Решала - Владимир Геннадьевич Поселягин
Мы продолжили пить чай, а участковый отправился в соседний дом. Вскоре он вернулся с математичкой. Я её знал, она у меня в пятом классе математику вела.
Математичка устроилась за столом, я ей тоже чаю налил, и начался опрос. Он прервался только раз, когда я встал, чтобы снять казан с огня и залить угли водой. (Это в тех местах, где дерева много, всё сжигают, а тут просохнут, и снова запалить можно будет.)
А опрашивали меня именно по Лемману. Вот ведь, даже из могилы гадит. Адрес я «не знал», но когда мне предъявили фотографии дома и подъезда, я «вспомнил». Точно, заходил туда пописать. Следователи впали в ступор, учительница укоризненно покачала головой.
Потом они зашли с другой стороны: спросили насчёт запаха сгоревшего пороха в подъезде. Я не отрицал, что запах был, и пояснил:
– Газы у меня были, горохового супа поел, как сейчас помню.
Однако следователей с мысли было не сбить. Они сообщили, что убит известный автор песен, а в моём песеннике, отмеченном мной сорок шестым годом, оказались те самые песни. Не украл ли Лемман их у меня? Не отомстил ли я ему за это? Не бывает таких совпадений. А о том, что песни были украдены, всё село говорит.
– Я прощаю его. Бог его накажет, – ответил я на эти инсинуации и сложил руки в молитвенном жесте.
– Уже наказал.
– Во-от, Бог, он всё-ё-ё видит, – поднял я палец вверх.
Учительница смотрела на меня с недоумением: она видела, что я просто глумлюсь, но не понимала, как можно так поступать с родной милицией. Ведь хотя здесь сотрудники милиции ещё не наработали такого абсолютного авторитета, как в будущем, лет через двадцать, но всё равно представители власти были весьма уважаемы.
Я уже понял, что на меня хотят повесить это убийство, а капитан понял, что сам я не признаюсь. Минут десять он пытался меня уговаривать: мол, признайся, тебе одиннадцать лет, всё рано ничего не будет, а мы дело закроем. Даже наш участковый смотрел на него с недоумением.
Тут мы прервались: пришла на обед Марфа Андреевна. Пока она разливала щи, я нарезал хлеб большими ломтями. Гости были приглашены к обеду, а тут и Кнопка с двумя подружками прибежала. От щей она отказалась. Я положил им большую горку плова, и они втроём ели из одной тарелки. Гости наяривали и щи, и плов и только нахваливали. Так и пообедали.
Вскоре Марфа Андреевна ушла на работу, Кнопка тоже сбежала. Посуду мне мыть придётся. Пока я протирал стол, заново затопил самовар и повторно разливал чай, капитан продолжал со мной беседовать. Я шёл в отказ. Оно мне надо, такое пятно в биографии? Подтверди, что это ты убил, – нашли идиота.
Упорство следаков из Москвы поражало: до самого вечера так и эдак крутили, снимая показания, чуть ли не поминутно выясняя, что я делал в Москве и почему был один. Все устали.
Переночевав у участкового, утром они снова пришли ко мне, и опять двадцать пять. Видимо, поняв, что ничего не добьются, выдали новый залп. Капитан, доставая из портфеля бумаги, сказал:
– В прошлом году под Киевом произошла странная авария. Пострадал мальчик, удивительным образом похожий на тебя. Только вот вскоре он исчез. Ты можешь объяснить, где ты был, имел ли ты отношение к этому мальчику и где тебя лечили? Про старушку, которая отправляла письма, мы уже знаем.
– Про Киев ничего не знаю. По лечению информация секретная. Мне сделали операцию в Подмосковье и самолётом отправили на юг, в санаторий, где я учился заново ходить. Мне запретили отправлять письма и посоветовали написать их заранее. Я не хотел, чтобы волновались родные.
– Молодой человек знает, что такое очная ставка?
– Молодой человек знает, что такое очное ставка. И молодой человек не возражает. Я не против покататься по просторам страны, да ещё за чужой счёт.
– Юноша, попавший в аварию, получил очень характерные травмы. Мы можем проверить, – явно пригрозили мне.
– Без проблем. Я не попадал в аварии и уверен в своей невиновности.
Думаете, меня оставили в покое? Ага, щаз. Повезли в районную больницу. Там врач продержал меня три дня, а потом сообщил, что никаких травм пальцев, головы и руки у меня не было, никаких переломов. Правда, случилось то, чего я боялся: мне сделали снимок восстановленного колена. Хотя чего я беспокоюсь? Что я понимаю в лечении? Врачи сделали, на мне испытали новую методику, и спасибо им на этом. Это всё.
Из райцентра я вернулся с участковым на попутных машинах, а следаки направились обратно в столицу. Так и не смогли ни за что зацепиться, я всё отбивал с умением опытного теннисиста. Отбился. На заметку меня, конечно же, взяли, но это вполне ожидаемо. Скорее всего, велели участковому присматривать за мной и сообщать, если что.
Где-то пятнадцатого мая, когда мы завтракали во дворе за общим столом, я, пользуясь тем, что вокруг все свои, сказал:
– Мне запретили рассказывать, как меня лечили, взяли подписку о неразглашении. Но не секрет, что я учился ходить в санатории на Чёрном море. Там здорово, видите, как я загорел? Жаль, лето не застал, покупаться не удалось. Так вот, предлагаю летом съездить на месяц на море. Я достану машину, и прямо отсюда рванём куда-нибудь в Сочи. Или в Крым. Ялту посетим, где «Артек». Как смотрите? Например, на август или июль, самое время.
– У нас пионерский лагерь, – напомнили сестрицы.
– Можно и не на месяц, на десять дней, а потом ещё раз на десять дней. Уже знать будете, что и как. Машина есть, по нашим дорогам ехать сутки. Устроим дикий отдых.
– Это как? – заинтересовалась Марфа Андреевна.
– Выбрать красивый пляж, главное, чтобы пресная вода рядом была, и жить в палатках, готовить на костре. Девочки направо, мальчики налево. Такой отдых постепенно становится модным, уже почитатели появились. Даже фильм был снят, у меня он есть, можно будет посмотреть вечером, я натяну полотно.
– Обязательно, – согласились со мной.
Ну что, зёрна идеи я посадил, надеюсь, дадут всходы. Пусть думают, время есть. В пионерские лагеря пока не записывались, да и ехать собирались только две дивчины, средние. Старшая из сестер, Анна, в этом году заканчивает школу. Да, ей осенью уже восемнадцать исполнится, но из-за войны она пропустила полтора года, а после навёрстывала. Она не одна такая была.
Сейчас её не столько экзамены беспокоили, сколько вопрос, куда идти дальше учиться. В отличие от Глаши, занимавшейся домом и ребёнком,
