Канонир (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич
— Маша, сними с коня седло и — в конюшню, сабли в дом занеси.
Я прошёл в дом, с трудом сбросил тяжёлый ранец с пистолетами на пол. Грохот раздался сильный. С удивлением я увидел в ранце дыру от пули, а ведь я хорошо помнил, что надевал я его на себя целым. Неужели он закрыл меня от шведского свинца?
На шум упавшего ранца вышел Илья. Увидев мой окровавленный бок — повязка пропиталась кровью, он закричал:
— Дарья! Быстро сюда, инструменты лекарские неси, вино хлебное и холстины. Юрий ранен!
Дарья выбежала из комнаты, увидела меня и побледнела.
— Быстрее неси! — прикрикнул Илья.
Сам же посадил меня на лавку, стал снимать одежду. Я заскрипел зубами.
— Режь одежду — чего её беречь, всё равно от крови теперь не отмоешь.
— И вправду — чего же это я? Растерялся, прости.
Илья вытащил из ножен свой обеденный нож, вспорол на мне рубаху, расстегнул и снял пояс с ножами и саблей, отбросил в сторону. Я взглянул на рану. Кожа рассечена, мышцы под нею — тоже, но рёбра целы, до брюшины удар не достал. Ослаб швед после ранений, не хватило силы на большее, иначе я бы так и остался в лесу.
Рана болезненная, кровит сильно, однако не смертельная.
Я вымыл руки водой из кувшина, обильно сполоснул их самогонкой, обработал ею рану. Защипало.
Решил шить наживую — когда ещё опий подействует, да и голова мне нужна ясная, не задурманенная.
Я взял иголку с ниткой, прошил мышцы, перевязал сосуды, стянул шёлком кожу. Оглядел творение своих рук. Немного кривовато получилось, грубоватый будет потом рубец, но шить самому себя неудобно, вот если бы это была нога — тогда совсем другое дело.
С помощью Ильи я перевязался, обмыл руки.
— Ну а вы‑то как доехали?
— Раз дома, то добрались, успели стражу известить. Тебя ждали, беспокоились. Дарья всё места себе не находила. Говорит — надо было всем вместе в возке ехать. Я уж тоже себя корил, что бросили тебя одного в лесу, так сделанного не вернёшь. Ты выпрыгнул быстрее, чем я сообразил. Чем в лесу всё кончилось?
— Двое назад ускакали.
— А остальные?
— Вон их сабли и пистолеты, — я показал на ранец и кучу оружия. Сабли к этому моменту Маша уже внесла в комнату.
— Ты один их всех положил?
— Выходит — так.
— О господи! Пойдём, я тебя в комнату провожу. Маша, не стой столбом, постель Юрию разбери, потом покушать и попить принеси чего.
Маша сорвалась с места, помчалась по лестнице.
Я бы и сам дошёл до постели. Голова немного кружилась и была лёгкая слабость, а так — ещё ничего, держусь.
Однако Илья суетился вокруг меня, положил мою руку себе за шею и довёл до комнаты. Сам посадил на постель, стянул сапоги и штаны. Он ухаживал за мной как за ребёнком. По–моему, это доставляло ему удовольствие и какое‑то удовлетворение. Мне кажется, он так хотел вернуть мне долг.
Примчалась Маша, принесла на медном подносе хлеб, курицу, миску с кашей, кувшин с пивом и штоф вина. Я сидя немного поел и лёг в постель. Глаза сами закрылись, и я уснул…
Сколько я проспал — не знаю, но когда проснулся, в комнате было по–прежнему светло. У постели сидела Дарья и гладила мою руку.
— С добрым утром!
— Как утром? Я что, проспал вчера полдня и ночь?
— Конечно. Это хорошо, сон болящему силы даёт. Вот сейчас покушаем, и надо спать дальше.
— Спать не хочу — выспался. Мне бы в отхожее место, потом и покушать можно.
Я откинул одеяло и тут же прикрылся. Я был абсолютно гол — ещё вчера Илья стянул с меня штаны и исподнее. Вот чёрт, заголился перед Дарьей. Правда, она уже не девица, но всё равно неудобно.
Дарья деликатно вышла.
Я натянул подштанники и штаны. Рубахи в комнате не было, и я пошёл в туалет так — одетый по пояс. Правда, половина торса была под повязкой.
Я взглянул на неё. Немного сукровицы, но в целом — сухая. «Не буду перевязываться, — решил я, — пусть подсохнет немного».
После туалета я умылся и добрался до комнаты. Здесь уже собрались все.
— Кушай на здоровье, мы уже сыты.
Я поел под их взглядами. Было как‑то неловко.
— Ну что уставились на человека? — гаркнул Илья. — Видите — Юрий не отошёл ещё от ранения, потому и аппетит плохой. Видели бы, как он с рыбой управлялся на коптильне!
Я чуть не поперхнулся. Но тут же вспомнил, что на Руси существовал обычай — нанимая работника, его сначала кормили. Кушает много — значит работник сильный, ест мало — не брали на работу. Вот и меня чуть так же не оценили, хорошо — Илья сообразил вовремя.
Я поел, обтёр полотенцем руки.
— Мы тут рубахи тебе купили, синюю или красную оденешь?
— Да я и без рубахи пока полежу. Расскажите лучше, что там со шведами.
Илья поскучнел лицом.
— А что со шведами? Город окружили, в осаде мы ноне. Так не в первый раз. Кто против нас только не ходил — немцы, ливонцы, новгородцы, шведы вот теперь. Пошумят, покуражатся, людишек побьют, так всё равно уйдут не солоно хлебавши. Псков как стоял, так и стоять вечно будет. К государю в Москву и Великий Новгород уже гонцы посланы. На Новгород надёжи нету — обезлюдел город, а с Москвы подмога придёт. Нам бы только продержаться. Запасы в городе есть, сам в подклеть закладывал, воды в колодцах полно — выдюжим. Ну а ты‑то как? Как удалось со шведами справиться? Неужто восьмерых единолично убил?
Торопиться мне было некуда, и я подробно, в деталях, поведал весь ход боя, начиная с того момента, когда кубарем покатился с возка. Мне и самому было интересно восстановить ход событий — чего не учёл, ошибся ли где? Когда закончил повествование тем, что подъехал на коне ко двору, все дружно перевели дух, заговорили.
Илья огладил усы. Он явно мною гордился, хотя мы не были родственниками, но всё же — добрыми знакомцами.
— Вот, и в моём доме теперь есть кому врагу головы посшибать! Не только юбками полы мести.
Хотел, очень хотел Илья сына, на худой конец — хорошего зятя, вот и прорывалось это у него, хоть и не замечал порою сам.
— Вот что, девки, — устал герой, отдохнуть ему надо. Это же расскажи кому — один восьмерых положил — не поверят. Я‑то видел тебя в деле — верю, что можешь.
— А ты пистолеты пересчитай, да покажи тому, кто усомнится.
— И то дело, вроде как доказательство.
Илья и Маша ушли. Дарья задержалась.
— Не надо ли чего принесть? Водицы холодной али вина?
— Нет, Дарьюшка, иди отдохни. Как я понял — ты со мной ночь просидела?
Щёчки Дарьи покрылись лёгким румянцем.
— Сам Господь учит проявлять милосердие, как же без этого?
Я погладил её по руке. Дарья неожиданно прильнула ко мне, впилась в мои губы сладким поцелуем, отпрянула и, закрыв щёки ладошками, выбежала из комнаты.
Ничего себе! Да в ней кипит вулкан страстей! Темпераментная, и целуется здорово. Мне почему‑то вспомнилась ночь со служанкой на телеге. Ох, повторить бы!
Я немного полежал и уснул. Проснулся для обеда и снова впал в спячку.
Утром меня разбудил гром пушек. Палили часто и густо по всему периметру. Видимо, шведы пошли на приступ.
Через час канонада прекратилась. В городе стало тихо. Если бы шведы прорвались за стены, шуму и крику было бы много.
Я умылся, спустился вниз, в трапезную. Илья с Дарьей сидели за столом, Маша прислуживала.
— О! Герой к нам пожаловал. Как здоровьичко?
— Вашими заботами да молитвами — уже лучше стало. Лежать надоело, уже всё отлежал.
— Так ты же не от лени лежишь! Заслужил! Ранен в бою с супостатами. За это от меня и от города почёт и уважение.
— Как там в городе?
— Стреляли из пушек с утра, но вроде всё обошлось.
Я поел вместе со всеми. Сил прибавилось, но после подъёма на второй этаж появилась одышка. Нет, рановато мне в город, на крепостные стены — отлежаться малость надо, сил набраться. Осада — не на один месяц, успею ещё повоевать и врачебное умение проявить.
После обеда пушки загромыхали снова. Я лежал и прислушивался, стараясь понять, что происходит.
В ворота постучали. А вскоре в коридоре послышались голоса. Я узнал голос Ильи: