Алекс Орлов - Стрела Габинчи
– Отдельной комнаты не нужно, дайте апартамент на двоих.
– Но он же вам все провоняет! – вырвалось у приказчика, он сморщился, показывая, как сильно несет от Бурта.
– Он поспит в прихожей, на соломе…
– Как прикажете, ваше благородие.
Пока сундуки нового постояльца поднимали в апартамент на втором этаже, Бурту было приказано ждать внизу. Лишь после того как Галлен осмотрел комнаты и остался ими доволен, он спустился на первый этаж и велел гостиничному слуге позвать конюха.
Бурт же, подозревая со стороны хозяина какой-то подвох, стоял в углу гостевой залы и посматривал на него исподлобья.
Вскоре появился конюх, высокий жилистый человек в кожаной жилетке поверх пропотелой рубахи.
– Вот что, приятель, этого поганца нужно срочно вычистить, – сказал Галлен, указывая на съежившегося Бурта.
– Как лошадь, ваше благородие? – уточнил конюх.
– Да как угодно.
– С щелоком и мятным багульником?
– Сгодится, – кивнул Галлен. – Главное – не жалей воды, а будет упираться – бей.
С этими словами кавалер протянул конюху два крейцера.
– Ваше благородие, я ведь еще не очень сильно пахну! – в отчаянии закричал Бурт, с ужасом глядя на приближающегося конюха. Но Галлен, не обернувшись, стал подниматься по лестнице, предпочитая не видеть, как его слугу волокут во двор.
– Желаете завтрак, ваше благородие? – поинтересовался у него приказчик, стоявший у двери апартамента. – Через час, как растопят печь, будет горячее, а пока можно подать холодного…
– Нет, спасибо, я прогуляюсь по городу. Подайте лучше умыться.
– Будет сделано, ваше благородие. Сию минуту подадут.
Приказчик побежал распорядиться насчет воды, а Галлен подошел к своей двери, и едва он взялся за ручку, как дверь соседнего апартамента приоткрылась и оттуда выглянула девица лет двадцати пяти.
«Из купеческих…» – угадал кавалер, определяя сословие молодой прелестницы по челке. Женщины благородного происхождения зачесывали волосы наверх.
Черные глаза незнакомки сверкнули интересом, хищные ноздри затрепетали, но она сейчас же взяла себя в руки и, опустив глаза, закрыла дверь.
Если она хотела произвести впечатление, она его произвела. Галлен тяжело вздохнул и вошел в свой номер.
В былые времена он легко отвлекался на краткие интрижки, однако со временем его служба стала так серьезна, что иногда он из охотника сам превращался в дичь.
Как-то раз ему подстроили знакомство с одной молодой особой, которой он сильно увлекся. Были даже мысли бросить ремесло, жениться и зажить своим домом.
Она оказалась не только красавицей, но и хорошо образованной женщиной. Бегло читала, писала тушью с крючочками и знала музыкальную грамоту. Тут бы ему и насторожиться – откуда в захолустье воспитанная дама? Но он уже был в ее полной власти и ничего не соображал, а под утро, после ночи жаркой любви, получил в бок кинжалом.
В тот раз Галлена спасли толстое покрывало да слабая для этих целей женская рука. Она сумела вырваться и убежать нагой, а он, истекая кровью, затребовал экипаж, уехал из города и отлеживался потом в горной хижине деревенского козопаса.
Болеть пришлось два долгих месяца, за это время он едва не лишился доверия своих высоких нанимателей. Однако все обошлось, работа, хотя с опозданием, им была сделана. Но на будущее Галлен навсегда зарекся пускаться в дорожные приключения.
50
В дверь постучали. Галлен открыл ее и впустил лакея с кувшином и начищенным медным тазом, в котором лежали свернутое полотенце и грубо отрезанный кусок весового мыла.
Пока слуга пристраивал на табурет таз, Галлен разделся до пояса.
– Готово, ваше благородие…
– Поливай, – сказал кавалер, склоняясь над тазом.
Слуга стал поливать, потом подал мыло.
– Что за женщина живет рядом? – спросил Галлен, намыливаясь душистым мылом.
– Супруга заезжего купца из Постокина.
– Постокин – это который под лордом Валленсом или королевский?
– Королевский город, ваше благородие.
– Давай на руки лей… Больше… Хватит… Остальное на спину.
Когда вода кончилась, слуга подал гостю полотенце, и тот, вытираясь, подошел к окну.
– Хорошее у вас заведение, чистое, и город прибранный. Впервые вижу, чтобы все гостиницы и постоялые дворы были в таком порядке.
– Да где же все, ваше благородие? Вы всех постоялых дворов не видали!
– А что же там, грязно?
Галлен подошел к слуге и отдал полотенце.
– Да не только грязно, ваше благородие, а еще и воруют!
– У постояльцев?
– Да у всех подряд! А в фаршете еще и зарежут!
– Да ну тебе врать, – отмахнулся Галлен, провоцируя слугу на откровенность.
– Не вру, ваше благородие, я вам одну только правду! У нас в фаршетах и воры, и жулики, и головорезы наемные, которые без работы.
– Что за головорезы?
– Ну дык солдатня, рейтары… И разденут, и кошелек заберут, куда там ворам…
– И много у вас фаршетов?
– Фаршетов-то?
Слуга начал загибать пальцы:
– В Рыбном тупике, на Привозной, в Поганом рву…
Он беззвучно пошевелил губами и показал пятерню:
– Пять, ваше благородие.
– Да, много, – согласился Галлен, доставая из кармана крейцер. – Держи, вот тебе за услугу.
– Спасибо, ваше благородие, – поклонился слуга и начал вытирать тряпкой пол.
– А торжище во сколько открывается?
– По праздникам в девять часов, а по будням в восемь.
– Ага, стало быть, уже открыто…
Когда слуга ушел, Галлен стал собираться. Он достал из сундука простую чистую рубаху и потертую куртку. Затем развернул войлочную шляпу с прожженными полями и выдернул мешок, в котором лежали простые растоптанные сапоги.
Штаны на нем и так были дорожные и в маскировке не нуждались.
Кавалер еще раз выглянул в окно – день ожидался теплый и куртка была лишней, однако под ней можно было спрятать кольчугу и ремень с кинжалом. А значит, придется попотеть – не в первый раз.
Еще один узкий кинжал удобно лег в кармашек за голенищем сапога. Его Галлен метал далеко и метко, поэтому всегда старался брать с собой.
Когда он заканчивал сборы, в дверь поскребся Бурт.
– Кто там? Ты, что ли, грязнуля?
Дверь открылась, и показался слуга, одетый в рубаху и портки из чистой мешковины. Из рукава торчала солома, на ногах были войлочные онучи.
– А где твое обмундирование?
– На крыше, ваше благородие… Сушится…
– Ну что же, очень хорошо. Вполне приличный вид, к тому же теперь ты совсем не пахнешь, – сказал кавалер, подходя ближе.
Бурт шмыгнул носом.
– Чего прикажете, ваше благородие?
– Прикажу сидеть на заднем дворе и ждать, пока просушится одежда.
– А питание?
– Жрать хочешь?
– Хочу. Булку-то у меня мул отнял. Собака. Я его сейчас самолично наблюдал, ячмень жрет в три морды и ухмыляется. Он же видал, как меня соломой драили и холодной водой поливали…
– Кто ухмыляется, дурак? Ты что, опять бредишь? Как может ухмыляться мул, ведь это животное? А ты с ним то ругаешься, то дерешься!
– Я его, мерзавца, очень хорошо понимаю, ваше благородие. Я на соломе в конюшне с малолетства воспитывался и лошадей с мулами перевидел больше, чем людей…
– Все, закончили разговор! – резко оборвал его Галлен. – Вот тебе крейцер на жратву.
– Крейцера мало, я ж хороший работник, мне на силу надо.
– На силу ты все пропьешь, поэтому вот тебе…
Галлен выхватил из сумки одну из припасенных магбургских булок и сунул Бурту.
– Вот булка в придачу к крейцеру. И не подходи к мулу, а то он у тебя и эту отберет…
– Не отберет, ваше благородие. Я ему сказал, что…
– Заткнись и пошел вон! Еще слово, и я тебя рассчитаю!
«Буммм!» – загудело над городом – часы на башне пробили девять часов.
Выпроводив Бурта, Галлен спустился по лестнице, поразив своей простецкой одеждой приказчика и двух носильщиков. Прожженная шляпа и растоптанные сапоги совсем не вязались с лицом и походкой гостя. Галлен об этом знал и, выйдя с гостиничного двора, пошел, слегка раскачиваясь и шаркая по мостовой, как ходят городские бездельники.
А при посещении фаршетов он собирался еще и кривить лицо, но пока этого не требовалось.
51
К рыночной площади кавалер шел безошибочно, ориентируясь по горожанам, который спешили за покупками с пустыми корзинами, а возвращались уже с полными.
Живые куры, зелень, горшочки с маслом и круги красноватых колбас – все эти дары рыночной площади двигались по улицам, сложенные в корзины, вливались в закоулки и исчезали за дверями зажиточных домов.
Истопники несли короба с углем, валяльщики – мешки шерсти. Кузнецы тащили кожу на мехи, портные – нитки, сапожники – гвозди и воск, а мясник с помощником купили дюжину новых ножей и на ходу обсуждали их достоинства.
Галлен вышел на торжище и с удовольствием погрузился во весь этот шум и переменчивый букет запахов.
Он прошелся между рядов, постепенно привыкая к местному колориту и примеряясь к новой походке.
