Александр Шакилов - Мы - сталкеры. Загадки Зоны (сборник)
И не успел.
Хитин «краба» пошёл трещинами, из которых выступило нежно розовое мясо сплошь в прожилках проводов. Ещё я заметил стеклянную капсулу, в котором активно пузырилась голубоватая жидкость, и это кипение мне сразу не понравилось.
Щёлк! – капсула лопнула, жидкость потекла по «крабу», испаряясь дымкой и заставляя мясо поменять цвет на белый.
Мне оставался всего шаг до решётки, когда грузовик резко остановился – и меня отбросило назад чуть ли не к Патрику. Я услышал, как со скрежетом открылись дверцы кабины.
– Батя, ты чего?! – Вопреки запрету, сын поднялся и, звеня цепью, шагнул ко мне. – С тобой всё в порядке?
– Сиди в углу, я сказал! – Я нечасто приказываю ему, но иногда надо повысить на ребёнка голос, чтобы защитить от беды.
Я повторил свой путь сначала, и мои запястья уже были у самой решётки…
«Краб» взорвался.
Защиту забрызгало его белёсо-розовыми ошмётками и обесцвеченными голубоватой жидкостью кусками хитина. Это было сравнимо с тем, что бывает, если куриное яйцо сунуть на пару минут в микроволновку.
К счастью, никто, кроме бионоида, не пострадал.
Зато нашу будку посетили гости. И попали они сюда вместе со мной. Мелкие «крабики» – я насчитал пять штук – ползали по железному полу и, находя очередной кусок плоти родителя, начинали жадно его пожирать. Японка одарила меня наручниками на сносях. Как это по-женски.
Дверь будки распахнулась. Птичка направил на нас оружие и зачирикал, очевидно желая, чтобы мы вели себя прилично, скромно и не хамили. Заметив «крабиков», Осёл пришёл в возбуждение и, забыв о предосторожности, залез в будку. В двух шагах от меня он встал на колени и, ползая, принялся собирать только-только родившихся бионоидов. Я почувствовал, как по спине у меня что-то пробежало и замерло на плече. Это был «крабик». Шестой, изначально мной не замеченный. Повинуясь импульсу, – ну вот не хотелось мне, чтобы малыш, акушеркой которого я стал, попал в лапы к Ослу! – я незаметно снял его с себя и сунул в карман скафа. В соседнем заворочался «ёж», о котором я совсем забыл. Значит, жив ещё. Я погладил его через ткань – и стало тепло как-то на душе, приятно, будто взял в руки мурчащего котёнка. Левее в другом кармане лежал магазин с патронами – и понятно, что не оружие, что толку никакого, а всё-таки не выбрасываю. Набрал всякого добра в исходнике, теперь таскаю из сектора в сектор…
Словив всех «крабиков» – кроме того, что царапался у меня в кармане – Осёл отстегнул нас от цепи и выбрался из кабины. Птичка прочирикал длинную речь, после которой Патрик первым выпрыгнул из будки, а уж потом и я.
Грузовик оказался чуть ли не в самом центре зоны сплошных разрушений. На километры вокруг не было ни единого целого дома. Небо над руинами закручивалось спиралью свинцовых облаков, в которых сверкали молнии и громыхало. В сотне метрах от нас довольно приличную площадь огораживал высокий забор, сделанный из подручных материалов, – из ржавых тачек, которых полно в городе. Сюда их свезли-стащили, установив друг на дружку и прихватив сваркой, болтами и просто проволокой. Получилась крепкая высокая конструкция, перебраться через которую было не так-то просто. Через каждые метров двадцать над забором топорщились вышки, на которых загорали в ожидании врага вооруженные аборигены. Я бы с удовольствием рассмотрел этих существ повнимательнее, но потом. Сейчас же меня заинтересовал ряд высоких жестяных бараков за забором – много, десятка три. У всех бараков были полукруглые рифлёные крыши, они же стены. Бескаркасное арочное сооружение – так называются подобные образцы архитектуры у вояк нашего с Патриком мира. По сути они – большие консервные банки для хранения материальных ценностей, техники, боеприпасов, ГСМ и укладки штабелями военнослужащих на удобные панцирные кровати или же комфортабельные нары.
– Куда это мы попали, а, сынок?
Патрик пожал широкими плечами.
Снаружи забора, неподалёку от грузовика-вездехода, возвышалось нечто двенадцатиколёсное размером с пятиэтажку. На самом верху «пятиэтажки», куда вели две лестницы наподобие тех, что для эвакуации при пожаре, ржавели топливные цистерны. Заметил я и выносную платформу с походной кухней, пластиковыми столами и табуретами. Над всем эти хозяйством торчал длиннющий шпиль антенны. Или громоотвод. Носовую часть – там, небось, располагалась кабина размерами под стать сему транспортному средству – уничтожил взрыв, так что некогда самоходная штуковина теперь могла передвигаться разве только на буксире.
Подняв над шлемом пушку, Птичка зачирикал по-своему, но на сей раз без нервов, уважительно, и помахал свободной четырёхпалой рукой парням, засевшим на «пятиэтажке».
С крыши многоколёсного блокпоста ему прокудахтали что-то ободряющее и даже отвели от грузовика ствол гаубичного калибра и с десяток пукалок поменьше, но вряд ли безвредных для организмов людей. Значит, бойцы блокпоста определили-таки в Птичке аборигена и дали «добро» на проезд, потому как он тут же затрусил в головную часть вездехода и юркнул в кабину. Миг – и движок исполнил на бис свою надрывную песнь на повышенных оборотах, бахнуло чёрным выхлопом из труб. Грузовик свернул вправо и двинул по накатанной грунтовке, если грунтом можно назвать спрессованные обломки кирпича и бетона. Грузовик так трясло на ухабах так, что удивительно, как он ещё не развалился. Вдоль дороги тут и там темнели провалы правильной круглой формы. Шахты какие-то?..
Осёл остался охранять меня и Патрика.
Когда грузовик, обогнув забор, скрылся из виду, сверху опять закудахтали.
Патрик без особого на то повеления потопал через развалины к поселению. Меня же Осёл ткнул стволом между лопаток, вынуждая сдвинуться с места. Идти нам предстояло по тропке, виляющей меж куч строительного мусора и огороженной поручнями – трубами, вбитыми в грунт и соединёнными между собой арматурой. Я без труда смог бы перебраться через это ограждение. Однако мой пыл быстро охладили – Осёл проревел что-то, указывая на развалины по обе стороны тропы, а Патрик, как будто понял его, сказал мне:
– Батя, не вздумай бежать. Только на тропе безопасно. Все остальные подходы к поселению заминированы.
О как! От кого, интересно, местные жители отделились столь серьёзными фортификационными сооружениями? Ну да мало ли тут бионоидных тварей…
Над нами, вентилируя воздух, привычно вились «мячи». Я уже почти что не замечал их присутствия, они стали для меня частью окружающего пейзажа. А вот Патрик то и дело на них недоверчиво косился.
Примерно на полпути к автомобильному забору нас встретила делегация из десятка безумно уродливых хмырей. Мы столкнулись с ними лоб в лоб, выйдя из-за высокой кирпичной насыпи.
Осёл проревел. Патрик остановился, я тоже. На сей раз пихать меня стволом между лопаток конвоир не спешил. Процессия хмырей замерла статуями метрах в пяти от нас.
От их сплочённого коллектива отделился невысокий, но весьма широкий в плечах мужчина. Ноги у него были короткими и кривыми, зато шлем ему достался заметно больше, чем у меня, и то, казалось, пространства под забралом было мало, чтобы вместить патологически крупную голову мужчины. Хотя, быть может, в том не было никакой патологии. Что мне известно о расах, проживающих в иных мирах? Ну, у некоторых из них по шесть пальцев на руках, а другие похожи на крыс-переростков, которым удалили глаза. Так почему бы не быть расе с особо развитым мозгом или просто с громадным черепом? Я мысленно окрестил мужика Голованом.
С чего я вообще решил, что существо это – мужского пола? Да потому что он – или оно? – точно не было бабцом!
Широкоплечий мужик что-то прохрипел и прокашлял в микрофоны шлема, после чего, ожидая какой-то реакции на свой бронхит, уставился на меня.
К моему величайшему удивлению Патрик закашлялся в ответ.
Голована это першение в горле привело в дикое возбуждение – он тотчас разразился таким кашлем, что лёгкие его просто обязаны были вылететь из глотки и заполнить собой весь шлем. Хмыри даже не пошевелились.
Только слепой не увидел бы, что скаф Голована – да и вообще вся его защита – есть произведение изобразительного искусства. Разрисован он был бутылочного цвета узорами-картинками. Вот на животе нечто вроде русалки, но с пятью парами грудей и головой гиены. На левом бедре скалится зверь, одновременно похожий на тигра и на кролика, и потому более опасный, чем медведь под ним, типичный наш медведь, только балалайки не хватает… Я хмыкнул, обнаружив в хитром сплетении узоров на скафе – в грудной его части – собор с куполами без крестов. Вмиг всё стало понятно. Это не просто рисунки, это аналог зэковских татуировок!
Выходит, тут не поселение посреди бионоидного сектора, а лагерь для заключённых! А хмыри – сидельцы, и у всех разный статус: кто-то в законе, а кто-то в мужиках ходит, оборудование чинит. На коже регалии набить не получится, а если и набиты уже, – никому не покажешь, не похвастаешься. Ибо скаф надёжно защищает тебя. Скаф – твоя вторая кожа. Вот потому и…
