Андрей Орлов - Сибирь 2028. Армагеддон
– Ну, как хочешь, – сказал я, перебираясь в суденышко. – Можешь оставаться. Мы благодарны тебе, Молчун, за компанию, за все хорошее, что ты для нас сделал. Не поминай лихом.
– Что-то не припомню, чтобы он сделал для нас что-то хорошее, – усмехнулась Ольга, – кроме того, что бесплатно прокатился на такси и слопал банку еды. А лодку я и сама бы нашла.
– Он спас мне жизнь, – возразил я, помахал затосковавшему псу и оттолкнулся веслом от берега. Молчун приглушенно завыл, принялся метаться, потом с разгона влетел в воду и поплыл, задрав голову.
– Умница, – похвалил я, втаскивая его на борт. – И зачем выпендривался? Теперь ты мокрый, гадкий, весь в речной заразе, оно того стоило?
Я устроился на банке, вставил весла в уключины и несколько минут держал плоскодонку в прибрежных водах, проверяя, не вскроется ли течь. Потом развернул ее носом вперед и поплыл, загребая за себя, что было не удобно, зато я мог любоваться панорамным видом города и возникающими по курсу сюрпризами.
Дул порывистый ветер. Он гнал небольшую волну, и лодка покачивалась, что, впрочем, не являлось опасностью для судовождения. Вода в реке была мутной, насыщенной микробами и бактериями, источала гнилостный дух. В округе царила тишина, я не видел ни одной живой души – ни на берегу, ни на приближающейся цепочке голых островов. Мокрый Молчун дрожал от холода, улегся мне под ноги, закрылся лапами от пугающей действительности. Ольга сидела на носу с взведенным арбалетом, напряженно смотрела по сторонам. Временами я косился на ее профиль. Впрочем, не находил в нем ничего интересного и предпочитал наслаждаться видом. Седая мгла по мере продвижения рассасывалась. Из завихрений дыма вырисовывалась центральная часть гигантского мегаполиса. Престижный центр, растянувшийся на многие километры. Ни одного небоскреба к нынешнему времени не осталось, все разбилось в прах и поросло быльем. Оставалась лишь память и невнятная, то зазубренная, то волнообразная масса руин. Что там может поджидать, кроме приключений и великих открытий? Слева от нас красовался самый длинный в мире метромост. Мощью сногсшибательных подземных толчков его оторвало от опор, подбросило в воздух, он переломился в нескольких местах и теперь напоминал застывший поезд, сорвавшийся с обрыва. У соседствующего с ним Коммунального моста не хватало центральных секций – они лежали под опорами, в отдельных местах выступая из воды. От железнодорожного моста, расположенного еще дальше, не уцелело НИЧЕГО, оставалось лишь гадать, куда подевалась эта махина, построенная чуть не в 19 веке. Мы выплывали на середину, лодку понемногу сносило течением. Я налег на весла, чтобы поскорее убраться под защиту островов.
Спокойствие расслабляло. Я снова рылся в своих запущенных мыслях, гнал из головы чудовищный образ отца. Вспышки на правом берегу невольно привлекли внимание. В окрестностях автовокзала и развязки на Южной площади вдруг разразилась чехарда огоньков. Мельтешило в нескольких местах, бились сполохи, озаряя мглистые руины. Словно гирлянда на новогодней елке, в которой перегорела половина ламп. Расстояние и примеси «посторонних» веществ в воздухе скрадывали звуки, казалось, дело происходит в полной тишине. А потом огоньки погасли, и снова навалилась серость.
– Стреляли… – задумчиво пробормотала Ольга, покрепче обнимая арбалет.
– Ты где взяла эту штуку? – поинтересовался я. – Ломанула стрелковый клуб?
– Странно, ты угадал, – усмехнулась она. – На улице Блюхера за студенческим городком имелся боулинг и клуб любителей стрелкового дела. Там стреляли из пневматики, из лука, даже из рогатки и пращи. Подвал, в котором находилось заведение, завалило, но я проникла туда посредством любимой канализации. Заодно и потренировалась. Боевого оружия там не было, но оно ни к чему – в наше время убивать следует бесшумно, согласен?
– Мой автомат тоже бесшумный, – похвастался я.
– Это только кажется, – отмахнулась Ольга. – Он все равно издает какие-то звуки. А арбалет АБСОЛЮТНО бесшумен.
«Если не вслушиваться в хлопок тетивы», – подумал я, опасливо косясь на проплывающие мимо борта клыкастые островки. Правый берег приближался, вырастал из дымки, обретали резкость очертания руин и вздыбленных мостовых конструкций. Я невольно задумался, какой у нас шанс пройти живыми через эту глыбу, распростершуюся к северу километров на пятнадцать?
– Тебе не приходило в голову, что безопаснее обойти город? – пробормотал я. – Расстояние возрастает вдвое, но вероятность радостных сюрпризов…
– Останется точно такой же, не обольщайся, – возразила Ольга. – Я много разговаривала с людьми – и в колонии, и по последнему месту жительства. Среди них были беженцы, пришедшие с окраин. Они считают, что в городе безопаснее. Я не могу подвести научно-доказательную базу, основываюсь только на слухах и на умении отличить правду от вымысла. Но говорят о стаях диких волков, обложивших город и рыскающих по окраинам, о каких-то совершенно невообразимых медведях. О местах так называемого «безвременья» – например, о «Ведьминой плесени». Назови это как угодно – дурным местом, блуждающей энергетической зоной – это такие места, где люди сходят с ума, теряют человеческий облик и, как следствие, погибают. Эти зоны сконцентрированы в основном на окраинах, но бывает, прорываются в город, накрывают какой-нибудь район. Особенно активно это происходит, если ветер дует из центра вирусологии в Кольцово. Или от завода химконцентратов. Нам ведь никогда уже не узнать, чем там в действительности занимались умные дяди и тети. Плюс утечка радиоактивных веществ, радоновая плита, на которой покоится наш город…
Про эту фишку я слышал и раньше. Новосибирск располагался в интересном месте. Копнешь на двести метров – польется радон, радиоактивная вода. Город стоял на природной аномалии – на гранитных плитах с высоким содержанием урана. Двенадцать лет назад все перепуталось, недра выплеснулись наружу…
– В городе, что ни говори, есть какие-то дороги, – продолжала Ольга, – а вне его пределов все смешалось – горы, пропасти, волчьи ямы…
– Одна моя знакомая с друзьями уплыла в Снегири по реке, – напомнил я. И почувствовал, что бледнею: – Хотя не знаю, посчастливилось ли им добраться…
– Ах, да, наша неземная любовь, – вспомнила Ольга, и в голосе ее зазвенели саркастические нотки: – «Связали их дороги хрустальные мосты…» Ты такой романтик, Карнаш, хотя по физиономии и не скажешь. Ну, ладно, это твоя личная трагедия. Не хотелось бы тебя огорчать, но шансов, что они куда-то доплыли, тем паче на плоту, немного. В реке хватает удивительных сюрпризов. Вот если бы они поплыли на броненосце «Потемкин», на худой конец, на крейсере «Аврора»…
– Заткнись… – прошептал я. Уж лучше бы она молчала про удивительные сюрпризы в реке! Слева по борту в поверхностном слое проплыло что-то крупное. На мгновение мелькнул хребет, увенчанный рваными плавниками! Лодку качнуло – словно граната взорвалась под водой. Заскулил Молчун. Оторвалась от банки Ольга, вскинула арбалет. Сердце забилось. Я бросил весла, схватился за автомат. Лучше не думать, что это такое. Лодку подхватывало течение, стало вращать. Тварь оказалась назойливой. Проплыв под водой, она снова показала обкусанный плавник, сменила направление на девяносто градусов, стала неторопливо огибать лодку. Включать фонарик я не хотел – а то сбегутся все твари в округе! Бледной видимости хватало, чтобы разглядеть трехметровое туловище обтекаемой формы, похожее на торпеду, и диаметром около полуметра. Не думаю, что это была белуга или таймень. Речная обитательница двигалась по поверхностному слою – зигзагами, постепенно приближаясь к нашей лодке. Влек ее голод или любопытство, уже неважно. Она приближалась, заходила с тыла.
– Я стреляю… – взволнованно прошептала Ольга.
– Не надо, – бросил я. – Побереги стрелы, толку от них…
Я медленно привставал, расставив ноги. Молчун подо мной скулил уже на какой-то музыкальной ноте, повышая октавы. Тварь приближалась к лодке, виляя боками, словно женщина бедрами. И вдруг пропала, провалилась в пучину вод!
– Держись за борта! – ахнул я и поджал ноги, чтобы сохранить устойчивость. Тварь ударила упругим боком по днищу, но мы уже были готовы! Хотя тряхнуло нешуточно. Она снова показалась рядом с поверхностью – матово поблескивающая, остроносая. Дала загиб, меняя положение в пространстве, снова устремилась к нам, чтобы уйти под воду и продолжить игры с подбрасыванием «мячика». Но теперь я не позволил ей это сделать! Открыл автоматический огонь по приближающейся туше. Пули ложились кучно, разрывая чешую и кожу – броневого колпака на этом чудище не было. Положение, в котором я стоял, взывало к чему-то лучшему, но времени не оставалось. Я удерживал цевье, прикладывал старания, чтобы ствол не гулял. Перенес огонь – поближе к голове. И тварь заметалась, потеряла ориентацию. С хрустом вскрылась черепушка, брызнули мозги и хрящи. Она еще была жива, но вертелась как волчок, прекратила преследование. Пошла на дно, бултыхая хвостом и взметая тучу брызг. А я забросил автомат за спину, схватился за весла и принялся выравнивать посудину…
