Василий Орехов - Сектор обстрела

Я задумчиво разглядывал его карман, в котором исчезла блестящая штука, похожая на инъектор.

— Вот только не говори мне, что ты прибыл из будущего, — проговорил наконец я. — Договорились? Не существует у нас таких технологий, и когда еще возникнут — неизвестно. Но ты мне все равно не заливай, что ты из будущего, ладно? Все равно ведь не поверю. Это только в дурной фантастике бывает, которую про Зону разные графоманы пишут.

Динка продолжала стоять — наверное, боялась что-нибудь важное застудить себе на сырой и по-осеннему холодной земле. Я поставил автомат, прислонив к бедру, и усадил подругу себе на колено. Поскольку я сидел прямо напротив Не Меченого, теперь и она оказалась с ним лицом к лицу. И оба снова впились друг в друга пристальными взглядами, словно не могли до конца поверить собственным глазам.

— Нет, я не из будущего, — сказал он после небольшой паузы. — Я из настоящего.

— Уже неплохо, — оценил я.

— Только из другого настоящего, — добавил он. — Не из вашего.

— Яснее выражайся, — проронил я.

— Да, я тот самый Меченый, у которого на руке татуировка «S.T.A.L.K.E.R.», который стал легендой Зоны и дважды добирался до самого Саркофага. Рекорд. — Он невесело усмехнулся. — Но я не тот ублюдок, который вчера организовал похищение Дины и пытался убить тебя, Хемуль.

— Остаюсь в недоумении, — бесстрастно заметил я. — Вы что, цирковая династия братьев Меченых? Если ты в последний раз так и не уничтожил Монолит, как собирался, и не присоединился к «О-Сознанию», то каким образом сумел выжить? И кто тогда тот гном с твоим лицом, который все-таки присоединился?

— Сталкер, мне удалось выжить именно потому, что я на самом деле уничтожил Монолит, — сказал Не Меченый.

— Да? — Я иронически вздернул бровь. — И когда же это было, напомни? Что-то никаких слухов на этот счет не просочилось. Да и Хозяева продолжают черпать у Монолита силу. Не засчитано. Попробуй еще раз.

— Я же именно про это и толкую! — Дядя уселся поудобнее, видимо, настраиваясь на долгий разговор. — Я шел разрушить Монолит, чтобы уничтожить Зону. И я это действительно сделал. Но только в одной реальности. В вашей он остался цел.

— Не понимаю, — пожал плечами я.

Прекратить бессмысленный разговор с сумасшедшим, которому Радаром мозги выжгло, мне мешало только его невероятное сходство с Меченым, а также весьма загадочные обстоятельства, при которых мы с ним повстречались. Не могло все это быть просто случайностью. В этом надо было серьезно разобраться, тем более что времени у нас сейчас хоть отбавляй.

А что, не было ли действительно у Эдика Байчурина брата-близнеца, который, как и Динка, пошел в Зону его разыскивать и здесь потихоньку сбрендил от избытка впечатлений? Поди проверь… Как говорит в таких случаях один страус, чтобы объяснить происходящее, у меня для вас множество бредовых гипотез, господа, одна занимательнее другой.

— Я шел к Монолиту с противоречивыми чувствами, — тем временем неторопливо предавался воспоминаниям близнец Меченого. — У меня с собой был «Абакан» с подствольником, блестящий план, как отключить Радар, и десять кило взрывчатки в рюкзаке. Меня раздирали противоположные эмоции. Бросало то в жар, то в холод. Я думал по дороге: а что, если предварительно, перед взрывом, пожелать сто миллионов баксов и больше никогда ни в чем себе не отказывать? Нет, это будет гнилое шкурничество, тем более что мне все равно едва ли удастся уцелеть и воспользоваться этими деньгами. А что, если загадать, чтобы все люди, погубленные Зоной, ожили и вернулись к своим семьям? Какая высокая гуманистическая цель! А может быть, вообще потребовать счастья для всех, даром, и чтоб никто не ушел обиженным? Счастливое человечество — да об этом тысячи лет существования цивилизации никто и мечтать не мог! Или все-таки заказать себе власти — абсолютной, безраздельной, непререкаемой, — и попытаться исправить общество в качестве просвещенного монарха? Или, может быть, все-таки сто лимонов баксов?… — Мой собеседник тяжело вздохнул. — В общем, похоже, что Монолит так и не смог вычленить самое заветное мое желание — единственный раз за все время своего существования, насколько я понимаю. Я оказался совершенно уникальным феноменом, можно гордиться. — Он криво улыбнулся. — Поэтому Исполнитель Желаний, чтобы не размениваться по мелочам, осуществил все мечты, с которыми я пришел к нему. Все семь штук. Оптом. Но для этого ему пришлось создать еще шесть параллельных вселенных…

— Не понимаю, — повторил я как попугай. Меня не покидало назойливое ощущение, что папаша грубо и откровенно меня разводит.

— А чего тут понимать? Меня раздирали семь противоречивых желаний. Каждое из них исключало другие, они не могли быть выполнены одновременно. Поэтому они осуществились все, но в параллельных пространствах для семи разных Меченых. Я жаждал богатства — и меня засыпало тоннами золотых монет, под которыми я и умер в страшных мучениях. Я хотел оживить мертвых… они действительно ожили, хлынули на ЧАЭС и первым делом растерзали меня в клочья, а потом, наверное, вернулись к своим семьям — черные, полуистлевшие, уродливые, кровожадные… Что-то мне подсказывает, сталкер, что их родным это никакой радости не принесло. А счастье для всех, даром, вообще оказалось самым паскудным из осуществившихся вариантов, потому что на самом деле не бывает так, чтобы всем сразу и одновременно было хорошо. Если кому-то хорошо, другому от этого непременно плохо, так плохо, что хоть в петлю. Таков объективный закон природы и человеческого общества. И когда тупой всемогущий минерал делает так, чтобы хорошо стало абсолютно всем… — Стрелка передернуло, фальшфейер в его руке качнулся, и по нашему убежищу пробежали зеленоватые тени. — Не хочется даже вспоминать, какая дрянь вышла. — Он мрачно посмотрел на меня. — А самое поганое, что все это я ощутил на своей шкуре, потому что чувствовал абсолютно все, что происходило с моими двойниками в других мирах. Я осознавал себя во всех параллельных реальностях сразу, мое сознание словно расщепилось на семь каналов. И вот что я тебе скажу, Хемуль: пять раз подряд умереть со сдвигом приблизительно в полсекунды так, как не пожелаешь злейшему врагу, — не стоит такого испытывать человеку. Можно ненароком повредиться в рассудке. Зато теперь я прекрасно знаю, как чувствует себя больной шизофренией. Семь полноценных личностей в одной голове, с каждой из которых происходит что-то свое, — это перебор.

Я выжидающе посмотрел на него. Семь минус пять, как известно, два. Значит, пять Меченых умерли, а в голове у Не Меченого по-прежнему двое. Шизофрения, говоришь?…