Михаил Ахманов - Дальше самых далеких звезд
– Шамбала под их властью? – спросил Калеб.
– Была. Была, Охотник, но столетие назад…
– Сто четыре года, – откликнулся тонкий голосок.
– Верно, сто четыре года, – подтвердил капитан, запустив пальцы в бороду. – Я находился в полете, когда вспыхнул мятеж. Кровавый и жестокий, судя по записям, которые мне удалось просмотреть. Иерарх, правивший на планете, бросил в бой наемников, но их истребили, и восставшие принялись жечь монастыри. – Он помолчал, нахмурившись и что-то вспоминая. – Их… нас… можно понять – жизнь под рукой святош была нелегкой. Им мстили с ожесточением, взрывали башни, рушили храмы и убивали монахов, не отличая правого от виноватого… Иерарх вроде бы перепугался и решил вступить в переговоры. К вождям мятежников – их было шестеро, этих вождей – отправили послов. Послы приехали и уехали, а вожди тотчас сцепились друг с другом… – Ковальский снова смолк, затем добавил: – Понимаешь, Охотник, вчера царили у них любовь и согласие, а сегодня брат пошел на брата как на злейшего врага… О Монастырях забыли, началось побоище, гражданская война. Резали всех, женщин, детей, стариков… А я был на другом краю Вселенной!
Калеб шевельнулся в кресле.
– Эти люди… шестеро предводителей… с ними что-то сделали?
– Наверняка. Вмешались местный Третейский суд и Звездный Патруль, прислали корабли с десантом, спасли, кого успели… Запись переговоров была изъята и тщательно изучена. Все посланцы иерарха – священники с Шамбалы, все, кроме одного… Этот прятался за спинами других послов, но пару раз попал под объективы… Как думаешь, кто он такой?
Вопрос в ответе не нуждался. Калеб молча наполнил рюмки, и они выпили. Коньяк был отменный, но теперь слегка горчил. Или так казалось?..
– Сам он не убивал, – произнес капитан, – конечно, не убивал, но был первопричиной кровавого хаоса. Провокатор! И сила его не от Святых Бозонов, а от дьявола.
Калеб кивнул.
– Да, это верно. Скажите, капитан, как погибла ваша семья? Кто убийцы?
– Они давно мертвы, Охотник, – люди на Шамбале небогаты, и в те времена реверсия практиковалась лишь в Монастырях. Вернувшись, я не смог найти убийц, я даже не знаю, как это случилось. В нашем доме?.. Или жена с детьми куда-то бежали?.. Встретили недобрых людей или погибли при взрыве, газовой атаке, бомбардировке либо от жесткого излучения?.. Случайные жертвы… Мозг Людвига… частица мозга… не сохранила таких воспоминаний. Но лицо того адепта он помнит – по записям, которые я ввел.
– Помню, – снова раздался голос Людвига. – Но я не уверен, что нужно мстить. Прошло много времени. Люди меняются.
Лицо капитана пошло красными пятнами.
– Не тебе решать! – рявкнул он. – Ты… ты… ты только его тень! Тень Людвига, Марты и девочек! Ты…
Вытянув руку, Калеб стиснул запястье Ковальского.
– Спокойно, капитан. Я выполню контракт. Только вы можете его отменить. Священник умрет. Где и когда?
– Не здесь и не на Борге. – Капитан сделал паузу, потом наклонился к Калебу и тихо промолвил: – Ты, наверное, думаешь, что я могу зайти в отсек гибернации и пустить в один из саркофагов жидкий кислород… Хорошая выйдет статуя! Можно отбить ей голову или руки, можно вышвырнуть за борт… Но это исключено. Я обязан доставить всех вас на Авалон, и желательно целыми. Долг есть долг.
– Понимаю. Долг нужно исполнять. Это контракт между человеком и его совестью, – сказал Калеб. – Значит, монах умрет на Авалоне. Если желаешь, прямо на Второй луне.
Он ушел, и теперь в оранжерее слышались только шелест листвы и тихий звон, когда горлышко бутыли касалось рюмки. Капитан пил в одиночестве. Пил, пока не раздался тонкий мальчишеский голос:
– Ты меня обидел. Ты накричал на меня… За что?
– Ну, прости, прости…
– Ты сказал, что я лишь тень, но разве это верно? Я все, что тебя окружает! Пусть не совсем человек… Но я твой дом, твой мир, твоя крепость и твоя семья!
– Все, что от нее осталось, – со вздохом сказал капитан. – Я мог бы вернуть свою семью, хотя бы ее часть… мог бы клонировать Людвига, как мне предлагали… Конечно, это был бы не прежний Людвиг, однако мой сын, мой и Марты… Знаешь, почему я этого не сделал?
– Знаю. Сначала ты хочешь отомстить. За жену, за дочерей, за сына… может быть, за всех погибших на Шамбале… Я не только твой дом, я – память…
– Вот и оставайся памятью. Я сделаю то, что хочу и должен сделать. Я загляну в лицо монаха, когда Охотник его прижмет… загляну и спрошу, понимает ли он, что служит дьяволу. Потом услышу, как хрустит его шея, и, может быть, успокоюсь.
Недрогнувшей рукой капитан наполнил рюмку и выпил.
* * *Прыжок, прыжок, прыжок… Все дальше и дальше, по маршруту, проложенному первым кораблем, пересекшим тьму гигантского провала. Датчики «Людвига Клейна», его антенны и локаторы не улавливали ничего, подтверждая, что пустота этой пропасти идеальна: ни квантов излучения, ни намека на атомы или следы их распада. В пространствах между галактиками было иначе, они казались пустотой человеку, но не чутким приборам корабля. Фотоны, радиоволны, рентген и гамма-лучи, атомарный водород, нейтрино, элементарные частицы – там нашлось бы все, хотя и в ничтожных количествах. В этом провале «Людвиг Клейн» не мог уловить даже полей тяготения. Возможно, они существовали и здесь, но за порогом, доступным датчикам гравитации – ведь приборы не всесильны.
Прыжок, прыжок, прыжок, и после каждого – анализ среды, в которую попал корабль. Из общих соображений вытекало, что зов другой Вселенной будет услышан много раньше, чем экипаж увидит свет первой ее звезды. Слабые гравитационные поля, стремительные кванты, рост концентрации микрочастиц – все это предшествует галактикам и светилам, подсказывая путникам, что цель близка. Пусть даже не близка, но, во всяком случае, существует.
Пока – ничего…
Калеб стоял у лифтов, в переходе между палубами. Несколько часов после прыжка, когда корабль задерживался в реальном пространстве или в том, что его заменяло, он мог спуститься в трюм, бегать и бродить среди машин и контейнеров, беседовать с Людвигом, забраться в авиетку и представить, будто мчится над поверхностью неведомой планеты. Какое-никакое, а все же развлечение… Остальной их набор был скуден: записи из корабельной фильмотеки, купание в бассейне, цветные сны, еда и встречи с капитаном. Последние неизменно завершались дегустацией капитанских запасов, и это начало раздражать Калеба; он уже думал, что привилегия, дарованная ему контрактом, становится утомительной.
Шорох… Звук долетел не из оранжереи и не походил на шелест листвы. Нечто совсем другое – казалось, волочат или толкают изрядную тяжесть. Теперь скрип и тихое постукивание… определенно на палубе «А», где лабораторные отсеки… Калеб насторожился. В звуках не было ничего угрожающего, но сработал инстинкт Охотника: он помнил все шумы на борту корабля, а этот был новым и потому опасным.
Лязг! Не так чтобы очень сильный, однако… Снова скрип.
Прислушиваясь, Калеб склонил голову к плечу.
– Людвиг! Что он там творит?
– Загляни в первую лабораторию. Любопытное зрелище.
Калеб направился к широкому дверному проему. Створки перед ним ушли в стены, открыв взгляду отсек, загроможденный оборудованием; малые, большие и огромные приборы соединялись кабелями, трубами и лентами транспортеров, тут и там торчали стволы инжекторов, массивные полупрозрачные цилиндры для жидких и газообразных образцов, батареи колб и колбочек с реактивами и лес манипуляторов, одни похожие на клешни, другие – на многопалые руки. То была такая же сложная система, как биоанализатор во второй лаборатории, но для чего она предназначалась, Калеб не знал. Все эти установки будут работать, когда экспедиция приземлится на Борге, и множество зондов доставят на борт образцы грунта, воздуха, воды и биологических тканей. Для их рутинного анализа человек не нужен – более того, чтобы избежать заражения корабля, отсеки будут герметизированы и опечатаны.
Но таким раздумьям Калеб не предавался, а глядел в немом изумлении на доктора Десмонда. Тот, пыхтя и отдуваясь, тащил к дальней стене что-то огромное, стальной куб выше человеческого роста, с десятками патрубков и соединительных гнезд; за ним волочились по полу кабели, жгуты разноцветных проводов и гибкие шланги. Агрегат наверняка весил больше тонны, но довольно резво продвигался в нужную позицию. Ксенобиолог, наполовину обнаженный, с завязанными вокруг пояса рукавами комбинезона, отнюдь не вспотел, лишь бычья шея слегка покраснела. На его руках и плечах вздувались бугры мышц, спина выглядела округлой и абсолютно гладкой – ни выступающих лопаток, ни намека на позвоночник.
– Бозон в помощь, – промолвил Калеб. – Что бы тебе, сьон доктор, роботов не позвать? Вижу, приборчик у тебя тяжеленный.
