Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс
– Что происходит? – прошептал Изорн.
Эолейр жестом призвал его к молчанию.
Казалось, туман перед стенами Наглимунда сгустился еще сильнее, словно закончился один сон и начался другой. Что-то изменилось в голосе Ликимейи, и Эолейру потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что ситхи поет ту же песню, но к ней присоединился еще один голос. Сначала новая мелодия почти не отличалась от песни вызова и была такой же мощной, как у Ликимейи, но там, где у нее звучал металл, появились камень и лед. Через некоторое время второй голос стал вести другую мелодию, вплетая диковинные узоры филигранной работы в колокольные звуки Ликимейи, и кожа графа Над-Муллаха натянулась, волосы на всем теле, даже под одеждой, встали дыбом.
Эолейр поднял взгляд, и сердце у него забилось быстрее.
В тусклом тумане над стеной замка появилась слабая черная тень. Она постепенно поднималась вверх, словно ею двигала чья-то рука. Она размером с человека, – подумал Эолейр, но туман слегка искажал очертания, и в какие-то моменты тень казалась больше, а в следующие – меньше и тоньше любого живого существа. Диковинное видение, одетое в черный плащ, смотрело на них сверху вниз, его лицо оставалось неразличимым под большим капюшоном, но Эолейру не требовалось его видеть, чтобы понять, где находился источник высокого ледяного голоса.
В течение долгих мгновений непонятное существо стояло в мерцавшем тумане над стеной, выводя собственные мелодии над песней Ликимейи. Наконец, словно по общему согласию, оба замолчали.
Ликимейя нарушила молчание и произнесла несколько слов на языке ситхи. Черная тень ответила, и слова зазвенели, точно осколки зазубренного кремня, однако Эолейр понял, что они те же, разница лишь в ритме и резкости речи существа в черном плаще. Разговор казался бесконечным.
Эолейр почувствовал рядом какое-то движение и вздрогнул, а его лошадь взбила копытом снег. К смертным подъехала госпожа преданий Зиньяда, обладательница голубых волос.
– Они говорят о Договоре на Сесуад’ре. – Глаза Зиньяды неотрывно наблюдали за Ликимейей и ее собеседником. – О старых несчастьях и утренних песнях, которые сейчас прозвучали.
– Зачем столько разговоров? – отрывисто спросил Изорн. – Ожидание ужасно.
– Таковы наши обычаи. – Зиньяда поджала губы; ее худое лицо казалось высеченным из бледно-золотого камня. – Впрочем, традиции нарушены со смертью Амерасу.
Больше Зиньяда ничего не сказала, и Эолейру оставалось лишь ждать, преодолевая страх и жуткую скуку, пока шел обмен вызовами.
Наконец существо на стене на несколько мгновений отвлеклось от Ликимейи, и его глаза загорелись, когда оно посмотрело на несколько десятков эрнистирийцев. Широким движением бродячего актера черная тень в плаще отбросила назад капюшон, открыв снежно-белое лицо и тонкие бесцветные волосы – ветер сразу их подхватил и, словно морские водоросли, разметал в разные стороны.
– Шу’до-тжайха! – сказал норн, и в его голосе послышалось нечто сродни ликованию. – Смертные! Они еще станут причиной гибели твоей семьи, Ликимейя Лунные Глаза! – Он, если это был он, говорил на вестерлинге с жесткой четкостью охотника, имитирующего предсмертный крик кролика. – Неужели ты настолько слаба, что призвала на помощь чернь? Едва ли это похоже на огромную армию Синнаха!
– Ты захватил замок смертных, – холодно ответила Ликимейя. Рядом с ней неподвижно сидел на лошади Джирики, и его худощавое лицо застыло, не выдавая ни единой эмоции; Эолейр вновь подумал, что ему никогда не понять ситхи. – Твой господин и госпожа вмешались в распри смертных. Так что тебе нечем хвастаться.
Норн рассмеялся, и этот звук был подобен скрежету ногтей по сланцу.
– Да, мы их используем. Они крысы, забравшиеся в стены нашего дома, – мы можем содрать с них кожу на перчатки, но мы не приглашаем их за наш стол! Они ваша слабость, такая же, как была у Амерасу Рожденной на корабле.
– Не говори о ней! – закричал Джирики. – Твой рот слишком отвратителен, чтобы произносить ее имя, Ахенаби.
Тот, кого Джирики назвал Ахенаби, улыбнулся:
– О, малыш Джирики. Я слышал истории о твоих приключениях – или вмешательстве. Тебе бы следовало перебраться к нам, в наши холодные земли. Тогда ты обрел бы силу, какой у тебя нет. Терпимость к смертным – непростительная слабость и одна из причин, по которым твоя семья стала беспутной, в то время как моя еще более стойкой и непреклонной, способной сделать все, что потребуется. – Норн повернулся и поднял голову, теперь он обращался к Эолейру и нервно шептавшимся между собой эрнистирийцам. – Смертные! Вы рискуете больше чем жизнью, сражаясь бок о бок с бессмертными. Вы рискуете своими душами!
Эолейр услышал испуганные восклицания у себя за спиной, пришпорил лошадь и выехал вперед на несколько шагов, высоко подняв меч.
– Пустые угрозы, – крикнул он. – Делай, что сможешь! Но наши души останутся с нами!
– Граф Эолейр! – позвала Мегвин. – Нет! Это Скадах, Дыра в небесах! Не подходи ближе!
Ахенаби наклонился вниз, не спуская с графа черных круглых глаз:
– Капитан смертных, не так ли? Что ж, человечек, если ты не боишься за себя или свою армию, как насчет смертных пленников за этими стенами?
– Что ты имеешь в виду? – крикнул Эолейр.
Ахенаби повернулся и поднял обе руки. Через мгновение на стене рядом с ним появились еще две фигуры. Хотя обе были в тяжелых плащах, их неуклюжие движения говорили о том, что это не норны, обладающие изяществом пауков.
– Вот некоторые из твоих собратьев! – возвестил Ахенаби. – Они наши гости. Хочешь увидеть, как они умрут ради твоих бессмертных союзников?
Два пленника стояли молча, поникшие и безвольные. По их лицам под капюшонами Эолейр видел, что это люди, а не Садорожденные, и ощутил беспомощную ярость.
– Отпусти их! – крикнул Эолейр.
Довольный норн рассмеялся:
– О нет, маленький смертный. Наши гости получают здесь огромное удовольствие. Хочешь увидеть, как они радуются? Может быть, они для тебя станцуют? – Он поднял руку и сделал широкий жест.
Оба пленника начали медленно кружиться, раскачиваясь из стороны в сторону, сталкиваясь друг с другом на глазах ухмылявшегося норна. На мгновение они взялись за руки, стоя на самом краю высокой стены, потом снова разошлись в стороны и возобновили свой странный танец.
Сквозь слезы ярости, застилавшие глаза, Эолейр увидел, как Джирики пришпорил лошадь и подъехал ближе к стене. Ситхи поднял лук – его движение было стремительным, почти незаметным, вытащил стрелу, наложил ее на тетиву и приготовился к выстрелу. Усмешка стоявшего наверху Ахенаби стала еще шире. Он изогнулся, по его телу прошла дрожь – и в следующее мгновение он исчез, оставив наверху двух несчастных пленников, продолжавших свой смертельный танец.
Джирики выпустил стрелу.
