Александр Афанасьев - Друзья и враги
Доклад был подготовлен в большой спешке, потому что хватало дел и без подготовки доклада. Поэтому он был несколько сумбурным. Но он был интересным. Более чем. Пожалуй, впервые за всю свою жизнь я начал кое-что понимать…
Вопрос замирения заключается не в том, чтобы физически уничтожать террористов: нас слишком мало, у нас слишком мало времени, а у них времени более чем достаточно. Терроризм может воспроизводить сам себя до бесконечности, если мы не подрубим его под корень. Не устраним причину. А сделать это не так-то просто.
Когда Николай назначал меня сюда, я опрометчиво полагал, что корень всего беспредела, что творится здесь, – в разнузданном произволе и насилии, которые творились здесь и властями предержащими. От этого я дал моему другу весьма самонадеянные обещания по срокам замирения края: мне виделось, что стоило только ликвидировать террористических лидеров, навести порядок в системе власти, расставить на местах честных людей, показать простому народу, что мы заботимся о нем, дать ему какую-никакую работу – и все прекратится. Теперь, к стыду своему, я видел, что обещания мои практически невыполнимы. Проблема глубже. И серьезнее.
Проблема эта началась в то время, когда во всей Персии построили водоопреснительные станции в таком количестве, что это позволяло получать не только питьевую, но и поливную воду. Для этого проекта русскими инженерами были построены атомные станции и заводы по производству бетона. Энергия для опреснения воды и бетонные, построенные навечно водоводы. Казалось бы – все, что нужно для нормального развития сельского хозяйства в этой очень теплой стране. Ан нет…
Система была скопирована с поливного земледелия на нашем Юге и на замиренном Востоке – но была одна большая разница. Когда свою систему делали мы, Его Величество настоял на том, что эта система должна предназначаться для всех, а не для избранных. И если даже не для всех – то, по крайней мере, для большинства. Призраки крестьянской Вандеи двадцатых, когда в предел нищую деревню Центральной России замиряли пулями и нагайками, потом чуть ли не насильно переселяли людей на Восток и в Сибирь, чрезвычайными займами, как могли, ликвидировали общину и чересполосицу, все еще помнились в России, витали над ней. Никто не забывал самого главного – тогда русские убивали других русских, и никто не хотел повторения. Поэтому при постройке системы орошения каждому крестьянину дали возможность самостоятельно, даже своим трудом, без найма, построить водоотвод к себе на поле, и даже дали кредиты через Земельный банк, чтобы можно было перейти на нормальное поливное земледелие, дающее по три-четыре урожая в год. Это позволило за счет технических инноваций быстро сформировать довольного многочисленный класс крепко стоящих на земле собственников, которые с одного гектара получали прибыли раза в три больше, чем в Центральной России – и вот им-то никакая революция, никакой исламский террор не был нужен, это были самые верные сторонники монархии и лично Его Величества. При любых беспорядках, при любом мятеже они теряли все, что у них было – в том числе и самостоятельно построенное. Самостоятельная стройка в этом раскладе тоже была очень важна – для русского, да и для араба не меньше – особое значение играет труд. Построенное собственными силами ценится намного больше, чем купленное или построенное наемным трудом. Конечно, были и проигравшие в этой игре – примерно половина от общего количества, но оставшейся половины было достаточно для стабилизации ситуации, а промышленность в городах сумела принять и как-то переварить вторую половину. Может быть, эта политэкономия покажется нудной, но знать это необходимо для правильного понимания персидских событий и корней упорного сопротивления, с которым мы столкнулись.
А вот шахиншах сделал все по-другому. Вряд ли он сделал это по своему злому умыслу, скорее просто не понимал. Или – находился под давлением, так будет вернее. Чем дольше я «правил» в Тегеране – тем больше понимал, насколько сложной была система управления этой страной при шахиншахе и насколько сложные взаимоотношения и взаимозависимости пронизывали верхушку. Сам шахиншах, несмотря на то что имел право убить кого угодно, не мог идти против системы, он был как в паутине.
Итак, Персия. В ней были равные стартовые условия с нами. Мы помогли построить систему орошения, технически не менее совершенную, чем наша, мы даже сумели подвинуть пустыню и окультурить соляные земли до такого уровня, что на них можно было выращивать виноград. Были у шахиншаха и средства, позволяющие ему оплатить проект, – средства от добычи нефти и газа, все-таки мы закупали богатства Персии по нормальной цене и взамен делали для Персии более чем достаточно. Одно количество промышленных объектов, поданное мне отдельным списком в самом начале как требующее восстановления, чего стоит.
Но шахиншах по-другому разложил бремя оплаты за новую систему. Он даже не попытался создать хоть какой-то обширный класс собственников, поддерживающих его. Землей владели муллы и феодалы, в последнее время феодалами становились многие армейские генералы и полковники, новые земли раздавались им – шахиншах таким образом приобретал поддержку в армии. Вода из новых оросительных систем была платной, что противоречило канонам ислама, но проблема была не в этом, проблема была в том, что нечем было заплатить. Все системы орошения строились строительными компаниями, принадлежащими казне и лично Его Светлости, самостоятельно строить ничего было нельзя, а плата за воду была такой, что бедняк-испольщик не мог себе ее позволить. Крупные землевладельцы оплачивали водоводы и богатели буквально на глазах, ведь они могли теперь, как и мы, снимать по три-четыре урожая в год. Были у них и удобрения. Мелкие собственники разорялись, не в силах выдержать конкуренции, ведь они работали по чудовищно трудозатратной технологии, без воды для орошения, а урожай был таким, что его не хватало и им самим, не то что на продажу. Постепенно они разорялись, не в силах платить подати, и их земли тоже переходили в состав земель землевладельцев. Начались проблемы краж воды – за это могли запороть кнутом до смерти прямо на месте. Новые технологии требовали куда меньших трудозатрат – и связь землевладельцев с испольщиками, в которой обе стороны зависели друг от друга, оказалась разорванной. Если раньше землевладелец был вынужден платить испольщикам, чтобы они не умерли от голода с семьями (иначе он просто лишится рабочих рук и дохода), то теперь ему было наплевать. Теперь вместо пяти человек землевладелец мог нанять одного – и куда деваться оставшимся четверым? Получается – в город. В городе нельзя сказать, что не было работы, в том числе и для человека с низкой квалификацией – страна интенсивно строилась, рабочие руки были нужны. Но жалованье для низкоквалифицированных рабочих было низким, а ведь рожали здесь «сколько Аллах пошлет», это не Россия и даже не Восточные территории, где в последнее время рождаемость тоже снизилась. В городах концентрировалась огромная масса полунищих, озлобленных людей, не видевших перспективы в жизни – они видели сверкающие небоскребы, построенные их руками, но знали, что им никогда не позволят войти туда. Нельзя сказать, что шахиншах не решал эту проблему – решал, во всех крупных городах были огромные районы многоэтажных домов-скворечников, где квартиру мог позволить себе даже низкоквалифицированный рабочий. Но это ведь были люди, живущие в городе в первом поколении, им ничего не стоило выбросить мусор из окна или в шахту лифта, некоторые даже держали в этих квартирках живность. Дома превращались в трущобы, населенные в том числе и криминальным элементом. И эти люди помнили о том, что произошло с ними и с их родителями, о том, как они лишились земли – пусть они пролили на нее море пота с весьма скудным результатом, пусть они и жили в городе в чем-то лучше, но они это помнили. Вот почему слова проповедников из исламских комитетов о том, что Аллах не велит брать плату за воду, нашли опасный отклик именно в городах, хотя вода там текла из крана.
Стабилизировалась эта система, как вы уже догадались, страхом и насилием. Насилием почти непрекращающимся. Шахиншах был символом власти, солнцем на небе, потому-то он и носил титул Светлейший. Кровь, которую проливали его паладины часто и бессудно, держала народ в покорности. Убивали и тех, кто злоумышлял, и тех, кто только мог злоумышлять, достаточно было одного неосторожно сказанного слова или неуместной шутки. Насилие это, насилие за слова, которое казалось мне диким, – на самом деле с точки зрения поддержания государственности было оправданным, даже мимолетное отсутствие покорности и поддержки режима жестоко каралось, пока оно не переросло во что-то большее. Шахиншах наносил удары и по армии, и по жандармерии, и по службе безопасности – никто не мог чувствовать себя в безопасности в этой стране. Но как только шахиншаха публично убили на площади – власть рухнула, как карточный домик, власть уже не могла творить насилие по причине ее дезорганизации и деморализации, и поднявшаяся волна народного гнева смела власть подчистую.
