Руслан Галеев - Черепаховый суп
Весь проход зарос цепким низкорослым кустарником. Мы, тихо матерясь сквозь зубы, старались следить, куда ставим ноги, но все равно то и дело спотыкались. Иногда Сабж останавливался, закрывал глаза и начинал крутить головой из стороны в сторону. Потом вел нас дальше. Узкая тропа, зажатая с двух сторон кустарником, остатками каменных оград и изредка стенами зданий, была битком набита тенями и гулкой тишиной. И хотя асфальт, некогда здесь лежавший, теперь был практически полностью покрыт травой, скрадывающей любые звуки, нам казалось, что каждый наш шаг отдается громким эхом. Мы с Буги напряженно всматривались в густой сумрак впереди, ожидая в любую минуту, что Проводник даст сигнал об опасности. Мои ладони вспотели на цевье дробовика, постоянное ощущение чужого взгляда заставляло шевелиться волоски на коже. Этот путь все больше действовал нам на нервы. Он казался бесконечным, хотя вряд ли мы шли больше получаса. Наконец, Буги не выдержала. Она вдруг остановилась и разразилась громкой бранью, требуя вывести нас из этой хреновой, мать вашу, дыры, иначе она за себя не отвечает и начнет палить по всем, мать вашу, темным углам, в том числе и по собственной гребаной тени. Каплей, переполнившей сосуд ее терпения, стало то, что она едва не вляпалась в дерьмо кого-то из нынешних обитателей города. В конце концов, она ведь женщина. Но Сабж именно в этот момент свалил в очередной транс и, думаю, просто не услышал истеричного вопля Буги. Впрочем, смысла в ее истерике было, если разобраться, немного – за все время путешествия между домами, зарослями и остатками заборов я не заметил ни одной внушающей доверие возможности свернуть в сторону, да и сама тропа казалась небезопасной. Сама поняв бессмысленность своего выступления, Буги еще раз выругалась, сплюнула под ноги и снова двинулась за Сабжем. Да уж, лучше всего приводит в чувство ощущение, что ты сам себя выставил дураком. «Мне бы ее самообладание, черт побери!» – подумал я о Буги. Ведь если бы не психанула она, это сделал бы я, и так легко в себя вряд ли пришел бы. Теперь же мне стало ясно, что психовать нет смысла. Оставалось тупо шагать за Проводником, надеясь на его чутье.
А город тем временем оживал, наполняясь звуками, отнюдь не ублажающими слух. Становилось прохладно.
– Эй, Сабж! – окликнул я Проводника, предварительно убедившись, что тот не в трансе. – Парень, мне не хочется ночевать далеко от Нулевой, особенно в городе.
– Мы заночуем в более безопасном месте, чем все Нулевые, – не оглядываясь, ответил он, – осталось совсем немного. И стоит поторопиться. Там, где мы вошли на тропу, торчит пепельный шепотун и обнюхивает наши следы. Правда, пока он не подал сигнала стае.
Я почувствовал, как по моей спине побежали холодные мурашки. Шепотун – это маленький грызун, не больше обыкновенной крысы. Сам по себе он не слишком опасен, но способен молниеносно мимикрировать, так что объект его охоты редко успевает понять, чьей именно жертвой стал. К тому же этих невероятно шустрых тварей нелегко уложить, даже если успеешь заметить. Они могут передвигаться почти со скоростью пули. Кроме того, пепельные шепотуны охотятся стаями по десять–пятнадцать особей.
Поскольку я замыкал наш отряд, то теперь шел, постоянно оглядываясь. Конечно, Сабж предупредит меня, если опасность станет более или менее реальной. Но люди не всегда прислушиваются к голосу разума. (Только не спешите записывать это качество в общий список людских недостатков – как и многое другое в человеке, оно парадоксально – и в зависимости от ситуации может как навредить, так и принести пользу.)
Наконец заросли слева от тропы в очередной раз уступили место стене какого-то дома. Сабж замер, потом повернулся к нам и улыбнулся:
– Мы пришли.
Я осмотрел стену, но ничего особенного не увидел. Буги, по всей видимости, тоже.
– Какого хрена ты нас сюда приволок? – сквозь зубы, еле сдерживаясь, спросила она Сабжа.
– Сейчас сами все увидите.
– Твою мать, парень, ты что, рехнулся? Забыл, где мы сейчас находимся? А если бы сюда сунулся какой-нибудь ублюдок? Мы же тут как в бутылочном горлышке!
– Да ладно вам, – отмахнулся Сабж. – Кустарник непроходим, это мне уже пришлось однажды проверить. Впереди на тропе проход загораживает сонный скальпель. Так что остается только тот путь, которым мы пришли, но возвращаться, кстати, не будем. Если бы за нами поперлось что-то реально серьезное, я бы закрыл дорогу небольшим пожаром, и вы бы справились. К тому же...
– Сабж, сука, – свирепея в свою очередь, зарычал я, – почему ты только сейчас сказал нам про сонный скальпель и этот хренов кустарник?
– Ну... – Проводник растерянно пожал плечами. – Думал, что раз я иду спокойно, то и вам вроде как бояться нечего. Разве не так?
– Да пошел ты! – только и оставалось ответить мне. – Рассказывай, на хрена ты нас сюда притащил?
– Говорю же, – усмехнулся Сабж, вовсе не обидевшись, – сейчас все сами увидите. Девочки, оно того стоит.
В сгустившихся до синевы сумерках узкий коридор между зарослями кустарника и стеной дома казался еще уже. Мне на мгновение показалось, что я уловил боковым зрением какое-то движение справа, но, посмотрев туда, я ничего, кроме густой листвы, не увидел. Однако стоило мне отвернуться, как ощущение возникло снова.
– Сабж, я, кажется, что-то вижу.
– Да, – оборачиваясь ответил Сабж, – это макаби, насекомые. Но они еще не совсем проснулись, так что пока все идет нормально.
Я хотел было ответить, что не вижу в этом ничего нормального, но лицо Проводника вдруг резко выступило в темноте, наливаясь жутким голубым светом. Таким же, как тогда, когда он лечил меня от заразы, которую я подхватил с когтей серого ублюдка.
– Вы готовы к чуду, дети мои? – странным, едва узнаваемым голосом спросил Сабж.
– Если оно будет выглядеть так же хреново, как ты сейчас, то нет, – буркнула Буги.
Сабж неестественно громко расхохотался. И его смех понравился мне еще меньше, чем шевеление в кустах.
– Это уже не имеет значения, – сказал он, отсмеявшись, и положил руки на стену: – Сим-сим, откройся!
Часть стены, о которую он упирался, медленно, с тихим шорохом падающего песка распалась в пыль.
– Вуаля, – устало произнес Сабж, оборачиваясь. Его лицо больше не светилось. – Добро пожаловать в чудо.
Он первым нырнул в брешь, нарушая все правила сталкеров: в норы, в пещеры, в дома, в такие вот бреши в стенах первым обязан входить боец. Но мы с Буги были настолько ошарашены увиденным, что после того, как Сабж скрылся внутри, еще стояли на улице доли секунды (которых в Эпицентре вполне хватило бы, чтобы превратить человека в бесформенный кусок мяса).
– Ты когда-нибудь такое видела? – спросил я.
– Я о таком даже не слышала, – ответила Буги и нырнула в дыру.
Я тут же почувствовал, что остался один. Это ощущение ни с чем не перепутать, разве что с чисто теоретическим представлением о том, что существует вполне определенная, физическая грань между жизнью и смертью. Так вот, я в тот момент стоял как раз на ее условном пунктире. Один в Эпицентре, по крайней мере, один человек – не жилец. Поэтому я поспешно нырнул вслед за Буги.
И тут же оказался в полной, непроницаемой темноте.
42. Меня не научили времени
Темнота пахла сыростью и затхлостью, но опасной не казалась. Это было странно, потому что постоянное ощущение опасности естественно для Эпицентра. А чувствовать себя в безопасности – необходимо. Так вот тут, в темноте, мне было спокойно. Смущала только почти незаметная, как след от вчерашней занозы, свежесть, идущая от открытого пролома в стене за спиной.
– Я ни хрена не вижу, – сказала где-то справа от меня Буги.
– Я н’рена н’ижу, – повторил над моим левым плечом незнакомый голос, шелестящий, как сыплющийся песок.
Несколько следующих мгновений я не запомнил – мое тело подчинилось набору рефлексов, вдолбленных Эпицентром в подкорку мозга. Помню только, что чувствительно ударился плечом, падая навзничь и спуская курок в сторону голоса, и вторящие мне вспышки справа – оттуда, где должна была находиться Буги. И еще как в какой-то момент истошный крик Сабжа, прорвав оболочку рефлексивного отупения, заставил меня опустить дробовик. В котором, впрочем, уже не было зарядов.
– Друг друга перестреляете, идиоты! – крикнул Сабж уже в полной тишине: Буги тоже больше не стреляла.
Мы оба не шевелились и только, затаив дыхание, водили глазами по сторонам, не в силах удержать взгляд на чем-то конкретном. Потому что тьма исчезла, словно вспоротая нашей пальбой. И явила то, что скрывала.
– Безумные Шляпники, – прохрипела Буги, когда в гулкой тишине перестали гулять пересыпанные песком звуки, пытавшиеся передразнить глухие шлепки наших дробовиков и вопли Сабжа.
– Изумие Япх’Ки – равнодушно пересыпался песок.
Безумные Шляпники. Я не раз слышал, что сталкеры случайно натыкались на эти странные гигантские грибницы, и всегда считал такие истории образчиками профессионального фольклора – потому что ни разу не слышал их от очевидца, а Проводники реагировали на них, посмеиваясь и пожимая плечами.
