Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский
Да и Червоненко, самый из них богатый, головой качает:
— Ну, нам такое не по чину. И не по карману, — и тут же добавляет: — О, Аким, кажись, пришли за тобой.
Саблин сразу глядит на дверь чайной и узнаёт свою жену, что стоит на пороге заведения.
Глава 15–16
— Чего же ты позоришь меня перед товарищами? — бубнит Саблин, позабыв про свой квадроцикл и идя с женою по станице.
— Ой, Аким, да в чём тот позор-то? — недоумевает Настя, цепляясь ему на локоть. — В чём позор? Ну, зашла узнать, где муж. Поглядела, да и ушла бы, сидел бы себе…
— Сидел бы… Нешто я забулдыга какой? Нешто я просиживаю штаны в чайной день-деньской? Чего ты прибежала?
— Да просто не было тебя долго, вот я и решила зайти.
— Ох, и дура… — ругается Саблин. — Прибежала… Не даст даже пары часов с товарищами посидеть. На всю станицу опозорила. Вытащила из заведения, как будто пьяница я какой.
У него и хмель от раздражения выветрился наполовину. А так хорошо с братами сидели.
— Ну, ты в полк ушёл и ничего не сказал, а тебя всё нет и нет, вот я и пошла поглядеть, — говорит жена и ещё крепче цепляется к его руке.
Он руку не вырывает, что уж тут поделаешь, бестолковая, но жена. Никуда от неё не деться.
Пришли домой, а она ласковая, вокруг него вьётся, на стол собрала, как будто он голоден, а тут тесть с тёщей позвонили, поздравляли его со званием, пришлось пригласить их в гости, родня всё-таки, и Саблин просидел с ними допоздна. Всё говорили с тестем, выпивали понемногу.
В общем, когда Олег утром пришёл к ним в спальню и сказал отцу, что уже два часа, Аким сыну ответил, чтобы тот спать шёл, что сегодня в болото идти у него сил нет.
* * *Встал он только к позднему завтраку. Олег пришёл и доложил, что рассказал ему Скрябин насчёт насоса. А мастер сказал, что отремонтировать агрегат, конечно, можно. Но только если нужда большая. Что если на новый насос денег нет, можно железа поднаварить, а потом фрезернуть немного, но и то надолго корпуса не хватит, он уже изъеден, и что если есть деньги, то лучше новый купить. И, закончив рассказ, парень наконец спросил о том, что волновало его самого:
— Бать, а может, после жары сядем на лодку да сходим в болото?.. Хоть на пару часиков…
Ну, в принципе, можно было. Аким, конечно, чувствовал себя не очень хорошо, но видел, что для сына это важно, и думая, что после четырёх часов поправится и придёт в себя, сказал:
— Ну, можно за ёршиками сходить.
Олег обрадовался, а Саблин принялся за деликатесный завтрак, что приготовила ему супруга. Он пожарила ему два яйца, а ещё вытащила из банки двух крупных улиток и расколола им панцири. Улитки аппетитно извивались на тарелке рядом со свежими побегами кактуса. Где она их успела взять с утра?
И едва отец сел к столу, на колени к нему взобралась Наталка. Она, конечно, заглянула к нему в тарелку.
— Будешь яйцо? — сразу спросил отец. Он знал, что яйца Настя продавала, они дорогие, потому детей ими не баловала. А все дети, от старшего и до самой малой, яйца любили… Особенно желток со свежим хлебом.
— Буду, — сразу согласилась девочка и стянула с лица маску. Схватила вилку отца.
— Куда ты! — Настя кинулась к ней, так как после дочери лучше не доедать. — Ела уже за утро два раза. Дай отцу позавтракать.
Мать хотела забрать дочь от Акима, но тот удержал Наталью и сказал:
— Да ничего, пусть ест, — и погладил дочь по голове. — Ешь, ешь…
Сам взял улитку пальцами, стряхнул с неё кусочки оставшегося панциря, макнул её в плошку с кислым соком и без всякого удовольствия отправил себе в рот.
Улитки, конечно, вещь знатная. Даже и аппетита нет, и голова тяжёлая, но улитки даже в таком состоянии организм принимает.
А Настя уже наливает ему чай. Она варит его недолго, не более десяти минут, он не успевает стать слишком чёрным, слишком терпким. Женщина знает, какой чай любит её муж. Такой чай получается дорогим, но зато он не горчит и не так потом будоражит, как хорошо вываренный.
Он сделал всего пару глотков, съел и вторую улитку, как словно по команде стал тренькать его коммуникатор. Настя, только что почти счастливая женщина, едва услышала этот проклятый звук, так переменилась тут же. Лицо стало серьёзным. Она взяла телефон и, взглянув на него, сказала мужу, словно это он виноват, что его вызывают:
— Тебе пишут тут.
— Из полка, что ли? — интересуется он с таким видом, как будто ему всё равно.
— Если бы… — говорит она и кладёт коммуникатор на стол рядом с ним. Забирает у него с колен дочку. — Дружок твой давний.
«Дружок твой давний!».
Про Юрку она по-другому говорит. И обычно тон в адрес Юрки помягче. А тут вся неприязнь её налицо.
Аким не спешит смотреть, что там за дружок шлёт ему сообщения, уже и так знает, он делает ещё один глоток чая, и лишь после этого берёт трубку и читает сообщение:
«От Савченко. Аким, здорово, брат. Слыхал, что вернулся ты из призыва, жив-здоров, и то было бы хорошо, так ты ещё получил новое звание. Со звездою тебя… Поздравляю. Сто процентов заслужил. Ну, то ли ещё будет. Слушай, Аким, заскочи ко мне, тут просьбочка у меня к тебе одна образовалась. Надеюсь, что выручишь. Не стал бы тебя по пустякам беспокоить, сам бы всё решил, но я в госпитале. Так что будь добр, приходи сюда. Жду
