Ник Перумов - Гибель Богов - 2. Книга вторая. Удерживая небо

Волчок совсем по-человечески кивнул, напоминая в этом страж-кота Шоню.

Кое-как поднявшись, Клара потащилась за водой. Смочила Ирме всё ещё горячий, почти пылающий лоб и виски, осторожно водила ладонями над телом, отыскивая задержавшиеся остатки нерастраченной мощи. Нет, всё чисто. Молодец, госпожа Клара. Молния получилась преотличнейшая, жаль только, потратила её на невинные деревья, а не на вомпера.

Ирма застонала, пошевелилась. Серко немедля запрыгнул ей на грудь, принялся лизать в щёку. Клара поднесла ей к губам флягу; сами губы — полопавшиеся и окровавленные.

— Г-госпожа Клара…

— Сила не нашла выхода. — Клара опустила долблянку, положила пальцы Ирме на виски — кровь всё ещё бурлила, не желая успокаиваться и мириться с поражением. — И ты едва не сгорела, моя дорогая.

— С-спасибо, госпожа Клара…

— А ты упорная. И упрямая, Ирма. Готова рискнуть жизнью, но доказать всем, что права, верно? Даже мне.

Ирма замотала головой, вернее, попыталась мотнуть, тотчас сморщившись от боли.

— Лежи теперь тихо, — фыркнула чародейка. — Скажи спасибо, я начеку была. Обошлось, в общем. Только несколько верхушек срубило.

Эх, Клара, подумала она про себя, стараясь, чтобы на лице ничего не отразилось. Плохой из тебя учитель. Чуть девчонку не спалила; потому что не поверила, что та и в самом деле может. Проучить хотела, не научить, верно?

Верно, со стыдом призналась себе волшебница. Разве тебя саму так наставляли, Клархен?

— Всё, дорогуша моя. Больше никаких выкрутасов. Будем учить формы. И формулы. Поняла?

Ирма кивнула, но упрямо закушенная губа оптимизма Кларе не внушала.

— Но уже не сейчас, ясно? Дождёмся наших драконов. Хоть бы они ничего не выкинули…

Сфайрат и Аэсоннэ шагали улочками Хеммерсита — узкими, кривыми и грязными. Крысы так и порскали из-под ног. Дома наваливались друг на друга боками, толкались, словно бледные грибы-поганки, изо всех сил тщившиеся подставить небу тёмно-алые черепичные крыши, украшенные разномастными флюгерами.

На них косились какие-то маловразумительные оборванцы с длинными, не по чину, ножами на широких, усеянных заклёпками поясах: мужчина с жемчужноволосой девочкой, оба в добротной одежде, явно с достатком. И уж, конечно, глупцы, коль полезли туда, куда таким хода нет. Только разве что они жаждут по собственной воле расстаться с явно тяготящими их кошельками.

Сбоку у мужчины висел внушительного вида меч, но ясно ведь, никакой меч не отразит доброго ножа, нацеленного промеж лопаток.

— Ничего нет, пап.

— Вижу, — рыкнул Сфайрат, выразительно косясь на троицу подозрительных личностей, сжавшихся в тёмном простенке и пялящихся на него с дочерью.

— Я его не чую, — чуть не плача, Аэсоннэ шмыгнула носом.

— Он из города ушёл. Но был здесь, ведь верно?

Девочка кивнула.

— Был. И где-то совсем неподалёку.

«Неподалёку» — на соседней улочке — красовалась вывеска трактира «Золотой лев».

Из неприметной щели меж почти — но всё-таки не до конца сошедшихся домов — выскользнули ещё три тени. И первая троица, словно решившись, намеренно расхлябанной походкой двинулась следом за отцом и дочерью.

— Сонэ… — Сфайрат развернулся, выхватывая меч, и отталкивая дочку к стене.

Шестеро фигур остановились. Облачённые в совершенно дикие лохмотья, они тем не менее двигались мягко, плавно и бесшумно, совсем не напоминая теперь обычных уличных грабителей — те, скорее всего, попытались бы огреть дубиной по голове сзади.

Наёмники.

Сфайрат, обнажив оружие, стоял молча, усмехаясь, и переводя взгляд с одного нападавшего на другого. Те замерли.

А потом один из них резко взмахнул рукой. Метательный нож звякнул, закрутился по камням, отбитый неуловимым движением клинка.

— Съели? — громыхнул Сфайрат. — Добыча не по вашим зубам. Гнилым, не сомневаюсь. А потому…

Откуда-то сбоку вылетела, раскрываясь, хитроумная сеть. Меч рубанул, рассёк несколько узлов, но остальные в единый миг спеленали дракона намертво.

Рывок за предусмотрительно оставленную в руке бросавшего верёвку — и Сфайрат с рёвом грохнулся наземь.

…Ему потребовалось бы лишь несколько ударов сердца, чтобы освободиться. Опытный воин, и в человечьем обличии сохранявший изрядный запас драконьей силы, он бы порвал верёвку, непременно порвал бы. И всё дело, несомненно, кончилось бы стремительным и хладнокровным избиением дерзнувших напасть; но со Сфайратом была его своенравная дочь, тоже дракон, и…

Доселе шестеро наёмников держались вместе, плечо к плечу, дружно, слаженно и молча. Но тишина мгновенно взорвалась воплями ужаса, стоило жемчужноволосой девчонке, на миг окутавшись непонятным туманом, обернуться самым настоящим драконом, с крыльями, когтями, клыками и рогами.

И огнедышащей пастью.

Поток пламени плеснул о старые камни стен, дотла выжигая грязь и плесень. Вскипела смрадная жижа в сточной канаве, испаряясь и исчезая. Тишину взорвали истошные вопли — шесть мечущихся живых факелов, по одежде и волосам пляшут огненные змеи, торопятся, голодные.

Широко развернувшиеся драконьи крылья царапают камень, ломают ставни на узенькой улочке, крушат подвернувшиеся бочки, невесть как очутившуюся тут тачку и прочий скарб. На стенах домов остаются глубокие царапины, летят кирпичная крошка и осколки штукатурки. Когти жемчужного дракона режут камень мостовой, высекая снопы искр.

Все шестеро кричали и метались совсем недолго. Драконий огонь зол, куда злее обычного пламени, но убивает быстрее — и оттого милосерднее.

Шесть обугленных, почерневших, обратившихся в уродливые головёшки тел. И застывшая над ними девочка лет одиннадцати, плечи вздрагивают, узкие ладони закрыли в ужасе лицо.

— Сонэ… — Сфайрат сорвал с себя последние остатки ловчей сети, бросился к дочери, упал на колени, обнял, прижимая к себе.

— Я… я… — всхлипывания обернулись бурными рыданиями.

— Прочь отсюда. — Дракон вскинул голову; вспышка пламени не осталась незамеченной. Пожар в тесно застроенном городке страшен, пусть даже дома и каменные; за закрытыми ставнями и воротами уже слышались голоса. Невдалеке топали сапоги ночной стражи, как всегда, являвшейся к шапочному разбору.

Сфайрат схватил дочку за руку, бегом бросился в глубину улочки. За их спинами уже распахивались двери, люд с пожарными баграми и вёдрами сунулся в темноту, где на камнях умирали последние лоскуты драконьего пламени.

И чуткий, нечеловеческий слух драконов уловил в общем гаме фразу, сказанную старческим дребезжащим голосом: