Адмирал Империи 29 (СИ) - Коровников Дмитрий
Пальцы на руке кончились.
— Пятым, окончательно вогнавшим гвоздь в крышку гроба моей несчастной дивизии, стала та самая роковая, будь она трижды проклята, позорно провальная лобовая атака. Моя атака, черт возьми, я сам повел корабли прямиком на заранее подготовленные оборонительные порядки врага… Как же дьявольски ловко и безупречно действовала в тот черный миг юная княжна, мастерски нейтрализуя наш, казалось бы, неодолимый атакующий «конус»! С какой легкостью и изяществом эта девчонка, будто играючи, охватила остатки моих сил с флангов, сомкнув вокруг гибельные клещи…
Ди Сенна замолчал и обессиленно уронил голову на грудь, чувствуя, что он на грани безумия. Только теперь до него в полной мере дошло леденящее осознание всей глубины собственного позора и унижения. Это просто немыслимо — его, потомственного космофлотоводца, прошедшего десятки сражений закаленного ветерана космоса, элиту из элит, словно желторотого юнца, раз за разом безжалостно и безнаказанно громила и втаптывала в грязь какая-то сопливая русская девка! Да сколько ей вообще лет-то, этой Таисии⁈ Двадцать, двадцать два от силы? Ди Сенна застонал сквозь зубы, сотрясаясь в приступе неконтролируемой дрожи — столь чудовищный позор не смоют даже реки крови…
— И апогеем, последним, контрольным выстрелом в голову стало вот это вот беспощадное преследование остатков моей эскадры крейсерами Романовой, — обреченно прошептал контр-адмирал, обводя блуждающим взглядом полупустой мостик и застывшие в ужасе, посеревшие лица подчиненных. — Несмотря на плотный заградительный огонь немногих оставшихся канониров «Джерси Блюз», русские неумолимо висели у нас на хвосте, методично выбивая из строя, одного за другим корабли, как мои последние надежды. Обездвиживали, лишали хода, брали на абордаж и безжалостно зачищали каждый из отступающих линкоров и крейсеров. Дьявол, как назло у них были эти «преображенцы» на четырех МДК!
Горацио Ди Сенна действительно разговаривал сейчас сам с собой, полностью отрешившись от реальности, будто внезапно помутившись рассудком. Казалось, контр-адмирал в одночасье утратил всякую связь с окружающим миром. Его, погруженного в пучину мрачных раздумий, уже не особо интересовали ни лихорадочная, на пределе сил работа изможденных операторов на мостике «Айовы», ни бесконечные, полные плохо скрываемой паники обращения к нему перепуганного вусмерть старшего помощника Дастина, ни непрерывные, назойливо пищащие сигналы экстренных вызовов, поступающие по закрытым каналам с других, уцелевших пока кораблей эскадры.
Ди Сенна, убитый свалившимися на него бедами, прекрасно осознавал — это конец, неизбежный и позорный крах возглавляемого им соединения. Однако даже в агонии, балансируя на грани безумия, потерпевший фиаско адмирал никак, хоть убей, не мог взять в толк: ну как, каким таким дьявольским макаром этой, прости Господи, наглой юной девчонке удалось переиграть его, прожженного и опытного морского волка, на всех без исключения этапах грандиозного сражения⁈
Горацио рвано выдохнул, обессиленно откинувшись на спинку командирского кресла, и попытался сморгнуть слезы бессильной ярости, застилающие взор. Даже сейчас, отступая к межзвездному переходу строго по всем правилам и канонам ведения арьергардных боев, исправно оставляя по маршруту следования заслоны из одного — двух вымпелов, что, по идее, должны были основательно замедлить продвижение противника, отвлекая его силы на себя, у некогда могучей эскадры Ди Сенны все равно ничегошеньки не получалось, хоть ты тресни.
Жалкие ошметки дивизии «Джерси Блюз», совсем недавно наводившей ужас одним своим появлением, еще несколько часов назад насчитывавшей без малого полсотни первоклассных вымпелов, буквально таяли на глазах. Раз за разом, неотвратимо, словно в замедленной съемке, американские линкоры и крейсера, из последних сил державшиеся рядом с «Айовой», вдруг начинали судорожно отваливать в сторону, беспорядочно кувыркаясь в пространстве. Дредноуты объятые пламенем пожаров, теряли последние единицы скорости в результате прямых попаданий вражеских зарядов прямиком в маршевые двигатели, после чего застывали безжизненными остовами посреди равнодушного космоса.
А дальше безжалостные русские действовали четко, выверено, будто по учебнику — набрасывались скопом на каждый отставший и замерший в пространстве одинокий корабль со всех сторон, хищно смыкая кольцо окружения. С остервенением выжигали последние проценты защитных силовых полей, плавили и рушили еще действующие артиллерийские батареи, корежа броню. Ну а затем, для контрольного и завершающего удара, в дело с кличем '
Ура!' и лязгом брони вступали все те же легендарные, наводящие ужас одним своим именем царские «преображенцы» — отборные, закаленные в боях элитные штурмовики-гвардейцы.
Их десантные корабли все время держались поблизости, в прямой видимости удирающих американцев, будучи надежно прикрыты броней и силовыми экранами русских крейсеров. Один-единственный такой вооруженный до зубов гвардейский МДК, едва успев пристыковаться к борту вражеского линкора и выплюнув на палубу без малого батальон кровожадных космических головорезов в сверкающей броне, был способен окончательно подавить сопротивление и в хлам зачистить американский линкор или крейсер буквально за считанные минуты, беспощадно вырезав команду.
К тому же перепуганные насмерть экипажи, столкнувшись с такими беспощадными и неустрашимыми космопехами, зачастую даже и не пытался дать отпор «преображенцам». Ведь «янки» прекрасно знали, а вернее, отчетливо слышали в открытом эфире леденящий кровь свирепый приказ капитана-командора Романовой, отданный в пылу схватки озверевшим и рвущимся в бой гвардейцам — в случае малейшего сопротивления противника, безжалостно уничтожать его, не щадя, без пощады и милосердия, пленных не брать, с «мясом» выдирая из отсеков кораблей! Поэтому потрясенные жестокостью и неумолимостью врага американские космоматросы зачастую сами без единого выстрела скопом складывали оружие, покорно выбрасывая белые код-сигналы, предпочитая хоть и бесславный и позорный, но все же плен неминуемой мучительной гибели под огнем русского десанта.
В итоге, спустя каких-то несколько часов кровопролитного сражения за злополучный Никополь-9 и постыдного, беспорядочного отступления к «Тавриде», от некогда несокрушимой дивизии «Джерси Блюз» в едва дышащем, полумертвом состоянии осталось всего каких-то жалких семь кораблей. Тут поневоле впору было схватиться за голову и истерично расхохотаться от подобной злой насмешки судьбы и унизительного абсурда происходящего. Ведь это комедия да и только, что на хвосте этой горстки спасающихся паническим бегством американцев сейчас висело преследователей меньше, чем самих остатков американской дивизии.
Да, да, горестно усмехаясь, Ди Сенна словно заведенный болванчик мотал головой из стороны в сторону, остекленевшим и полубезумным взглядом снова и снова вчитываясь в высвечиваемые на мониторах названия и характеристики тех немногих русских крейсеров и эсминцев, что сейчас, невзирая на чудовищный урон, упорно продолжали гнать перед собой, словно обезумевшие от жажды крови волки — стадо перепуганных баранов, они же последние уцелевшие американские дредноуты и линкоры.
Действительно вымпелов, не считая нескольких МДК с гвардейцами, у неугомонной княжны Романовой в данный момент оставалось под рукой всего ничего. Четыре потрепанных в хлам крейсера, среди которых два легких, да еще пара юрких эскадренных миноносца. Итого — шесть покалеченных, обожженных кораблей. Иными словами, ровнехонько половина первоначальной численности эскадры ненавистной девки-капитана, остальные к этому моменту были выбиты ответным огнем «Джерси Блюз»…
Пусть и наполовину выбитой, но по-прежнему грозной палубной артиллерии «Айовы», равно как и калибров линкоров и крейсеров, шедших с ней рядом, в принципе должно было с лихвой хватить для того, чтобы сбросить, наконец, со своего хвоста все эти назойливые легкие кораблики русских, либо вовсе испепелить их всех разом, до последней молекулы, в пыль и прах. Но вот что самое обидное и дикое — ничего подобного так и не происходило.
