Хироси Сакурадзака - Все, что тебе нужно – это убивать

К этому моменту я чувствовал себя уже по пояс сделанным из умебоши, так что я поднял белый флаг.

После этого я поведал Рите обо всём. О Йонабару, который никогда не затыкается, о сержанте Феррелле, одержимом тренировками, о соперничестве между нашим и 4-ым взводом. В свою очередь, Рита рассказала мне вещи, о которых не успела сообщить во время прошлой петли. Без доспехов, Сука носила застенчивую улыбку, которая очень ей шла. Кончики её пальцев пахли машинной смазкой, маринованными сливами и немного кофе.

Не знаю, как и какие флажки я установил, но на 160-й петле наши с Ритой отношения достигли глубины, недостижимой ранее. На следующее утро капрал Йонабару проснулся не в своей койке. Он проснулся на полу.

Глава 3

Мне не было покоя во сне. Или какой-нибудь Мимик отнимал у меня жизнь, или я терял сознание прямо во время боя. После этого — пустота. А затем, без всякого предупреждения, пустота отступала, и мой палец, вместо спускового крючка, оказывался заложенным где-то на трех четвертях недочитанной книжки. Я обнаруживал себя лежащим на койке, в окружении ее трубчатого каркаса, и в моих ушах звучал высокий голос ди-джея, читавшей сводку погоды: «Как и вчера, здесь, на островах, солнечно и ясно. После обеда осторожно с ультрафиолетом. Опасайтесь солнечных ожогов!» Каждое слово, словно, вгрызалось мне в череп и застревало там.

На «солнечно» я брал авторучку, на «островах» я писал цифру на своей руке, а ко времени, когда он доходил до «ожогов», я уже был на пути в оружейную. Такова была рутина моего подъема.

А сон, накануне боя, был продолжением тренировки. По каким-то причинам усталость не накапливалась в теле, в отличие от воспоминаний и освоенных навыков, остававшихся в моей голове. Пока я ворочался во сне, разум воспроизводил полученные за день знания, как будто прожигал новую прошивку у меня в мозгах. Я должен был суметь сделать то, что не смог в предыдущей петле, должен был убить Мимиков, которых не убил и спасти друзей, которых не спас. Это было, как статическое отжимание в голове. Мое собственное еженощное наказание.

Я проснулся в боевом режиме. Как пилот, пробегающийся по переключателям перед взлетом, проинспектировал самого себя часть за частью, не упуская ничего, даже такой малости как мизинец на ноге. Проверил каждую мышцу — не затекла ли она во время сна.

Повернувшись на 90 градусов на заднице, я спрыгнул с койки и открыл глаза. Моргнул. Картинка расплылась. Комната была другая — голова премьера больше не пялилась на меня с плеч бикинистой модельки. К тому времени, как я это заметил, было поздно — моя нога не нашла опоры на привычном месте и инерцией меня снесло с кровати головой вперед. На плитки пола. Лишь тут я, наконец-то, осознал где я.

Солнце сияло сквозь слои бронестекла, и его свет разливался по большой, просторной комнате. Искусственный ветерок от кондиционера овевал меня, пока я лежал, распластавшись на полу. Толстые стены и стекла полностью заглушали звуки базы, обычно громко звучавшие в моих ушах.

Я был в Небесной Ложе. В отличие от обнаженной стали и огнеупорной древесины, окрашенной в цвет хаки, эта комната, единственная на всей базе, была обставлена как положено. Изначально, здесь был офицерский конференц-зал и зал для приемов. Ночной вид на Утибо через его многослойные стекла мог бы собирать немалые деньги.

Настолько же, насколько хорош был вид, было паршиво здесь проснуться, если конечно ты не горный козел и не одинокий отшельник, влюбленный в высоту. Ну или Йонабару. Я слышал, у него было где-то тут укромное местечко, и даже на этаж повыше, чем допускались офицеры. «Любовное гнездышко», как мы его называли.

Больше похоже на любовную смотровую площадку!

Глядя на океанскую ширь, я мог увидеть плавный изгиб горизонта. Пляж Утибо был смутно различим сквозь утренний туман. Треугольнички волн росли, сворачивались в пенные буруны, и снова исчезали в море. Где-то там, за этими волнами, лежал остров, на котором обосновались и размножались Мимики. На мгновение мне показалось, что я вижу сквозь прибой ярко-зеленый проблеск. Я моргнул. Нет, это был просто яркий блик солнечного света.

— Ты, несомненно, хорошо спал этой ночью. — Передо мной стояла вошедшая из другой комнаты Рита.

Я медленно поднял взгляд.

— Чувствую себя так, будто прошли годы.

— Годы?

— С тех пор как я хорошо спал. Я уже и забыл, как это хорошо.

— Все этот сумасшедший разговор про петли времени.

— Ты должна знать.

Рита сочувственно взмахнула рукой.

Наша спасительница, Стальная Сука, выглядела этим утром намного расслабленнее, чем когда-либо. Ее глаза глядели мягче в холодном свете утра, а свет солнца сделал ее волосы из ржавых ярко-оранжевыми. Она взглянула на меня, как могла бы посмотреть на щенка, увязавшегося за ней по дороге к дому. Спокойная, как монах дзен. Она была прекрасна.

В комнате вдруг стало слишком ярко, и я чуть прикрыл глаза.

— Что это за запах?

К чистому воздуху, идущему из фильтра, добавился необычный запах. Он не был плохим, но и приятным я бы его тоже не назвал. Слишком пряный для еды, но слишком аппетитный для косметики. Честно говоря, я просто не знал, что это могла быть за чертова штука, которая так пахнет.

— Я же только открыла упаковку. У тебя острый нос!

— На тренировках нас учили обращать внимание на незнакомые запахи, потому что они говорят о проблемах с фильтром брони… Ну да, сейчас-то я не в броне, конечно.

— Никогда раньше не встречала человека, который бы перепутал еду с химическим оружием, — усмехнулась Рита, — Тебе не нравится запах?

— Нравится? Я бы, пожалуй, не сказал. Пахнет… странно.

— Где твои манеры? Разве это хороший способ поблагодарить меня за приготовление утренней чашечки кофе для нас обоих?

— Это… кофе?

— Ну конечно!

— А точно не попытка отомстить мне за умебоши?

— Нет, так пахнут обжаренные зерна кофе, с настоящих деревьев, выросших на настоящей земле. Никогда не видел кофе?

— Только чашку искусственных помоев каждый день.

— Вот подожди, я его заварю! Это, считай, ты еще ничего не нюхал!

Я и не знал, что в мире остался натуральный кофе. То есть, я подозревал, что где-то в мире он еще, возможно, существует, но не думал, что у кого-то сохранилась привычка его пить.

Напиток, выдаваемый за кофе, в наши дни готовился из искусственно выращенных зерен, с добавкой синтетического заменителя вкуса и запаха. Основа-заменитель пах далеко не так сильно, как зерна, которые обжаривала Рита, и не прочищал обоняние и дыхательные пути, как этот, другой. Я полагаю, что вы могли бы как-то экстраполировать запах заменителя и, в конце концов, как-то представить себе вкус натурального продукта, но разница в эффекте воздействия была так же велика, как между 9-ти миллиметровым у пистолета и 120-ю мм снарядом танка.

— Он, должно быть, стоит небольшого состояния, — подумал я вслух.

— Помнишь, я рассказывала, что мы были в Северной Африке до того, как прилетели сюда? Так вот, это был подарок от жителей одной тамошней деревеньки, которую мы освободили.

— Скромный подарочек.

— Да, знаешь, неплохо быть королевой.

Ручная кофемолка стояла в середине стола. Самобытное маленькое устройство — я видел однажды такое же в антикварном. Рядом с ним была, как бы, керамическая воронка, накрытая тканью в коричневых пятнах. Я догадался, что нужно в середину положить зерна, и процедить сквозь них воду.

Армейская портативная газовая плитка и тяжелая сковорода, с шумно булькающей прозрачной жидкостью, дополняли композицию в центре столика. Еще, рядом стояли две кружки: одна — потертая, с трещинками на краске, а вторая — как новенькая. На самом краю лежал пластиковый многоразовый пакет, полный темно-коричневых зёрен.

Судя по всему, у Риты почти не было личных вещей. Ничего похожего на багаж, за исключением, полупрозрачного мешка у ножки стола, отдаленно напоминавшего тяжелую боксерскую сумку. Без всего того, что Рита поставила на стол, сумка опала и выглядела полупустой. Солдатам, которые должны быть готовы в любой момент высадиться на другом краю земли, не полагалось много багажа, но даже по их меркам Рита путешествовала налегке. А то, что одной из немногочисленных вещей, которые она возила с собой, была ручная кофемолка, явно не очень уменьшало ее странность в глазах окружающих.

— Если хочешь, можешь подождать в постели.

— Я лучше посмотрю, — ответил я, — Это интереснее.

— Ну тогда, я его, пожалуй, помелю.

Она заработала рукояткой кофемолки. Комнату наполнил хруст зерен, а стеклянный столик завибрировал. Кудри Риты покачивались в такт ее движениям.

— В ответ, когда закончится война, я угощу тебя самым лучшим зеленым чаем в мире.