Белый Z на лобовой броне - Михаил Александрович Михеев
Здесь они тоже перетаскивали спецтехнику, только вот вместо нужных и полезных людям агрегатов местные Кулибины – ручонки шаловливые им бы за такое дело поотрывать – взгромоздили на них ракетные установки. «Грады», если конкретно. То есть игрушки, которые не стоит давать в руки дуракам и укропитекам – порежутся. И помогут они им не больше, чем кружевные труселя морщинистой заднице. Но крови добавят, конечно…
Откровенно говоря, Виталий ожидал, что колонна пройдет мимо. Так, в принципе, и произошло, но машины, пройдя километра три, свернули вдруг с дороги в чистое поле. И если ночные маневры понять было несложно – хоть какая-то защита от русской авиации, – то этот поворот и вовсе не имел двойного толкования. Хотят быстро-быстро отстреляться и свалить. Вернее всего, прямиком в город, под прикрытие жилых домов. Иначе зачем? В поле негде спрятаться, утром их разбомбят.
– Что там?
На сей раз Тамара смогла подобраться незамеченной. Скорее, потому, что Виталий был чересчур погружен в собственные мысли.
Пришлось объяснить.
Тамара присвистнула:
– Хреново. Что думаешь делать?
– Подползу, если успею, да номера зафиксирую. Думаю, со временем это нашим пригодится.
– И все?
– А что ты еще предлагаешь?
Действительно, что? Они оба в автономке, связи нет, да и была бы, пользоваться ею без крайней нужды запрещено. Сами же они совсем не Джеймсы Бонды, в одиночку армию не остановят.
Ага. Вот только кое-кто уверен, что ты как раз из особо крутых. На этом и весь расчет, хихикнул внутренний голос. Что же, доля правоты в этом имелась, но сейчас она роли не играла, и, загнав некстати разыгравшееся воображение в глубь подсознания, Виталий продолжил сборы.
– Я с тобой…
– Сиди здесь, охраняй нашего чудика.
– Раскомандовался! Я тебе, между прочим, не подчинена.
– Скажи-ка мне, дорогая, – быстро проверяя, все ли необходимое при нем, спросил Виталий, – что в нашей жизни главное?
– Что? Смеешься?
– Спокойно! Главное в нашей профессии – не дать обвести себя мелом. А если ты пойдешь, обведут нас обоих. Сиди здесь. Если со мной что-то случится, то сообщишь потом нашим. Все, давай.
И, не слушая больше возражений, Третьяков, словно призрак, растворился в темноте. Как четверть века назад совсем в других местах и совсем на другой войне.
Ночью да по пересеченной местности идти – то еще удовольствие. Может, кому-то это и доставляет удовольствие, но Виталий никогда не считал себя Рэмбо. Ночью спать надо… Тем не менее добрался он без приключений, затратив чуть больше часа. Занял позицию в зарослях орешника и с интересом осмотрел позицию украинской батареи.
Гнусное было зрелище. Виталий много раз видел происходящее, но – с другой стороны. Больше двадцати лет назад, на Кавказе, такие же «Грады» в клочья разносили террористов. Сейчас чудо советской техники, потомка знаменитых «катюш» выставляли для того, чтобы бить по своему народу.
Виталий скрипнул зубами. Черт! А самое поганое, он даже не знает, по кому будет нанесен удар. И знает это разве что корректировщик, сидящий где-то у самых позиций русских войск. Черт!
Хотя нет, еще не сидит, иначе батарея уже отработала бы. «Град» вообще чертовски мобильная установка: ударят и свалят прежде, чем «мяу» сказать успеешь. Раз не начали, значит, чего-то ждут. Скорее всего, целеуказание.
Скоты! Виталий понимал, конечно, что наверху сидят люди умнее и квалифицированнее его, но, глядя на этих уродов, ощущаешь раздражение. Ну почему их всех давным-давно не прихлопнули чем-то посерьезнее. Заодно весь мир вспомнил бы, что такое ТОПОЛИНЫЙ ПУХ! Но – увы, а теперь приходится лишь бессильно сжимать кулаки.
И даже не сообщить своим, не вызвать вертолеты. Ничего не сделать. Разве что выйти на связь с родной конторой – и с огромной вероятностью угробить операцию. Но ведь там, на другой стороне, мальчишки, которых будут перемешивать с землей…
Возникшая в голове идея была сколь идиотской, столь и осуществимой. А главное, номер телефона отменно тренированная память выдала без запинки. Давно он им не пользовался, ох давно… И век бы еще не пользовался, да вот приходится.
Трубку взяли после третьего гудка – очень быстро, учитывая время суток. И гортанный голос с обострившимся со сна акцентом рявкнул:
– Слушаю!
– Здравствуй, Ахмад.
– Что-о? Виталий? Это ты?
– Я.
– И у тебя хватило наглости…
– Хватило. Слушай меня внимательно. Твои земляки сейчас на Донбассе. Родственники есть?
– Есть. – Тон моментально стал деловым, даже акцент куда-то ушел.
– Можешь им позвонить? – спросил Виталий, уже не сомневаясь в ответе. Для чеченца родня очень много значит.
– Могу.
– Тогда записывай координаты. – Виталий (хвала богам, джипиэс пока действовал) продиктовал цифры. – Передай своим, что здесь батарея «Градов». Не знаю, по кому будет работать – твоим, не твоим… неважно это, в общем. Не знаю, сколько у тебя времени, они вроде не торопятся, но черт их знает, как могут засуетиться. Поспеши.
– Я тебя понял.
Голос был сух и деловит. И почти сразу в трубке раздались короткие гудки. Все, порядок. Наизнанку вывернется, но сообщит.
Вот так, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. С Ахмадом они учились в одном университете. Правда, на разных специальностях, зато в спортзал один ходили. А потом пересеклись на очень поганой войне, и Ахмад тогда смог уйти с пулей в плече. Будь Виталий поточнее, они бы сейчас не разговаривали. Давно это было, но любви друг к другу им воспоминания не добавляли. И если б не привычка Виталия к сбору информации плюс отменная память на цифры, и позвонить-то было бы некуда.
Он успел отойти примерно на километр, когда на позициях украинцев грохнуло в первый раз, потом во второй, в третий. Кто бы ни принимал решения, сработал он на редкость, можно сказать нереально, быстро. Чем били? А пес его знает, что там у них стояло в оперативной готовности. Сейчас вообще придумали много нового и интересного, но что бы это ни было, взрывалось оно шикарно. Зарево поднялось на полнеба. Особенно когда начали рваться боеприпасы. Виталий аж в землю вжался, закрывая уши.
Он встал, лишь когда земля перестала трястись, вернее, изменился характер содроганий почвы. И хотя на месте батареи горело так, что пламя вздымалось, кажется, до небес, и продолжались взрывы, ясно было – это уже не налет. Просто взрываются остатки боезапаса. Кто бы ни наносил удар, сработал он профессионально.
Будь это в иное время и на иной войне, Третьяков не преминул бы пробежаться до позиций, оценил бы ущерб, нанесенный противнику и, вероятно, провел бы контроль выживших. Добивать раненых, конечно, не слишком этично, однако же мы на войне,