Эдгар Берроуз - Пираты Венеры
— Вы нашли Дуару? — спросила одна из них.
— Нет, — ответил я, — но появилась другая тайна: исчез ангам Муско, а с ним и вепайец Вилор.
— Вепайец?! — воскликнула Виса, женщина, спросившая о Дуаре. — Нет, Вилор не вепайец!
— А кто же он?
— Он тористский шпион, — спокойно ответила она. — Он послан в Вепайю давным-давно, чтобы разведать секрет сыворотки долголетия, и, когда нас схватили, кланган взял его, наверное, по ошибке. Мы узнали об этом случайно, уже на «Совонге».
— Но почему я об этом ничего не знал? — возмутился я.
— Мы думали, все знают, — виновато пояснила Виса — И считали, что Вилора взяли на «Софал» как пленника!
Еще одна нить, связывающая события и кое-что разъясняющая! И, тем не менее, было далеко до понимания, куда тянется цепь событий и где ее конец.
Глава 14
В БУШУЮЩЕМ МОРЕ
Расспросив женщин, я вышел на главную палубу. Нетерпение мое было так велико, что я не дождался лейтенантов на своем месте в башне. Они закончили обыск корабля и спешили ко мне с докладом. Никто из них не нашел пропавших, но обнаружилась еще одна потеря: исчезли все пять кланганов.
Осмотр корабля оказался достаточно опасным делом, поскольку «Софал» немилосердно качало и через палубу перекатывались огромные валы. Тем не менее обыск был проделан успешно, и все собрались в большой каюте на главной палубе. Камлот, Кирон, Ганфар и Заг вместе со мной занялись выяснением всех обстоятельств этого таинственного дела. Хонан остался в рубке.
Рассказав им, что Вилор на самом деле не вепайец, а тористский шпион, я напомнил Камлоту, как Вилор просил поручить охрану джанджонг именно ему.
— От Висы стало известно кое-что еще, — добавил я. — Во время пребывания на «Совонге» Вилор настойчиво добивался внимания Дуары. Он влюблен в нее!
— Думаю, что это последняя крупица информации, в которой мы нуждались. Теперь можно восстановить все нити событий прошлой ночи, — начал Ганфар — Вилор хотел обладать Дуарой. Муско — бежать из плена. Первый общался с кланганами и заручился их дружбой: это было известно каждому на «Софале». Муско — ангам, а всю жизнь кланганы смотрят на ангамов как на носителей высшей власти. Они поверили его обещаниям и решили помогать. Несомненно, Вилор и Муско детально разработали план бегства. Прежде всего, они послали ангана убить впередсмотрящего. Ведь только тогда их замысел мог быть успешно осуществлен. Затем Вилор, вероятно, в сопровождении Муско, направился в каюту Дуары. Они убили часового, схватили ее на постели, сунули в рот кляп и отнесли к сходням, где их ждал анган. Да, был шторм, но ветер дул как раз в сторону близкого берега, а кланганы хорошо летают. Такова была, по-моему, картина происшедшего, пока мы спали, — этими словами Ганфар подвел итог своим размышлениям.
— И ты веришь, что кланганы перенесли всех троих на берег Нубола? — усомнился я.
— Ничего другого быть не могло. Таковы факты, — подтвердил Ганфар.
— Я согласен с ним, — добавил Камлот.
— Следовательно, остается лишь одно, — подытожил я. — Необходимо вернуться и направить в Нубол поисковую партию.
— Ни одна лодка не уцелеет в такой шторм, — произнес Кирон.
— Шторм не длится вечно. Нужно оставаться близ берега, пока ветер не стихнет. Я пойду в башню, а вы опросите команду: может, кто-нибудь прольет новый свет на произошедшее. Кланганы — большие болтуны, а кто-нибудь, возможно, и вспомнит о замыслах Вилора и Муско.
Когда я выбрался на главную палубу «Софала», корабль как раз поднялся на гребень огромной волны, а затем соскользнул во впадину между гребнями и зарылся носом в бушующие волны. Палуба круто накренилась. Скользкие мокрые доски под ногами не давали опоры, и я беспомощно пролетел почти пятьдесят футов, прежде чем смог остановить падение. Затем корабль опять задрал нос, взбираясь на очередную гору воды, и огромная водяная стена пронеслась по палубе от носа до кормы, подхватив меня и унеся с палубы.
На мгновенье я погрузился под воду, но очередная исполинская волна вытолкнула меня на поверхность, и я увидел, как пляшет на волнах «Софал» в пятидесяти футах от меня.
Даже в далеком космосе я не был так беспомощен, как сейчас, в объятиях бушующего океана, в неизвестном мире, окруженный мраком и хаосом разъяренной стихии. Кто знает, какие страшные чудовища таятся в бездне? Я погиб! Даже если друзья узнают, что меня смыла волна, им не удастся мне помочь — они тоже беспомощны! Никакая лодка не сможет подойти ко мне при таком волнении, как правильно говорил Кирон, и никакой пловец не удержится на поверхности в бешеном круговороте водяных гор!
Я был песчинкой, захваченной самумом в пустыне…
Безнадежно! Так нельзя говорить, нужно никогда не терять надежды. Раз нельзя выплыть против волн, то, может быть, можно вместе с ними? А до земли недалеко! К тому же я хорошо плаваю на дальние расстояния, и сил у меня достаточно. Если вообще кто-то сможет выжить в такую бурю, то это буду я! В противном случае я, по крайней мере, найду удовлетворение в неравной борьбе со смертью.
Одежда не стесняла: то, что носили на Амторе, можно назвать одеждой лишь с большой натяжкой. Единственной помехой было оружие, но здесь я заколебался, зная, что на недружелюбной планете шансы выжить зависят только от наличия оружия. Ни пояс, ни пистолет, ни кинжал не будут на берегу лишними, да и вес их был невелик, но меч! Если вы никогда не плавали с мечом, болтающимся у вас между ног, то не пытайтесь этого сделать, тем более в бушующем море. Вы думаете, что меч будет свешиваться вниз и позволит плыть? Ничуть не бывало! Огромные волны безжалостно швыряли меня, вертя во все стороны, а меч то упирался в самые нежные места, то болтался между ног, то ударял по голове. Тем не менее я не хотел его бросать.
После первых нескольких минут сражения с морем стало ясно, что непосредственной опасности утонуть нет. Можно было без всякого труда поднимать голову и набирать в легкие воздух. Вода была теплой, и не было опасности окоченеть или получить судорогу. Ведь чаще всего люди тонут в холодных морях. В этом негостеприимном мире существовали лишь две прямые угрозы для жизни: нападение какого-нибудь чудища амторских глубин и, более серьезная, — береговой прибой, который мне придется преодолеть.
Вот это действительно могло нагнать уныние; еще на Земле я насмотрелся, как могучие волны утюжат, крушат, уничтожают все на своем пути, даже вечные камни гор, когда обрушиваются на берег.
Я медленно продвигался к берегу; к счастью, в ту же сторону был устремлен бег волн. Не нужно истощать силы, без надобности борясь с волнами, поэтому плыл медленно, намереваясь достичь берега днем; каждая очередная волна высоко поднимала меня, берег виднелся все яснее и яснее. Он был всего в миле, но картина его мало вдохновляла. Огромные валы разбивались о скалы, вздымая фонтаны белой пены. Грохот прибоя, перекрывая рев бури, разносился вокруг, предупреждая, что смерть ожидает на пороге спасения. Оставалось выбирать. Смерть была везде, и мне предстояло решить, что предпочесть: утонуть там, где я сейчас, или разбиться о скалы. Правда, ни один вариант не вызывал у меня энтузиазма. Смерть, как хозяйка положения, не торопила, и я решил не умирать.
Но это было только мыслью, только желанием. Что надо сделать, чтобы мое решение осуществилось?
Лишь только берег мог даровать жизнь, а вместе с тем берег и угрожал моей жизни. Я направился к нему… В голове проносились разнообразные мысли, иногда не имеющие никакого отношения к той ситуации, в которой я очутился. Так, я вдруг подумал о похоронном бюро… Согласитесь, мысли не всегда подчиняются настроению и логике, однако даже в расцвете сил мы, оказавшись перед лицом смерти, невольно начинаем задумываться о неизбежности и близости конца. Вертя эту мысль так и этак, я вдруг ощутил в ней зародыш надежды. Высокая волна дала возможность увидеть прямо перед собой смерть, в которой я пытался отыскать жизнь. Берег был совсем рядом — остроконечные зубцы утесов и белая пена на них, но детали скрывались за мимолетностью видимого, потому что каждый раз волна поднимала вверх, а затем с быстротой курьерского поезда швыряла на дно водяной бездны. Нередко казалось, что я разобьюсь о морское дно.
Собственные усилия, помноженные на ярость бури, продвигали меня довольно быстро к берегу, к той точке, где рассвирепевшие воды размозжат меня об утесы, о которые разбиваются пенные гребни валов, накатывающиеся в каком-то неистовом упорстве и каждый раз откатывающиеся кипящими водоворотами назад. Надо было дождаться высокой волны.
Вот, наконец, гребень колоссальной волны увлек меня и швырнул вперед. Со скоростью норовистой лошади волна несла меня к берегу; пена накрыла с головой, меня вертело, как ветку в водовороте, но я упорно боролся за то, чтобы иногда приподниматься над водой — лишь для одного-единственного глотка воздуха! Я сражался за то, чтобы прожить на мгновение дольше, чтобы не умереть до того, как волна перебросит меня через остроконечные скалы — жажда жизни управляла моими инстинктивными движениями.
