Мятежница и менталист (СИ) - Бланк Эль

— Не стреляйте! Мы беженцы! — изображая отчаяние, выкрикнула я. — Пять женщин и двое небоеспособных мужчин. Оружия у нас нет. Предоставьте нам убежище, пока не рассвело. Иначе мы погибнем в пустыне без защитных устройств.

Пришлось ждать, пока офицер со своим отрядом подойдет ближе. Пользуясь вынужденной передышкой, вместе с девчонками мы уселись на песок, достали воду, припасы. Отряхивали плащи, перевязали платки на головах, мужчины высыпали песок из сапог.

— Сами дойдете? Или транспорт навстречу послать? — оценив нашу активность, участливо поинтересовался офицер.

— Дойдем, — беспечно махнула рукой одна из девчонок. Я благоразумно молчала, чтобы не вызвать подозрений в организованности нашей группы.

Подхватив с песка пожитки мы двинулись дальше. Стало морально легче — первый рубеж контроля наш отряд преодолел.

Понимая, что документов у беженцев нет, на пропускном пункте нам раздали анкеты, которые мы заполнили вымышленной информацией, и отвели в небольшое приземистое здание, похожее на общежитие. В маленькой комнатке рядом со входом разрешили отдохнуть и привести себя в порядок, пока будут оформлять временные удостоверения личности.

Надо отдать должное достойной работе федералов с беженцами. Не было угроз, допросов, шантажа, отнеслись к нам вполне лояльно. И к женщинам нашего отряда никто из военных не приставал. Мне стало стыдно, что мы притворяемся мирными жителями и используем настолько циничное прикрытие. Это равносильно тому, как если бы я назвала себя журналисткой, а сама при этом вела подрывную деятельность в пользу одной из противоборствующих сторон.

Было не по себе от понимания, что встретившие нас на подходе к Кварциту парни совсем скоро погибнут. Мелькнула было мысль сдать Карена вместе с его планами, чтобы федералы успели организовать контратаку, пресекли диверсию с вышками и удержали Кварцит за собой, разбив отряды мятежников. Но… Порыв этот пришлось сдержать. Ведь и среди повстанцев были те, кому я смерти не желала — за эти пару недель тесного общения с ними, убедилась, что есть в рядах Сопротивления адекватные и достойные люди.

Да и для меня, если осмелюсь всех сдать, гарантий безопасности никаких. Как я могу быть уверена, что мое предупреждение примут всерьез, а меня не арестуют как провокатора и сообщницу мятежников. И отряд свой подставлю, и сама не спасусь. Что же будет с девчонками, которые мне доверились?

— О чем задумалась? Жалеешь, что во все это ввязалась? — вполголоса поинтересовался Марк, когда мы уже устроились во временном “лагере”, представляющем собой пару палаток, которые поставила для нас принимающая сторона. В общежитии свободных мест не нашлось. — Раз уж влезла в дерьмо, то иди до конца.

Марк выглядел необычайно довольным. Похоже, ему наскучило сидеть в штабе, не имея возможности реальных действий. Азарт будущей схватки мужчину взбодрил. А может, обещанное Кареном вознаграждение мотивировало?

Его поведение укрепило меня в мысли, что хорошей для всех не станешь. Угодить всем сразу нереально, правильнее действовать, как было оговорено заранее. К тому же, если я сейчас сдамся и отступлюсь, то спонсор не даст о себе знать и я его никогда не выведу его на чистую воду. А способ сбора информации не так уж и важен, если правда общественно значимая. Огласка его махинаций послужит для общей пользы, внесет честность и непредвзятость в затяжной конфликт. Все средства хороши ради благого дела и справедливости.

Убедившись, что контроль федералов за нами ослаб, мы разбрелись по территории поселения. По одному выходили из палатки, под предлогом желания размяться. Сначала прогуливались по ближайшим окрестностям, потом начали забредать чуть дальше.

Я тоже пару успешных вылазок сделала. Во время первой спрятала взрывпакет в куче камней возле забора у какого-то предприятия. Во время второй оставила такие же заряды в подъезде дома и рядом с одной из вышек.

Сами по себе устройства были маломощные, разрушений от них никаких. Только шум, пыль, отвлечение внимания. Нужны они лишь для того, чтобы во время атаки мятежников у защитников поселения создалось впечатление, что враг проник в тыл. Тогда действовать гвардейцам придется на два фронта, распыляя силы и это даст возможность основной группе повстанцев натолкнуться на меньшее сопротивление.

Направляясь в палатку, на подходе к одной из магнитосферных вышек я заметила наш отряд лже-ремонтников. Стало очевидно, что изменений в планах нет и операция пройдет, как задумал Карен.

Я торопливо вернулась в импровизированный лагерь. Мои девчонки тоже задерживаться в центре не стали, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Но даже возле палаток все чувствовали себя тревожно и неуверенно. Нервное напряжение нарастало. Мы начали переживать — как все пройдет, как нам действовать во время атаки… Как поведут себя федералы? Забудут о нас и оставят под ударом врага? Или эвакуируют как “мирных жителей” в безопасное место? Предсказать это было невозможно.

Чтобы не вызвать подозрений, мы поели и легли спать. Начинало темнеть и все морально настроились на ожидание, после которого придется развить очень бурную деятельность, работая быстро и слаженно.

Места в палатке было немного — помещалось здесь всего два матраса, один из которых заняли две девушки, а на втором устроился Марк. В другой палатке постояльцев и без того уже было четверо, так что я, недолго думая, прилегла рядом со своим телохранителем.

Почувствовала, как мужчина напрягся, недовольно что-то пробурчал, но отгонять меня не стал. Понимал, что некуда. А может, вообще по привычке возмущался — похоже, для него это уже перешло на уровень рефлексов. И под тоже самое ворчание его рука легла мне на плечо.

От неожиданности я даже дрожать перестала, ошарашенная не только его поступком, но и нахлынувшими на меня эмоциями.

Тяжесть руки была приятной и… нужной. Она поддерживала, успокаивала, доказывала, что рядом тот, на кого я несомненно могу положиться. Кажется, я привыкла к присутствию этого повстанца настолько, что воспринимаю его как кого-то близкого. По крайней мере, в обществе Карена я точно ощущаю себя иначе.

Марку я безоговорочно доверяла. Была уверена — такой, как он, не предаст, не бросит, не подставит. Невольно проскользнула мысль, что если бы не возраст и не угрюмый характер, мне бы импонировала его симпатия… именно как мужчины. Я даже на физическую неполноценность и отсутствие привлекательной внешности уже внимания не обращаю — все это для меня мало что значит, когда в наличии куда более важные личностные качества.

Непонятно только, почему сам Марк не демонстрирует по отношению ко мне никаких чувств? Отчего ведет себя со мной совершенно нейтрально? Боится конкуренции с Кареном? Или рассудительно-прагматично полагает, что молодой девушке ни к чему калека? Или действительно он к женщинам равнодушен, как утверждали вояки? Или просто не желает связываться с местными дамами? И его игнорирование посиделок в компании заядлых пьяниц — тоже своеобразный показатель воспитания и культуры? Отвергнутым товарищам проще придумать обидные слухи о Марке, чем признать собственную распущенность. А он просто не считает нужным что-либо доказывать. Да и зачем, если и так понятно, что многого добился, несмотря на полученное увечье, став в итоге адъютантом лидера Сопротивления. А кем стали его вечно нетрезвые дружки?

Задавать глупые вопросы было бессмысленно. Правды Марк все равно не скажет, а девчонки могут услышать и передать Карену. И не факт, что их сплетни не перевернут с ног на голову реальный смысл наших вопросов и ответов.

Ненавязчивая поддержка подействовала настолько хорошо, что я даже задремала. Усталость дала о себе знать. Ночной переход был долгим, а день выдался насыщенным. Очнулась от того, что ладонь, лежащая на моем плече, сжалась сильнее, то ли желая разбудить, то ли предупредить.

Где-то вдали едва слышно громыхало. Свет на площадке перед нашими палатками, который пробивался в щель полога, несколько раз моргнул. И тут же неподалеку от лагеря раздались возбужденные голоса. Явственно ощущалось нарастающее напряжение, оно словно разлилось в воздухе вместе с топотом, щелчками оружия, резкими отрывистыми командами и все явственней звучавшими выстрелами.