Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

Несмотря на это, он все равно пригласил Чу Ваньнина вместе пойти в купальню Мяоинь. Ясно как белый день, какие амбициозные планы[196.4] он строил на этот счет, но каким же надо быть бесстыжим наглецом, чтобы оправдать это заботой о том, что Чу Ваньнину может быть холодно[196.5].

Бесстыжий Мо Жань, глядя на него своими черными как смоль бархатными глазами, спросил:

— Учитель пойдет со мной?

— …

Чу Ваньнин понимал, что если он даже просто кивнет, это будет говорить о том, что он прекрасно понял желания этого волка и по своей воле готов залезть к нему пасть.

В пасть…

Подумав об этом, он вдруг вспомнил ту безумную ночь в гостинице, когда Мо Жань без колебаний отбросил всякое достоинство и заставил его утонуть в наслаждении, которого он никогда раньше не испытывал.

Сейчас, когда затуманенные влажным паром любовного желания, полные жара и ласки глаза так жадно и страстно смотрели на него, вопреки здравому смыслу и воле, сердце вмиг стало мягче масла, и все разумные мысли просто вылетели из головы.

— Просто составь мне компанию, проводи меня.

— …Тебе пять лет?

Затаив в сердце дурные помыслы, красавец перед ним широко улыбнулся и взмолился:

— Да, скоро стемнеет, а я боюсь призраков. Только если старший братец Ваньнин проводит меня, я осмелюсь куда-то пойти.

Тьфу ты! И правда настоящий бесстыдник!

Но в итоге Чу Ваньнин все равно пошел с ним.

Большинство учеников Пика Сышэн предпочитали омываться после вечерних занятий, поэтому в это время в купальне Мяоинь в самом деле почти никого не было.

Откинув тонкий занавес на входе, Мо Жань ступил своими стройными голыми ногами на дорожку из разноцветной гальки, ведущую к бассейну. Чуть наклонив голову, он улыбнулся Чу Ваньнину и, показав направление, пошел вперед.

Чу Ваньнин лишь мысленно усмехнулся: «Разве ты не боишься призраков? Вон как резво бежишь впереди меня».

Купальня Мяоинь была разделена на две большие секции — пруд с лотосами и пруд с дикой сливой. Берег у бассейнов с горячей водой был засажен духовной травой и переполнен духовной энергией. Большинство учеников предпочитали нежиться в этих двух больших водоемах, но кроме них в глубинах купальни было скрыто несколько безымянных бассейнов, которые не пользовались особой популярностью. Мало кто хотел в них купаться, и здесь можно было встретить кого-то, только если два основных пруда были переполнены.

Старейшина Юйхэн с холодным и отстраненным выражением лица в одиночестве шел по галечной тропинке. Краем глаза он заметил в большой купальне несколько неясных силуэтов. Из-за густого пара он не смог разглядеть лиц, но, судя по звонким голосам и бессмысленной болтовне, это были припозднившиеся ученики.

Чем ближе Чу Ваньнин подходил к пруду с дикой сливой, тем гуще становился пар, и очень скоро он уже не мог разглядеть даже пальцы на своейй вытянутой руке.

Вдруг из туманного марева показалась большая рука, которая обняла его сзади, и в следующий миг спина Чу Ваньнина будто приклеилась к раскаленной и крепкой груди Мо Жаня. Возможно, потому что на нем было слишком мало одежды, а объятия были очень крепки, Чу Ваньнин смог ясно прочувствовать, как растет желание Мо Жаня.

Испуганный его напором Чу Ваньнин поспешил сказать:

— Что ты делаешь? Перестань безобразничать.

Мо Жань наклонился к его уху и, прижавшись к нему губами, с улыбкой сказал:

— Братик Ваньнин, не уходи больше, я чувствую, что там, впереди, прячется призрак.

— …

Несколько секунд Чу Ваньнин колебался между фразами «засунь своего «призрака» себе в задницу» и «засунь своего «братика» себе в задницу», но, в конце концов, ограничился простым:

— Отпусти!

Даже не собираясь его слушаться, Мо Жань рассмеялся и еще кокетливее продолжил:

— Это слишком тяжело, боюсь, мне не под силу.

— Ты болен?

— Ну, можно сказать, что я и правда болен, — голос Мо Жаня звучал все тише и ниже, — если не веришь, сам посмотри.

Хотя кончики ушей Чу Ваньнина предательски покраснели, его голос звучал твердо и решительно:

— Не буду я смотреть.

Мо Жань рассмеялся и очень хрипло произнес:

— Тоже неплохо, будь по-твоему.

Несмотря на то, что на словах он был сама кротость и покорность, руки Мо Жаня словно жили своей жизнью и творили, что хотели. Шершавые и грубые, как галька, подушечки пальцев погладили горло Чу Ваньнина, после чего медленно скользнули вверх, чтобы ущипнуть его за подбородок.

— Хватит… распутничать!

Из-за того, что он ничего не видел в этом тумане, остальные чувства обострились до предела. Чу Ваньнин чувствовал, как Мо Жань наклонил голову и его горячее и влажное дыхание опалило его затылок и шею, породив в теле невольную дрожь возбуждения.

— Братец Ваньнин, почему ты дрожишь? Неужели тоже боишься призраков?

— Хватит болтать без толку!

Мо Жань мягко рассмеялся, ласково обняв его сзади, поцеловал в шею и с намеком на ложную почтительность откликнулся:

— Как скажете, без толку болтать не буду. Тогда… Уважаемый Учитель, Вы же позволите вашему ученику прислуживать вам при омовении и переодевании?

— …

Казалось бы, куда еще хуже…

Чу Ваньнин больше не мог это терпеть: казалось, что поднимающийся от горячего источника пар обжигал не только его тело, но и разум. Ни с того ни с сего он вдруг ощутил себя ужасно неловко. От смущения и внезапно нахлынувших унижения и обиды, уголки его глаз предательски покраснели, и он вдруг заявил:

— Не буду мыться, я ухожу.

Зная о его стыдливости и застенчивости, Мо Жань сразу же понял, что Чу Ваньнин просто боится не устоять и пытается сбежать с поля боя до того, как началось сражение[196.6]. Это было так мило и забавно, что Мо Жань не смог удержаться от вопроса:

— Учитель, как ты сейчас можешь уйти? А что мне делать, если кто-нибудь случайно натолкнется на меня?

Чу Ваньнин с невозмутимым лицом ответил:

— Натолкнется и натолкнется, по мне, так лучше быть укушенным собакой, чем потакать твоему распутству.

— Значит «укушенным собакой»?

— …Да, и что?

Черные глаза его ученика потемнели от желания. Сейчас их хищный блеск не был похож на то ровное ласковое сияние, к которому Чу Ваньнин так привык. Оскалив ровные белые зубы в широкой улыбке, Мо Жань опасно наклонился, почти приникнув к его уху.

Чу