Маргарита Тара - Сомнирум
– Папа, это Харт. Мы вместе сбежали от Реконструкторов.
Когда Ливи представляла его отцу, в ее голосе прозвучала какая-то… особая, что ли, интонация, которая неожиданно смутила совершенно непривыкшего смущаться Харта. Кажется, он как-то выдал себя, потому что на лице Дигга Хендриксона промелькнула лукавая улыбка.
– Ладно, пойдем, познакомлю тебя с остальными, – сказала Ливи. – Пока папа будет продолжать делать вид, будто неимоверно занят.
Хендриксон, смеясь, выпроводил их из своего кабинета. Ливи показала комнату Харта, где обустроились еще девятнадцать парней.
– Нас пока еще очень мало, – негромко сказала она. – Люди боятся Системы. Ее длинных рук, способных схватить тебя, где бы ты ни находился и как бы ни прятался. Но я надеюсь, что со временем мы сумеем завоевать доверие людей и склонить их на нашу сторону. А до тех пор приходится действовать очень осторожно.
– Что будет с нами? Со мной и Берком? Нам действительно придется скрываться до конца жизни?
– Те, кто называет себя Свободными, готовы к такому повороту событий. Но это не оттого, что мы такие безбашенные. Просто… большинству из нас некуда идти. Некуда возвращаться. Ты понимаешь, о чем я?
Харт кивнул. Хотя и не разделял их чувств, ведь его ждали и мама, и отец, который, разумеется, уже в курсе того, что его сын стал пленником Реконструкторов… но понимал, что ощущали люди, лишившиеся всего.
– Но тебе не обязательно разделять нашу участь. Просто… какое-то время нужно переждать. Сейчас нас активно разыскивают – а потому на поверхность выходить строжайше запрещено. Но когда страсти поутихнут, я попытаюсь пробраться в Систему и стереть данные о вашем с Берком побеге. Я уже делала это однажды – правда, и система защиты тогда была намного слабее. Но попробовать стоит. Если все получится, дроны-наблюдатели, даже зафиксировав ваши лица, не идентифицируют вас как нарушителей Системы и не доложат маршалам или праэко, как сделали бы сейчас.
Харт облегченно вздохнул – у него просто камень с души упал!
– А я могу хоть как-то напомнить о себе маме? Понимаю, это рискованно, но…
Ливи задумчиво кивнула в ответ на приветствие одного из Свободных. Долгое время ничего не отвечала, предоставив Харту напряженно изучать ее точеный профиль. Наконец заговорила:
– Думаю, можно это устроить. Но, Харт, только одно письмо и только одному человеку.
Мысль о том, чтобы послать весточку Элси, тут же растаяла как дым. Мама была гораздо важнее, что ни говори.
– Я отправлю сообщение на визор твоей мамы, – продолжала Ливи, – и дам ей минуту на то, чтобы его прочесть. А затем сотру – чтобы Система не успела его засечь.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Харт.
Она остановилась у приоткрытой двери, обернулась к нему. Фиолетовая прядка, потревоженная движением, скользнула по щеке и, упруго подпрыгнув, упала на узкую спину.
– Пока еще не за что, – отозвалась Ливи, улыбаясь.
Харт поймал себя на том, что уже полминуты неотрывно смотрит в ее зеленые глаза. Вновь увидел те самые чертинки и смущенно отвел взгляд. Он не говорил ей об Элси – все как-то не находилось повода сказать, – но она наверняка догадывалась о том, почему ему однажды вдруг вздумалось напиться и напасть на невинного – или почти – человека.
Ливи жестом пригласила его в комнату. Харт вошел, с интересом огляделся. Тут царил невообразимый хаос, который девушку, похоже, абсолютно не смущал. На раскладном диване ворохом рассыпана одежда, поверхность интерактивного стола загромождена всевозможной ерундой – там нашлось место флешкам всех форм и размеров, косметике, полупустому флакону духов и даже белой расческе с несколькими фиолетовыми волосками, застрявшими в зубьях.
Хмуро оглядев это великолепие, Ливи, недолго думая, одним широким жестом смахнула все на пол.
Хмыкнув, Харт уселся на край дивана – осторожно, чтобы ненароком не помять один из лежащих на нем нарядов – преимущественно черных цветов. Ливи спросила номер визора его матери, споро застучала пальчиками по дисплею. Харт диктовал, делая между предложениями длинные паузы – неожиданно трудно оказалось подобрать слова, чтобы в нескольких куцых фразах объяснить маме происходящее.
Ливи отправила сообщение. На миг сжалось и тут же отпустило сердце. Он представлял, как мать читает это короткое письмо, как ее ореховые глаза наполняются слезами. Ливи отсчитывала вслух секунды. Досчитав до шестидесяти, безжалостно удалила сообщение.
А Харт даже не знал, успела ли мама дочитать его.
На несколько минут в комнате повисла гнетущая тишина. То ли желая нарушить ее, то ли просто резко вспомнив, Ливи порылась в ящике стола и выудила оттуда сверкающий серебром браслет. Приказала ему надеть.
– Зачем? – недоумевал Харт.
Ливи объяснила, вогнав его в легкий ступор. Чем дольше он слушал, тем больше вытягивалось его лицо. Неверие сменилось изумлением, а затем холодное понимание как ушат ледяной воды вдруг обрушилось на него.
– Синты, не отличимые от людей… – пораженно прошептал Харт. – А я все гадал, кто мог сдать меня, когда я был так осторожен!
– Любой человек, с которым ты разговаривал, кому доверял свои маленькие – или не очень – тайны, мог оказаться синтетиком. Разумеется, не считая самых близких, изменения в которых не заметить просто невозможно.
– Боже мой, – пробормотал он.
Они помолчали. Ливи задумалась о чем-то своем, а Харт был слишком потрясен открытием, чтобы изображать из себя хорошего собеседника. Он внезапно понял, как мало знает о жизни за пределами своего дома. Сначала Реконструкторы, их ужасающая способность заглядывать в человеческие воспоминания, теперь еще и синтетики, совершенно неотличимые от людей. Харт перебирал в голове имена и лица, гадая – кто из тех, кого он знал и кому верил, были всего-навсего подобиями людей? Безумно натуралистичной оболочкой, под которой скрывались пучки проводов и сталь, заменяющие синтам плоть и кости.
От мрачных мыслей его отвлек голос Ливи:
– Знаешь… я хочу познакомить тебя еще кое с кем.
Заинтригованный странной интонацией, прозвучавшей в ее голосе, Харт двинулся следом за ней. Они проследовали мимо нескольких жилых помещений и подошли к двери в самом конце лагеря.
Ливи уверенно толкнула ее и зашла внутрь. Харт, шагнувший следом, увидел просторную и непривычно уютную для убежища комнату. На столике – кружевные салфетки, на мягких креслах – вязаные ажурные накидки. Отсутствие окна компенсировал свет десяток лампочек, зажженных по всему периметру комнаты, и десятков свечей в изумительных винтажных подсвечниках. Очарованный, Харт на мгновение даже позабыл, что находится под землей.
В одном из кресел сидела женщина – привлекательная, несмотря на морщинки, притаившиеся у уголков глаз и у рта. Волосы темные и блестящие, без намека на седину, но взгляд голубых глаз выдает истинный возраст хозяйки. Еще до того, как Ливи заговорила, Харт уже догадался, кого видит перед собой.
– Харт, познакомься, это моя мама. Октавия Хендриксон.
Женщина, отложив в сторону планшет, удивленно воззрилась на нее – словно только сейчас обнаружила присутствие в комнате дочери.
– Ох, Ливи, ты привела к нам домой молодого человека? – она поднялась, принялась суетиться, что-то бормоча о чае и только что испеченном печенье.
– Не надо, мама, – мягко взяв за руку, остановила ее Ливи. – Мы не голодны.
– Ну как же! – Октавия огорченно всплеснула руками. – А куда опять запропастился твой дядя?
Харт бросил на Ливи недоуменный взгляд – ни разу за все время он не слышал, чтобы девушка говорила о нем.
Только сейчас он заметил, насколько мрачна и подавлена Ливи. Одна невинная фраза матери перечеркнула улыбку на ее лице, стерев ее огромным невидимым ластиком.
– Он отлучился, – Ливи через силу выдавливала из себя непослушные слова. – По делам. Скоро вернется.
– Ладно. А ты не хочешь познакомить меня со своим молодым человеком?
Мрачность Ливи растворилась без следа. По щекам разлился нежно-розовый румянец.
– Ох, мама, – прошептала она, пряча от Харта взгляд.
Пока он раздумывал, как бы выкрутиться из неловкой ситуации, Ливи торопливо сказала:
– Ладно, мам, нам пора. Забегу к тебе позже.
Не успел он промолвить и слова, как она схватила его за руку и, на ходу крикнув матери «пока», практически потащила за собой. Как только они оказались за пределами комнаты, махнула матери и закрыла дверь.
– Почему ты не сказала ей мое имя? – странно, но это и впрямь задело Харта. Даже немного… обидело.
– Потому что она его слышала. Но даже если бы услышала снова, все равно бы не запомнила.
Снова к ней вернулась эта мрачная отрешенность – губы поджаты, брови сведены, взгляд неотрывно смотрит в пол.
