Олег Бондарев - Кремль 2222. Строгино
– Он, да.
Захар выглядел разбитым. Казалось, последний рейд выжал из него все соки. По крайней мере, Игорь еще никогда не видел своего названого брата таким потерянным. Юнак чувствовал, что должен сказать что-то, как-то приободрить Захара… но не знал, как, и потому лишь молчал, дабы все не ухудшить еще больше.
– Просто… ты пойми, Игорь… Там, снаружи, на расхлябанность времени нет. Там чуть расслабился, и все, покойник ты.
– То есть Иван, что… расслабился?
– Что? Нет, Ивану-то просто… очень не повезло. В том-то и смысл, Игорь – смерть и без того ходит рядом, смерть случается с лучшими, с самыми ответственными и собранными… но тех, кто слишком расслаблен, она забирает куда чаще, поверь. Едва ты за стенами оказался, надо тут же превратиться в… сжатую пружину. Надо быть готовым ко всему, и тогда у тебя, возможно, будет шанс вернуться домой.
– У меня? – переспросил юнак. – Ты это сейчас именно про меня?
– О, да нет, конечно же, не про тебя только, а вообще про всех. Я сам каждый раз, как оказываюсь дома, благодарю Бога за то, что до сих пор жив. Каждый раз. Те, кто в рейды ходят, Игорь, они все достойные, все – сильные, ловкие. Кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше, но все. И тем не менее гибнем мы – постоянно. Поэтому – осторожней. Не будь самонадеян и всегда готовься к худшему.
Он похлопал Игоря по плечу и устремился прочь. Захар никогда не говорил напрямик, что переживает за младшего. Никогда не снисходил до фраз в духе: «Ты мне дорог», считая, что болтать о таком – удел баб, а не воинов. Даже мастеровые и пахари подобного себе не позволяли, куда там разведчикам?
«За мужчину должны говорить его поступки», – любил повторять Захар.
И его поступки действительно говорили – начиная с того самого дня, когда они вдвоем с Игорем оказались за крепостной стеной, и до дня нынешнего побратим всегда был рядом, готовый грудью встать на защиту младшего.
– Захар, – позвал дружинника юнак.
Тот обернулся и вопросительно посмотрел на названого брата.
– Спорим, не поборешь? – предложил Игорь, отбрасывая в сторону тренировочный меч и принимая стойку для рукопашной.
– Нарываешься, малолетка? – проворчал Захар, но юнак увидел, как в линии губ побратима невольно проступает улыбка, и понял, что все делает правильно.
Для чего еще нужен побратим, как не для поддержки? И речь не только о взаимовыручке на поле брани. Речь и о моральной поддержке тоже, которая подчас даже важней боевой.
– А если и так, то что? – дерзко ответил Игорь.
– Ну, держись, малолетка… – шутливо прорычал Захар и бросился на побратима…
* * *– Эй, паренек?
Игорь вздрогнул и, удивленно хлопая глазами, воззрился на Громобоя.
– О чем задумался-то? – спросил нейромант.
– Да так… о товарище, который у этой мрази на складе сидит, – нехотя признался дружинник.
– Вы с ним близки были, как я погляжу? – заметил бородач.
Он только что закончил привязывать Вадима к спине «Рекса» и теперь утирал со лба испарину грязной промасленной тряпицей, какую нашел в одном из карманов своего видавшего виды плаща.
– По правде говоря, мы с ним побратимы, – сознался Игорь. – Мне шесть было, когда Захар – это мой названый брат – спас меня от паука-мясоеда. С тех пор я его должник. Ты ж этих мясоедов видел?
– Ну пауков я тут, в Зоне, повидал немало, конечно, – хмыкнул Громобой. – Но что вы их мясоедами кличете, не знал, не знал…
– А как их иначе зовут?
– Да никак. Пауки и пауки, только большие. А что мясом питаются, это немудрено – при таких-то лапах да челюстях. Паук же мелкий, он тоже – хищник. Мух ест. А я вон знаешь какого паука видал? Огромный такой, прям между домами сети растягивал… и рукокрылов этой сетью ловил.
– Рукокрылов? – переспросил Игорь и, закатив глаза, припомнил:
– Это, значит, арахно был.
– Да мне, веришь ли, паренек, до одного места, как его звать-величать, – усмехнулся Громобой, пряча тряпку обратно в карман. – Главное, чтоб на меня не облизывался. А остальное – плевать.
– Да не скажи, – возразил дружинник. – Как говорит отец Филарет, кто предупрежден, тот вооружен. То есть видишь тварь и уже знаешь, что от нее ждать.
– Ну, может, ты и прав, паренек, – нехотя согласился нейромант. – Хотя я вот выживал безо всякой учебы…
– Да у тебя-то вон какая защита! – хмыкнул Игорь, мотнув головой в сторону «Рекса», который памятником стоял в сторонке.
– Да ну, эта ж защита не всегда со мной была, – отмахнулся Громобой. – Защита хорошая, мощная, но недавно она у меня, да. А до того и без нее справлялся как-то.
– А как справлялся? Секрет? – спросил Игорь.
– Ну не то, чтобы секрет… но вспоминать, честно говоря, не очень хочется. Давай отправляться, пока за твоим побратимом ублюдки с Арены не прибыли.
Дружинник кивнул. То, что Громобой не хотел рассказывать о прошлом, его нисколько не насторожило. Вряд ли там, в былом, нейромант был лучшим другом нео, а потом в них разочаровался и, словно стыдясь давней связи, решил всех истребить. Скорей, имела место какая-то трагедия, связанная с проклятыми мутами. Игорь до сих пор не знал, откуда Громобой вообще взялся в московской Зоне, и потому мог только догадываться, за что нейромант так люто возненавидел дикарей и всех, кто с ними связан.
– Автоматом ты тоже пользоваться не обучен? – уточнил нейромант, глядя на болтающееся за спиной дружинника оружие. Разведчик подобрал его там же, в разрушенном доме, и забрал себе – как и несколько рожков с патронами, которые предусмотрительно рассовал по карманам. Громобой остался при своих пистолетах, сославшись на привычку. «От добра добра не ищут», как он выразился. Впрочем, дружинник и не настаивал.
– Отчего ж не обучен? – немного обиженно фыркнул Игорь. – И разбирали, и собирали…
– Только не стреляли, – докончил за него Громобой и довольно хохотнул. – Ну, паренек!..
Они неспешно побрели прочь от полуразрушенного дома Вадима и безжизненного «Спайдера», которого теперь, вероятно, не смогли бы отремонтировать все существующие на свете «сервы»: мало, что «корды» охраны неслабо потрепали броню и внутренности, так еще «Рекс» с разрешения Громобоя еще раз вдоволь потоптался по более крупному сородичу. Правда, прежде нейромант извлек из металлического хлама несколько уцелевших деталей и спрятал их в грузовой отсек, который находился под брюхом питомца. Туда, как объяснил бородач, в прежние, довоенные времена складывали канистры с топливом и запчасти, чтобы «сервы» шустро могли заменить износившийся элемент на новый.
– Гляди-ка, помалкивает, – заметил Игорь, мотнув головой в сторону привязанного к загривку «Рекса» маркитанту.
– А о чем ему с нами говорить? – пожал плечами Громобой. – Молить о пощаде? Так не пощадим, пока свое не получим. А со своим расставаться эти торгаши ох как не любят… Конечно, все не любят, – тут же оговорился он. – Но эти дельцы – особенно. Уж больно они жадные. Только одно для них дороже – собственная жизнь. А если поставят их перед выбором – близкие или товар, выберут товар, не засомневаются даже! Друзьями, братьями, матерью родной пожертвуют, и глазом не моргнув, уж мне-то поверь, паренек!
– Кажется, маркитантов ты не любишь так же сильно, как нео, – заметил Игорь.
– Даже, наверное, сильней, – признался Громобой. – Нео я ненавижу, как вид, но их такими хотя бы природа сделала – чтоб они жрали все, что шевелится. А вот маркитанты – это такие же люди, как ты и я, но сами решившие, что готовы на все ради наживы. И естеством эту их жадность ты никак не оправдаешь. Вот потому они все – предатели и мрази. Так-то.
Тут дружинник был со спутником согласен от и до, а потому ничего добавлять не стал – только кивнул и отвернулся. Пора было забыть о праздных разговорах и, как завещал брат Захар, превратиться в сжатую пружину. Опасность в московской Зоне могла поджидать на каждом углу – из-за ближайшего поворота с равным успехом вполне могли появиться нео, био или те же пауки, называть которых как-то иначе, по мнению Громобоя, абсолютно бессмысленно.
Они обогнули многоэтажный дом с зияющими провалами окон, за которым полуразрушенная «крепость» Вадима пряталась от посторонних глаз, и оказались на проезде Неманского. Разведчик испытывал невольный трепет перед столь широкими улицами: стоило ему оказаться на такой, и в голову начинали лезть самые разные, но сплошь неприятные мысли. Захар всегда говорил, что это нормальная реакция мозга на происходящее в Москве сумасшествие. Обилие столичных мутантов приучило к тому, что опасность может обрушиться на путников отовсюду – сверху, сбоку, с любой стороны. Рукокрылы властвовали в небе, под землей была вотчина руколазов, которые, как поговаривали, иногда ненадолго выбирались на поверхность, дабы отловить дичь себе на прокорм. Ну а тварей, которые обитают в самых обычных развалинах, по пальцам обеих рук было не сосчитать. Кроме уже помянутых разумных рас, в современной Москве хватало мутировавших «зверушек», вроде тех же крысособак, которые трусливы только поодиночке, а вот крупной стаей вполне могут напасть даже на целый отряд…
