Дмитрий Самохин - Вишневый самурай
Еремей горевал долго. Даже поговаривают, что бросил пить и занялся отцовским делом. На этом поприще преуспел. Умер в возрасте восьмидесяти девяти лет. И до конца дней своих хранил память о Вишневом самурае — японце, который спас ему жизнь…
Карп Епифанов умолк. Я подумал, что на этом рассказ закончился, но ошибся.
— … Наше семейство чтило мужественного японца, не пожалевшего и собственной жизни ради друга. Он мог ведь выпрыгнуть с лодки и уплыть, но не изменил долгу. Еремей очень горевал. Ближе к старости он заказал у ювелиров статуэтку, изображавшую его друга Масу — Вишневого самурая. Статуэтку вырезали из слоновой кости и инкрустировали драгоценными камнями. Сохранились фотографии той реликвии, сделанные в начале двадцатого века. По ним мой отец заказал скульптуру самурая для нашего ресторана. Она и теперь стоит на входе.
— А почему скульптуру делали по фотографиям? Что произошло с оригиналом? — поинтересовался я.
— К сожалению, оригинал был утрачен. История мутная. Во время волнений семнадцатого года Жана Епифанова убили на пороге его ювелирного магазина. Убийство произошло вечером. Нашли его лишь наутро. Статуэтки при нем не оказалось, хотя в трагический день он точно брал ее с собой.
— Какого размера была статуэтка? — уточнил я.
— Сантиметров пятнадцать — двадцать, — ответил Карп. — С тех пор «Вишневый самурай» — наша семейная реликвия — бесследно исчез.
В кабинет ворвался Гонза Кубинец и сообщил, что погрузка завершена, документы подписаны, ждут только хозяина. Карп Епифанов тепло распрощался со мной, пожал руку Кубинцу и покинул наш дом.
ГЛАВА 28
Поездку в «Гранд-Палас», где поскандалила Иоланда Городишек накануне своей гибели, я отложил на следующее утро. После визитов Жукова-Козлова и Карпа Епифанова, после пяти бутылок пива диван выглядел предпочтительнее любого путешествия — даже если совместить прогулку с посещением английского паба.
Остаток дня я провел по классической схеме. Изображая из себя кочевника, маневрировал между кухней, где наводил порядок в холодильнике на полке с пивом, и кабинетом на втором этаже, где смотрел фильм, название которого в памяти не удержалось. Фильм был выдержан в жанре спортивной драмы — история восхождения на олимп мировой славы. Главный герой — боксер, чья карьера прозябала в самом отстойном месте. За жалкие гроши он сражался в дешевых барах, ублажая пьяных завсегдатаев. Боксера звали то ли Роман, то ли Рокел… Он любил девушку, которая торговала в магазине зоотоваров. А девушка была родной сестрой его друга — грузчика с мясоперерабатывающего комбината… Так бы и остался Роман-Рокел на дне жизни, если бы его случайно для рекламного боя не выбрал чемпион мира в тяжелом весе Аполлон Кридин. Романа-Рокела обходили стороной, поскольку он считался неудобным противником. Стало быть, он был левшой.
Фильм отдавал стариной, но брал задушу, заставлял сопереживать судьбе героя. Я посмотрел первую серию, затем, прервавшись на ужин, достойный богов, осилил вторую. Расчувствовавшись по поводу тяжкой доли боксера Романа-Рокела, опустошил с десяток пивных бутылок и выкурил две жирные кубинские сигары. Потом завалился спать прямо в кабинете на диванчике…
Утро встретило меня слезами. Это дождь шелестел по крыше, стучался в окна, прыгал по лужам на набережной. Город, измученный жарой, наконец утер потное лицо влажной тряпочкой.
Наскоро позавтракав и выпив два стакана молока, я сообщил Гонзе Кубинцу о своих планах. Нацепив на голову широкополую шляпу «а ля гангстер», упрятав в наплечную кобуру револьвер и выбрав в коллекции галстуков «змеиную шкуру», я почувствовал себя полностью экипированным.
Покинув особняк, легко взобрался на борт «Икара» и в рубке капитана занял место у штурвала. Оставив мотор разогреваться, я погрузился в бортовой компьютер, чтобы проложить маршрут до «Гранд-Паласа». Исследовав имеющиеся в памяти карты города, разобрался в каналах, по которым следовало плыть. Отчалив от набережной, я взял курс на Адмиралтейскую сторону.
Промчавшись по Большому каналу, который в этот ранний час не был перегружен транспортом, я попал в канал Репина, обогнул Румянцевский сад и вышел в Большую Неву.
На Неве гуляла волна. Дождь заливал лобовое стекло, сводя с ума дворники: только они успевали слизнуть капли, как последние появлялись вновь в удвоенном количестве.
Пронзив Неву насквозь, я направил «Икар» в широкий канал, который проходит между зданиями Сената и Синода с одной стороны и «Медным всадником», памятником работы скульптора Фальконе, — с другой. Мимо проплыл Александровский сад и показалась Дворцовая площадь. Чуть не доехав до нее, свернул в Невский канал.
В Невском я попал в классическую транспортную пробку. До реки Мойки добирался двадцать минут. А от Мойки до канала Грибоедова — еще полчаса. Уже отчаявшись когда-либо увидеть здание Старого Малого пассажа, в котором поселился новомодный «Гранд-Палас», я очутился вдруг прямо перед ним.
Пристать к причалу возле «Гранд-Паласа» было невозможно: тьма катеров пыталась воткнуться в крохотные промежутки между припаркованными машинами. Рядом возвышалась мигающая неоновыми буквами тумба, сообщавшая, что в здании имеется платный паркинг, попасть в который можно с Итальянского канала.
Итальянский канал протекает параллельно Невскому. Он начинается в канале Грибоедова и впадает в Фонтанку.
Свернув на Садовую, я через минуту оказался на месте. Возле выстеленного коврами входа в «Гранд-Палас» находились круглые ворота, над которыми висел знак «свободно». Направив катер под арку, я прошел к незанятому причалу, остановил «Икар» и включил причальный механизм.
Плата за парковку — десять рублей в час: непомерная такса! Дороже, чем парковаться на Дворцовой площади с привязкой катера цепями к Александрийскому столпу!.. Включившийся причальный механизм запустил часы, которые отсчитывали время стоянки.
Я покинул «Икар», выбрался на причал и направился к пассажирским лифтам. В лифте обнаружил, что «Гранд-Палас» занимает четыре торговых этажа, а на пятом расположено кафе. Решил начать обследование с первого этажа.
План мой был прост, как палка-копалка кроманьонца: сперва прогуляться по магазину, осмотреться, прошвырнуться по бутикам, полюбоваться на цены и изделия, затем найти кого-нибудь из службы охраны, выйти на старшего и поговорить с тем, кто находился во время показа коллекции модной одежды на работе. Постараться найти такого человека, который бы помнил скандал с участием Иоланды Городишек, и допросить его с пристрастием. А если останется время, то заглянуть еще в кафе, чтобы пропустить кружечку пива с чем-нибудь мясным.
Одна проблема стояла передо мной: сотрудники службы охраны, услышав, что я детектив частного агентства (проще говоря, «частная ищейка»), не захотят разговаривать, кстати, в полном соответствии с правилами внутреннего распорядка… Преграда, если вдуматься, капитальная. Хорошо, что о решении столь сложной задачи я подумал еще дома. С прошлого дела у меня осталось удостоверение полковника ФСБ с моей фотографией. Вот этой ксивой я и намеревался воспользоваться. Документ федералов способен развязать язык даже глухонемому от рождения!
Я вышел на первом этаже и оказался в царстве стекла и металла. Мраморные полы… Цветущие лица продавцов… Минимум посетителей… Серьезные дяди в черных костюмах, из ушей которых вились белые провода, уходившие куда-то под пиджаки… Ясно, что эти ребята и есть служба охраны.
Подходить к ним сразу я поостерегся. Решил разведать обстановку, прогулявшись по этажам.
Я прошел через магазины, предлагавшие по запредельным ценам одежду, парфюмерию, обувь. Цифры на ценниках напоминали облака — такие же дутые и воздушные. Я увидел людей, которые неспешно, с гордым видом примеривали обувь и расплачивались кредитными карточками. Они покупали вещи, которые несли на себе ярлыки известнейших фирм. То есть в этом Дворце Стиля и Моды деньги вкладывались в пустоту, в имидж, в желание посредством модных бирок доказать свою индивидуальность. Вот ведь странная надежда!
Я изображал из себя весьма важного господина, который явно скучал, прогуливаясь по бутикам. То и дело подбегали услужливые продавцы, желавшие продать мне как можно больше товара, но я, зевая, осматривал предлагаемое и, ни слова не говоря, переходил в другой магазин.
На стеклянном лифте я поднялся на предпоследний этаж. Из лифта полюбовался панорамой искусственного городка, рассеченного железнодорожными путями. Дальше — нагромождение скал. Маленькие швейцарские домики, возле которых прогуливались люди, ездили авто. Горнолыжники спешили к подъемникам, чтобы вознестись на заснеженные склоны, откуда можно слететь на огромной скорости. И поезда… Множество поездов — от старинных паровозов с угольными платформами до современных электровозов — сновали по рельсам. Они огибали городок по кругу, исчезали в туннеле и выныривали уровнем выше, чтобы совершить еще один круг и вновь исчезнуть, но уже в другом туннеле.
