что из уважения...
Матушка Хесусита. Ах, значит, из уважения? Из уважения и сотворить такое!
Донья Хертрудис. Если бы я при этом была, мама... А что ты хочешь от девочек и Клементе. (Наверху слышатся громкие шаги. На мгновение становится тихо. Снова доносится звук шагов.)
Матушка Хесусита. Катита, подойди и потри мне лоб, я хочу, чтобы он блестел, как яркая звезда. Сколь счастливо было то время, когда я вихрем носилась по дому, подметала, вытирала пыль, которая садилась на пианино, золотясь в лучах солнца, чтобы после того, как все было отполировано и начищено, разбить ледяную корочку в ковше, выставленном на ночную росу, и умыться водой, усыпанной зимними звездами. Ты помнишь, Хертрудис? Это и означало жить — в окружении своих детей, чистых и здоровых.
