Владислав Выставной - Злой
Первым этапом каждого эксперимента было создание «образца» — человеческой особи, максимально приближенной по физиологическим характеристикам к настоящему бесу. Конечно же это была всего лишь нежизнеспособная имитация: ведь превращение обычного человека в подлинно бессмертного — невероятно сложная и чудовищно дорогая процедура.
Здесь же все шло по ускоренному и упрощенному пути. Особь подвергалась стандартной процедуре внедрения в организм бес-комплекса, состоящего из активных псевдовирусных конструкций, внедряющих в каждую клетку искусственно сконструированную ДНК, а также роботизированной системы поддержки, состоящей из миллионов растворенных в крови наноботов.
В случае создания истинного беса личная ДНК кандидата предварительно досконально исследовалась. Суперкомпьютеры создавали на ее базе модель «совершенной» ДНК, наиболее приближенной к теоретическому идеалу. Учитывалось все невероятное количество противоречий и сложностей этой генной головоломки. При этом генная инженерия признавала: истинно идеальная ДНК невозможна — по крайней мере, на данном этапе развития науки. Это обусловлено хотя бы изначальной неидеальностью организма самого кандидата. В связи с этим бесу для полноценной жизни в течение неограниченно длительного срока требовались своеобразные «генные протезы» — то есть механизмы постоянной искусственной коррекции саморазрушающейся, накапливающей ошибки генной структуры.
Для этого и была необходима вторая составляющая комплекса — мощная, самоорганизующаяся наносистема. Миллионы, а при необходимости — и миллиарды наноботов должны ежесекундно выполнять роль «ремонтной бригады» генной структуры. Другая часть наноботов заботилась о нормальном соматическом состоянии «пациента», то есть о его физическом здоровье.
Структура всего этого комплекса подбиралась индивидуально. Даже конструкция отдельного крошечного нанобота для каждого беса создавалась под конкретный организм.
Кроме того, предполагалось, что в первоначальный период (первую сотню лет, пока не будут разработаны более совершенные системы продления жизни) бесы будут ежегодно проходить процедуру обновления генного и нанотехнологического комплексов на более совершенные.
С подопытными «образцами» все было не так.
Им вводили стандартный комплекс — единый для всех, с грубым, весьма приблизительным учетом особенностей организма.
Это вызывало воистину кошмарные последствия. В течение нескольких дней комплекс псевдовирусов «запихивал» чужеродный генный материал в клетки испытуемых, вызывая невероятно быстрые изменения в организме. Несчастного будто взрывали изнутри — ткани начинали перерождаться, согласно новому «генеральному плану», уродуя тело и ужасающе искажая внешность. Вводимый следом нанокомплекс с трудом успевал очищать организм от продуктов распада, яростно и топорно сращивая разваливающиеся ткани.
Человек превращался в чудовище.
Но исследователям было плевать на эти эстетические мелочи. Все блекло перед основной задачей, которую следовало воплотить в жизнь до окончательной гибели образца.
С роботизированной штанги к экземпляру спускали сотни шевелящихся как щупальца проводов, присасывающихся датчиками к нужным точкам изуродованного тела. Специалисты запускали аппаратуру, и электроника приступала к анализу полученных данных. Начиналось «агрессивное физиологическое воздействие». Звучало вполне наукообразно.
По сути же это были самые обыкновенные пытки, достойные Священной инквизиции.
И перед глазами кровавыми разводами проплывали невероятные картины.
…Вот гибкий манипулятор медленно пилит конечность. Графики на мониторах скачут, зашкаливая за пределы болевого порога, но «образец» неподвижен и терпелив: у него отключены центры реагирования. И никому нет дела — осознает ли он то, что происходит, испытывает ли реальную боль.
Вот юркие манипуляторы методично, как опытные таксидермисты, снимают с «образца» кожу. Вот они срезают с торса мышцы — слой за слоем.
Вот с хрустом ломают кости. А вот — вынимают исходящие паром органы.
Каждую подобную пытку Ник невольно пропускал через себя. Он знал, что дойдет очередь и до него. Непременно дойдет.
И он все больше переставал быть Ником, все больше становясь Злым. Если бы у него была возможность расправиться со всеми этими «вдумчивыми учеными» — он не преминул бы ею воспользоваться.
Злость. Засевшая в душе злоба — вот что наполняло теперь все его существо.
…Конечно, все эти зверства проводились не ради тупой садистской забавы, вроде того, как юный поганец мучает несчастную кошку. Да и были это уже не простые человеческие, пусть даже обезображенные до неузнаваемости, существа.
И с неменьшим изумлением приходилось наблюдать, как «сами собой» прирастают отпиленные руки, почти на глазах нарастает содранная кожа, с отвратительными щелчками становятся на место костные обломки, занимают свое место и продолжают функционировать вырванные с корнем и деформированные под прессом органы.
Это была бешеная работа вживленных наносистем. И если такая, и даже более совершенная, была внутри у каждого беса — то трудно представить пределы их физических, а может, и интеллектуальных возможностей.
Каждое испытание доводилось до «логического предела». Этот предел определялся гибелью подопытного «образца». Собственно, условия достижения предела и были предметом исследования в этой воистину адской лаборатории.
В конце концов, здесь не ставилось задачи продления жизни несчастных. Все, что было нужно, — сбор данных о жизнеспособности обновленных клеток в течение короткого, массированного воздействия, а также проблемы форсирования рефлексов у имморталов, возможностей регенерации органов и тканей. И делалось все это прилежно, с энергией и искренним интересом.
Происходившее в этой лаборатории было какой-то сатанинской пляской смерти на обломках полузабытых впечатлений юности. Не было больше великой движущей силы науки. Была одна лишь кровавая мясная лавка. Не было чистых идей, достойных целей. Не осталось вообще ничего. Одна только бесконечная боль.
Несколько раз Грег подходил к клетке Ника и внимательно разглядывал его. Что-то не давало ему покоя, раздражало в облике «образца» по кличке Злой.
— Комплекс введен ему в полном объеме? — брюзгливо интересовался завлабораторией.
— В полной, — отзывался лаборант и совал Грегу планшетку с данными. — Вот отчет, посмотрите.
— Не надо, — кривился Грег. — Повторите процедуру!
И снова его вырубали, и снова что-то происходило, скручивая тело, заставляя разум испуганно метаться по каким-то страшным, темным пещерам…
Однажды, в очередной раз придя в себя, Злой осознал, в чем тут может быть дело.
Он не менялся. По крайней мере, внешне он оставался все тем же Ником Кейси, облик которого так раздражал Грега. Отчего-то он не превращался в человекоподобное чудище, изуродованное работой микроскопических убийц.
Это сбивало с толку и бесило Грега — ведь он не мог знать про антидот.
И, может быть. Злой все еще не был пущен в исследовательский оборот как раз по этой причине: несмотря на изуверские наклонности, Грег был ученым. И загадка Злого, очевидно, не давала ему спокойно спать.
Злой тихо посмеивался — ночами, когда в лаборатории никого не было. Его радовало это бессилие ненавистного врага. Это была его единственная отрада в этом аду.
* * *А однажды в лаборатории появилось еще одно знакомое лицо. Молодой человек, резко отличающийся от персонала всем — одеждой, походкой, манерами, — вошел и остановился посреди зала.
Не сразу удалось вспомнить, что это за человек. Но память выудила из глубинных, потаенных уголков то, что некогда знал парень по имени Ник.
Вошедшего звали Алан. И пришел он сюда посмотреть не на него, Злого, а на того Ника, которого он знал, с которым ему довелось однажды схлестнуться в схватке и которого он, видимо, одолел. Или только думает, что одолел.
При виде Алана Злой снова стал отчасти прежним Ником.
Это было странное ощущение, и в нем пока не удалось разобраться. Ведь в действительности он и не переставал быть Ником. Просто какая-то сила, очевидно, тот самый загадочный антидот, тщательно берегла личность этого парня от злобного посягательства псевдовируса и наноботов, стремящихся перемолоть его мозговые центры. Но та часть личности, которая была Злым, в нынешней обстановке чувствовала себя куда увереннее и жизнеспособнее, чем слишком уж человечный Ник.
В этом аду не было места человечности.
В тот вечер все ушли из лаборатории. Остался только Алан. Наверное, сын председателя совета директоров, а заодно шеф спецназа ВБ может позволить себе многое.
