Я [ненавижу] аристо - Рик Рентон
В своих районах я, конечно, ни разу не видел разгуливающего аристо — ни с охраной, ни в одиночестве. Разве что на эстакадах иногда мимо проносились целые кавалькады дорогих машин и беспилотников. Внутри которых, возможно, был кто-то и из благородного сословия. А может и просто очередной первоклассовый конторщик на свою дачу попасть торопился.
Но когда выбирался в центральные округа или старый город, иногда замечал на выходе из дорогих тачек или за высокими заборами ухоженных сквериков людей, похожих на моих теперешних соседей. Только те и в одежде словно изо всех сил старались перещеголять друг друга. А не только в украшениях и причёсках. Просто так — по тротуарам рядом с серыми толпами офисного планктона и работяг — ни один аристо не ходил даже в окружении взвода личной гвардии.
Ходить пешком у них, насколько я знал, вообще было не принято. Разве что вот так — в развалочку по паркам да садам. Или на беговом тренажёре, где благородное сословие сжигало те калории, которые, видимо, до того зачем-то жрало как не в себя.
— Ладно… Я на стадион… Только… — Таисья уличила момент и вклинилась в нашу беседу, заодно протиснувшись между моим плечом и чёрным протезом. И после того, как под её выразительным взглядом Пушкарь всё-таки скрипнул протезами и отковылял в сторону, девчонка быстренько шепнула мне на ухо. — Никуда от ректора не уходи! Жди меня!
И, вновь покосившись на посмеивающегося ветерана, она быстренько скрылась за живой изгородью.
— Переживает за вас Таисья Тигоновна, барин. Ежели позволите совет дать, то рекомендую этот момент ценить. Мало кого она себе за ровню считает. Хотя, конечно, по праву…
— А что ещё посоветуете? — Я пригляделся к зданию впереди. Но оно тоже, вроде бы, не имело ничего общего с тем, что я видел тут вчера. Кроме, разве что, высоты. — В плане безопасности, например. То, что наружу без охраны лучше носа не совать — это понятно. А тут, внутри? Ну, кроме того, что любой мой «коллега» может меня на перо… кхм…
Пока я подыскивал эпитет, более подходящий моему текущему положению, старикан опять сверкнул бирюзовым глазом:
— Думаю, княже, тут скорее вы мне советником можете быть. — Уцелевший глаз ветерана так и искрился иронией. — Я слыхал, что вам не впервой среди… Кхем… Среди опасных хищников жить-поживать. Так ведь?
Это он про тайгу? Или…
Ладно. Пора вспомнить, кто из нас тут аристо:
— Хищники ко мне с ядами ночью не подкрадывались.
— Нешто на Арале змей нет?
Да кто ж его знает. Там, вроде холодно… Может летом какие гадюки и ползают… Так, погоди! Зубы мне не заговаривай!
— Ты понял, о чём я, Пушкарь. — Переходом на «ты» я постарался дать ему понять, что шутки закончились.
— Понял, вашество, понял… — Вся весёлость, наконец-то, испарилась с морщинистого лица. И уцелевший глаз мгновенно стал таким же холодным, как искусственный. — Чтобы к вам кто чужой тут подкрасться смог — специальный пропуск нужон. И, как понимаете, вашество, речь не про бумажку с печатью.
— И такие пропуска есть только у студентов и персонала?
— И то не у всех. — Кивнул старик.
— Это как же?
— А некоторым ни к чему туда-сюда шастать. У них и так тут полный пансион.
— Так уж и полный? — Я припомнил тощего кабалёнка и дешёвую колбасу в бутербродах Ульяны.
— По трудам и пайка. — Философски заметил ветеран, явно не желая обсуждать компенсационные пакеты местной челяди.
Ладно… Гор Шубский наверняка тоже не большой фанат обсуждения подобных вопросов. Уточним, лучше, ещё кое-что… А то знаю я как раз одного такого субъекта, который именно что «туда-сюда шастает».
— А… хм… А если сюда нужно будет попасть полиции? Или кому-то вроде того?
— Можно и специальный пропуск оформить, коли нужда появится. — Дед равнодушно пожал плечами. Но я прекрасно видел, что равнодушие — показное. И он продолжает внимательно изучать меня в ответ, фиксируя все реакции на новую информацию. — Для этого все процедуры имеются. Заявления, ордера, протоколы, опись в архив…
— А если нужно срочно? Вдруг пожар?
— Нешто, барин, вы думаете, что Императорский ликеум сам с пожаром не справится? — При ответе Пушкарь с какой-то странной любовью во взгляде и голосе указал на фасад трёхэтажного здания. Того, которое, наконец-то, полностью показалось из-за парковых посадок. Из-за чего складывалось впечатление, что старик имеет в виду не его противопожарную систему, а само строение. Словно речь шла о живом существе.
Архитектор у кампусов и этого корпуса точно был один и тот же. Шикарная колоннада на входе достаточно органично соседствовала с современной частью входной группы. Гладкая плитка на широких ступенях не имела ничего общего с той хрупкой дрянью, которую кладут на входе в квартальные лабазы. Такая после дождя в каток не превращается и волнами по весне не идёт.
Широкие бордовые кирпичи со скруглёнными углами, из которых были сложены стены, явно не имели отношения к современным угловатым кладкам. Но при этом выглядели так, словно здание было возведено только вчера — ни царапин, ни сколов, ни малейших трещин. И ни малейшей кляксы от раствора.
Пластиковый сайдинг, как на нашей больничке, тоже весь пропал. То там, то тут стены украшали лишь живописные заросли тёмно-зелёного плюща. Который я в климате Ротенбурга раньше никогда не видел в живую.
Разглядывая широкие прозрачные окна, кое-где немного заслонённые плющом, я вдруг обнаружил, что их порядок мне определённо знаком. Да точно! Вон из того мы вылезали с помощью верёвки Сатоши. А вот это, тогда, получается — медкабинет? Вроде бы потолок там виднеется такой же белый, как и был.
— Ну а всё же… — Пока мы не свернули за левую оконечность фасада, я следил за знакомым окошком, ожидая увидеть в нём Ульяну или кабалёнка. — Вдруг что-то сломается…
— Господин Технарь любую поломку починит. — При ответе старик проследил за моим взглядом. И снова хитро улыбнулся. — А ворожея — любую хворобу.
— Так уж прям и любую?
— Неприятности покрупнее, конечно, бывают — врать не стану. — Старикан философски покачал головой. И указал прямо — вдоль дорожки, по которой мы шли мимо учебного корпуса. — Вот как раз сейчас из города для Технаря пару помощников выписали — в обсерваторий. Что-то там с одним из шарниров в телескопе на последнем занятии стряслось. Если срочно не заменить — покрупнее авария может выйти… Но вы уж извиняйте, барин, деталей знать не могу. Это, малость, не по моей части.
В указанной стороне действительно показался капот фургона курьерской службы. Остальная часть машины невысоким заборчиком, окружавшим небольшое одноэтажное здание с широким куполом посередине. Построена обсерватория была всё в том же стиле, хитрым образом сочетавшим старинные мотивы с современными материалами и дизайном. Например, заборчик сверху состоял из витиеватого чугунного литья, а снизу вся эта эта ажурность была встроена в блестящий высокими отшлифованными боками бетонный бордюр.
Уложенный гранитной плиткой подъездной путь шёл к обсерватории с другой стороны от главного корпуса и исчезал где-то за ним. Видимо, въезд внутрь охраняемого периметра был специально расположен подальше от жилых помещений — чтобы не мешать ученикам шумом двигателей и видом запыленных комбинезонов черни — разнообразных водил, грузчиков и курьеров.
— Значит, Ульяна тут всех теперь лечит, а Технарь всё подряд чинит… — Приближаясь ко въезду во дворик обсерватории, я пытался получше разглядеть необычное здание. Всегда было интересно взглянуть на звёзды поближе. — А что ж тогда по твоей части, Пушкарь? Какие у тебя функции?
Прежде чем ветеран ответил, мы обошли машину и наткнулись на выпученные взгляды двух грузчиков, вытаскивающих из боковой двери фургона какую-то тяжёлую коробку. Раскрасневшиеся от натуги лица курьеров словно по команде повернулись в нашу сторону. И точно также одновременно они вдруг разжали руки.
Коробка с грохотом рухнула им под ноги. И за этот миг оба работяги синхронно выхватили из расстёгнутых комбезов короткие стволы с круглыми глушителями…
— Хлоп! — Тротуарная плитка вдруг врезала мне прямо в подбородок. А в спину словно прилетело полено. Откуда-то сверху на голову посыпалась бетонная крошка, в сопровождении частого попискивания приглушённых выстрелов…
— А вот такая у меня функция, барин… — Голос Пушкаря раздался прямо над ухом. Похоже, что он сейчас лежал сверху, придавив мою голову рукой к земле. И пока мы падали, принимая это неловкое положение, искусственная половина тела старика, похоже, приняла
