Алексей Корепанов - Сокровище Империи
«Начинается десятисекундный отсчет, – бесполым голосом объявила серая пустота. – Приготовься сделать свой выбор».
Габлер повел плечами (оказывается, у него были плечи) и сцепил руки перед собой.
«Десять… девять…»
После слова «ноль» мир вернулся. Но это был уже другой мир. И Крис знал все об этом мире, словно прожил там целую жизнь… нет, десять жизней.
Над бескрайним полем поднималось красное солнце, и багрянцем пылали воды двух рек. Бесконечными рядами стояли воины, блистали доспехи, сверкали серебром колесницы, покрытые тигровыми шкурами, развевались стяги…
Что-то неуловимо сместилось, словно мигнуло само время, и вот уже нет никаких рядов, а есть месиво…
…люди кони боевые слоны мечи секиры копья тучи летящих стрел железные дротики кровь кровь рев труб грохот барабанов лязг оружия крики воинов вопли слонов ржание лошадей стук колес стоны кровь кровь кровь ломаются дышла и оси воины корчатся под ногами слонов падают с коней всадники стрелы стучат в кожаные щиты кровь кровь кровь кровь…
Он был лучником, и стрелу за стрелой посылал во врага, и от каждого удачного попадания горячая сила толчками вливалась в него, и он же совсем в другом месте без устали орудовал мечом, и он же летел на коне в самую гущу Кауравов, и он же седовласым Бхишмой на серебряной колеснице с белым стягом, на котором золотилась пальма, в серебристых доспехах вторгался в ряды Пандавов, разя их налево и направо, и никто не мог остановить его.
Но удар по затылку заставил его выронить лук, и он же на другом краю поля упал с коня, сраженный стрелой, и затоптал его обезумевший слон, и его, великана Гхатоткачу с медно-красным лицом и черным, как ночь, телом, с огромной пастью от одного остроконечного уха до другого, его, окруженного полчищами ужасных ракшасов, свирепых и кровожадных, поверг на землю божественный дротик Карны. Он пытался уклониться, и дротик прошел мимо сердца – и это было существенное изменение! – но Карна тут же добил его. И каждый раз, падая в пучины смерти своими многочисленными телами, он испытывал боль, но боль не телесную, а эмоциональную, и сила истекала из него, заставляя страдать…
Обрушив секиру на воина Пандавов, он разрубил того от ключицы до пояса, и тут же, в другой своей ипостаси, на противоположном конце огромного священного поля содрогнулся от боли, когда страшный удар меча снес ему голову. Будучи воином изрядно поредевшей акшаухини Кауравов, он встретил поднятой палицей и отбил летящую в него стрелу, влился в тело Абхиманью и, высоко занеся над собой колесо от разбитой колесницы, бросился на Кауравов, весь в пыли и крови, рыча, как раненый лев. И топтал он врагов, как слон топчет в озере стебли лотоса, и схватился с сыном Духшасаны, отразил удар палицы и сам нанес могучий удар. И пал сын Духшасаны, Абхиманью же остался жив и продолжал сокрушать врагов – это Габлеру удалось еще раз изменить реальность битвы.
Он, воодушевленный этой победой, почти не обратил внимания на то, как был убит сразу в пяти других ипостасях, и рукой Дурьодханы, увернувшись от стрелы с острым и твердым, как алмаз, наконечником, поразил Юдхиштхиру, причем поразил насмерть, вновь направив события по иному пути и заработав себе очки.
Мысленно вскрикнув от смертельного удара в грудь и успев еще раз погибнуть, раздавленный колесом колесницы с утыканным стрелами мертвым возничим, он в теле Арджуны помчался на Ашваттхамана, и его блистающая колесница, ведомая Кришной, сотрясала землю и словно раскатами грома оглашала все вокруг. Сразил коней Ашваттхамана, разорвал стрелой тетиву на луке врага, но самого сына Дроны убить не смог. Сосредоточил себя только на теле Арджуны и, осыпая стрелами Кауравов, устремился к Карне. Стрелы впивались во врагов, как змеи в муравейник. Стаи ворон тучами кружили в небе, высматривая добычу.
Они встретились с Карной посреди поля брани, как два сияющих солнца на небосводе. Воины Пандавов и Кауравов толпились вокруг, и вся земля была усеяна трупами и сплошь покрыта кровью. Сблизились их колесницы, и понеслись друг другу навстречу стрелы. Вновь натянул Арджуна тетиву своего лука…
…и все пропало в серой пустоте.
И в этой серой пустоте вспыхнули налитые кровью буквы, складываясь в слова, словно на легендарном пиру Валтасара:
«Без выигрыша».
Колпак сам собой поднялся, и Габлер вновь начал ощущать собственное тело. Сердце колотилось, как пошедший вразнос двигатель, лицо было мокрым от пота, дышалось, будто после десятикратного преодоления полосы препятствий, ногти скрюченных пальцев впились в кожу ладоней. Он был выжатым до капли, ему казалось, что прошел не час, а те самые восемнадцать дней, о которых говорил распространитель. А то и больше. Арамис сопел рядом, красный, взъерошенный. Публика вокруг утиралась платками, кто-то негромко ругался.
– Блип, не успел! – сказал Габлер. – Но почему – «без выигрыша»? Я ведь порядком оприходовал…
– Ты тоже в пролете? – пропыхтел Арамис.
Крис обвел взглядом ближайших участников битвы на Курукшетре и процедил сквозь зубы:
– По-моему, не только мы в пролете. Хоть убей, не помню, чтобы тот красавец заикался о проигрыше.
– Так ведь не проигрыш же, – хмыкнул Арамис. – Просто – «без выигрыша». Дурят, ох дурят нашего брата!
– Просьба покинуть зал, – раскатился над амфитеатром бесстрастный голос. – Желающие вновь поучаствовать в битве могут приобрести билеты в кассах. При повторном участии предоставляется скидка.
– Ну уж нет, – проворчал беловодец. – Совсем уж конченых болванов поищите. Хотя я чуть этого Арджуну не завалил…
Крис поднялся, рукавом куртки вытер потный лоб.
– А я наоборот.
Арамис тоже встал, повел плечами.
– Что значит: «наоборот»?
– Не успел Карну прикончить. Так вот почему местное солнце Карной назвали…
– Нет, просто совпадение, – отрицательно качнул головой Арамис. – Переименовывали строго по Древнему Риму, только Солнце не трогали. Карна – это богиня какая-то римская. Вот нам бы на базу такую игрушку… И в кабаки бегать перестали бы.
– Ох, сомневаюсь, – не согласился Крис. – Хотя я бы точно не ходил. Во всяком случае, долго бы не ходил.
– Пьянство – мать всех пороков, – назидательно изрек Арамис.
– Тоже мне учитель! – фыркнул Габлер. – Давно так поумнел?
– С вами поумнеешь, как же! Последние мозги пропьешь…
Они в толпе таких же неудачников вышли в коридор, потом в просторный вестибюль. И обнаружили, что довольно много людей устремилось к кассам, возле которых по-прежнему нетерпеливо колыхались очереди. А вот к окошку выдачи выигрышей не спешил никто.
– Невероятно, но мне опять есть охота, – сказал Арамис. – Словно сутки без пайка.
Габлер прислушался к себе и понял, что тоже очень не прочь перекусить, причем как можно быстрее.
«Интересное заведение, – усмехнулся он. – Знают, чем взять».
Арамис словно подслушал его мысли.
– А вот если бы это было участие в строительстве какой-нибудь Вавилонской башни, такой толпой бы не повалили, – заметил он. – Или даже Олимпийские Игры. На кровь же денег не жалко. Вот она каково, естество звериное наше…
– Да уж, – поддакнул Крис.
И подумал:
«Если чужаки к нам прорвутся, драка будет похлеще этой, на Курукшетре. А может, и не драка будет, а просто резня. Причем не мы их, а они нас… У них ведь, надо думать, кое-что поубойней луков и топоров имеется».
Утолять внезапный голод они устремились в расположенное наискосок от гейм-холла заведение с многообещающим, хотя и непонятным названием «Дары Арьяварты». Никто из многочисленных прохожих вроде бы специально на них не смотрел. В отличие от минувшей ночи, народ не прохлаждался, а, кажется, действительно шел по делам.
Правда, у входа в «Дары» сгрудились человек двадцать с лишним. Судя по внешности, приезжие. Габлер и Арамис начали было протискиваться через это очередное сборище, но, заинтересовавшись, остановились. Смуглый человек, завернутый во что-то наподобие белой простыни, раскрутил в руке смотанную веревку и запустил ее одним концом в небо. Веревка взлетела и повисла вертикально, словно зацепилась в воздухе за что-то невидимое. Смугляк выпустил из пальцев другой конец веревки, и тот застыл в десятке сантиметров над тротуаром. Мужчина повернулся к такому же смуглому мальчику, сидящему на корточках у стены. Мальчику было лет десять-одиннадцать, и вся его одежда состояла из вполне доисторической набедренной повязки, белой, как легкий снег, продолжающий почему-то падать с безоблачного солнечного неба. Мужчина молча кивнул, и мальчик встал и подошел к неподвижной веревке. Заученно обхватил ее руками и ногами и принялся ловко карабкаться, возносясь над задирающимися вслед головами зрителей, словно это была не гибкая тонкая веревка, а шест. При полном молчании раскрывших рты присутствующих он быстро добрался до верхнего конца веревки, оказавшись на высоте восьмого этажа здания, в котором размещалось кафе «Дары Арьяварты». Но это было отнюдь не все. Не сбавляя темпа, мальчуган полез еще выше, прямо по воздуху, по-прежнему перебирая руками и помогая себе ногами, словно веревка-шест возносилась и туда, только невидимая. А где-то на уровне двенадцатого этажа парнишка просто исчез. Сначала пропали поднятые руки, потом голова, туловище, и последними – босые ноги. У Габлера создалось такое впечатление, что мальчик забрался в трюм зависшего над улицей невидимого штурмера. И веревка тут же упала на тротуар.
