S-T-I-K-S. Шпилька - Ирэн Рудкевич
Под спиной было что-то мягкое, похожее на еловый лапник. Сверху — вроде бы её же куртка, накинутая на манер одеяла. Что-то чужеродное мешается в районе локтевого сгиба. Над головой слышно птичье чириканье, а ноздри щекочет запах какой-то травяной смеси.
Руки не связаны, что уже неплохо. Но не помешало бы осмотреться, причём украдкой — вдруг её то ли спаситель, а то ли кто, совсем рядом.
Полежав ещё некоторое время, Шпилька попыталась приоткрыть глаза. Веки словно бы склеились между собой и потяжелели, так что это простое действие потребовало неимоверных усилий. Но стоило только преуспеть в этом деле, как лица коснулось нечто влажное и шершавое, словно собачий язык. Раз, другой, третий…
— Лайма, — едва слышно просипела Шпилька. — Да подожди ты.
Подняла руку, чтоб оттолкнуть собаку — движение получилось не то, чтобы лёгким, но вполне терпимым для её состояния. Разве что в локтевом сгибе неприятно кольнуло.
Шпилька скосила глаза, старательно сфокусировалась, пытаясь рассмотреть, что же там такое. И едва не вскочила от удивления.
Игла. Капельница, заботливо приклеенная пластырем к коже. По гибкой прозрачной трубке медленно скатываются капли мутной желтоватой жидкости.
Ну и дела! Кто же это тут такой заботливый?
Беглый осмотр окрестностей ничего не дал — рядом обнаружилась только Лайма, прекратившая облизывать лицо хозяйки и теперь просто лежащая рядом с ожидающим выражением на морде.
Поднатужившись, Шпилька сильнее согнула руку, дотянулась до овчарки и потрепала её по голове.
— Спасибо. Знаю, что ты помощь привела.
Немка смущённо фыркнула и спрятала морду между лап.
Шпилька со стоном перевернулась на бок, едва вновь не потеряв сознание от усилия. Отдышалась, села. Ощупала себя. Оба пулевых отверстия были тщательно очищены от кусочков ткани, попавших внутрь вместе с пулей, и закрыты чистыми марлевыми салфетками, посаженными на медицинский клей. Шпилька, кривясь и шипя, отодрала уголок той, что была на ноге, заглянула под него. Края раны уже сошлись и даже начали покрываться корочкой.
Прижав салфетку на место, Шпилька выдернула из вены иглу и обернулась, скользя взглядом по трубке. На стволе дерева позади неё была привязана перевёрнутая горлышком вниз пластиковая бутылка. Пустая, но потёки желтоватой жидкости и торчащий из горлышка противоположный конец трубки недвусмысленно намекали, что именно это, далёкое от стерильности приспособление и есть её капельница. Ниже бутылки, прибитый к стволу добротным охотничьим ножом вроде того, что был у Танка, висел исписанный корявым почерком клочок бумаги.
Поднатужившись, Шпилька перевернулась на живот, встала на четвереньки и подползла к стволу. Ухватилась за него, подтягивая себя вверх, дёрнула записку. Долго потом лежала, пережидая, пока небо и земля перестанут кружиться и расплываться перед глазами. Поднабравшись сил, впилась глазами в записку.
«Привет от Ады, сестрёнка. Тебе прострелили печень и бедро. Я обработала раны и сделала тебе капельницу из споранов, но, когда очнёшься — не спеши никуда уходить, дай Улью время тебя залечить. Здесь безопасно, к тому же, я побрызгала тебя дезодорантом, который отпугивает заражённых. Это не эфка, так что для тебя он безопасен. Под лапником найдёшь флягу с живчиком, тушняк и кое-что ещё. Нож тоже забирай — дарю по-сестрински. Записку возьми с собой. Выживи! Удачи! Энгельс там».
Под словом «там» была нарисована жирная стрелка, но Шпилька даже и не подумала прикинуть, куда она указывала. Дотянулась до ножа, выдернула — откуда только силы взялись. И на четвереньках рванула туда, где лежала. Нетерпеливо раскидала в стороны еловые ветви и рассмеялась от счастья при виде двух банок тушёнки. Одну умяла сразу, вторую разделила с Лаймой. Сделала глоток живчика из пузатой камуфлированной фляжки, от которого почти сразу перестала болеть голова. И снова принялась копаться в лапнике.
Полулитровую бутылку с пульверизатором вместо крышки и остатками резко пахнущей жидкости отставила в сторону — судя по всему, это и есть тот самый дезодорант. А вот последним подарком Ады Шпилька невольно залюбовалась. Провела ладонью по воронёному стволу с дульным тормозом, с наслаждением щёлкнула туда-сюда рычажком предохранителя, вжалась глазом в оптический прицел на планке пикаттини. Вчиталась в надписи на левой стороне.
АК двести три, под всё тот же семь-шестьдесят два — царский дар. И два полных магазина в придачу — красота, да и только. Непонятно, с чего эта Ада так расщедрилась, но спасибо ей за это.
Глаза после полутора банок тушёнки слипались. А может, так давала знать о себе слабость после потери крови. Но Шпилька заставила себя подняться. С сомнением покрутила в руках дезодорант, на всякий случай попшикала резко пахнущей жидкостью на себя и Лайму — последней запах явно не пришёлся по душе, но деваться ей было некуда.
Запомнив направление к Энгельсу, Шпилька развернулась и зашагала в противоположном направлении. Найти путь к тому месту, где она бросила Сыча, было просто — наследила она там на славу.
Мур лежал на том же самом месте. Он сумел выдержать порядка двадцати попаданий до того, как упал, и ни одно из них не было смертельным. Сыча добили чуть позже. Выстрелили в затылок и, судя по диаметру отверстия в черепе, это были не те ребята, что устроили им засаду.
Может, Ада? Но зачем ей убивать Сыча и тут же спасать Шпильку?
Пожав плечами, Шпилька присела над телом мура. Запустила ладонь под него, нащупывая свой топорик — трупу он уже ни к чему, а ей может очень даже пригодиться. Подумала немного и принялась стягивать с трупа камуфляжную куртку — несмотря на тёплую погоду, Шпильку немного знобило.
В прошлой жизни она была чистоплотной до брезгливости. Даже верхнюю одежду никогда не носила больше одного дня, не говоря уж о носках или нижнем белье. О том, чтоб надеть чужую вещь, речи и вовсе не могло быть.
Теперь же она без колебаний натянула на себя забрызганную кровью куртку и ни разу не поморщилась. Ей нужно согреться, чтоб организм не тратил на это и без того малые силы. Улей повлиял и на неё — Шпилька уже сама заметила, что стала сильнее и живучее. Но это же не значит, что теперь на всё можно махнуть рукой. Да и Ада не зря посоветовала ей немного отлежаться, а не спешить в Энгельс.
Но Шпильке отлёживаться было некогда. Муры забрали её крёстного и Жива. Муры работают на чёрных, которых Сыч называл то внешниками, то змеёнышами. А тем, в свою очередь, от рейдеров
