Юрий Валин - Кабаны города Каннута
- Да где этот Флот? - рассердилась Эле. - Вранье сплошное. Даше зачем эта сталь?
- Так говорю, двух-трех людишек понадобится завалить - что ж ножичком возиться? - неожиданно ядовито объяснил Костяк. - Даша девушка скромная, аж не верится в ее злобство. Но между нами-то чего скрывать?
Даша с ненавистью смотрела на лохматого. Болтун проклятый, ну кто его за язык тянет?
Эле коротко взглянула на девушку и скомандовала:
- Аша, бери две "короны" и ступай за пивом и ширитти. Мою руку исправленную отметим и победу вашу невразумительную. Насчет победы меня сейчас Костяк просветит. Так что говоришь, парнишка, у вас там за сражение приключилось?
Ходила Даша долго. Торопиться очень не хотелось. Если хозяйка все подробности той бойни узнает, то возможно ночь и под дверью придется провести.
Оказалось, что Костяк уже ушел. Эле взяла Дашу за шиворот, больно постучала костяшками пальцев по лбу:
- Ставь кувшины и садись. Рассказывать будешь. То одна мне не договаривает, то этот подлец какую-то уклончивую чушь несет. Беда с вами. Тоже еще, "деловые" бандиты выискались...
Даша рассказала всё, как было. За прошедшие дни произошедшее у Навьих Камней и самой девушке стало казаться сомнительным. Даже порез на пальце зажил на удивление быстро. Только от воспоминания о летящих в лицо теплых брызгах еще передергивало. Даше даже расхотелось пить сладкое ширитти. Пиво по вкусу куда меньше кровь напоминало.
- Что за жизнь такая? - Эле поправила фитилек масленого светильника. - Как ни крути, а убийство выходит. Я, Даша-Аша, знаю что у тебя внутри твердость есть. И сопли есть, и слезы, и твердость. Да.... Но что ты сама начнешь ножом бить, да глаза выжигать - ни в жизнь бы не поверила. Я-то, деревня, думала, что твой лохматый по-воровски подрезал разинь спящих да пьяных. А этот вурдалак низкорослый камнями остальных, уже ошалевших, добил. Оказывается, совсем по-другому вышло. Ты хоть понимаешь, как повезло вам?
- Понимаю, - сонно пробормотала Даша. От пива слипались глаза.
- Ничего ты не понимаешь, - наверное от выпитого ширитти, голос Эле звучал непривычно мягко. - Иди спать, воительница сопливая.
Проснулась Даша под утро. Гадский напиток это пиво. Даша во тьме поплелась во двор. Уже возвращаясь, вздрогнула:
- Ты чего в темноте сидишь?
- Масло выгорело, - шепотом пояснила Эле. - А рыбу твою вяленную я и на ощупь жевать могу. Я ее раньше очень любила. Теперь, когда две руки чтобы хвосты раздирать имеются, опять люблю. Посидишь со мной?
- Да я уже выспалась, - неуверенно сказала Даша, и села на табурет.
Перед Эле высилась целая груда рыбьих голов и чешуи.
- Давно я не пила, - объяснила хозяйка. - Боюсь, и всю твою рыбу сожрала.
- Да еще купим, я завялю. Соль есть, - заверила Даша, на ощупь, пытаясь найти в оставшейся связке рыбешку поменьше.
- Соль-то есть, - согласилась Эле. - Ума у нас обеих нет. Крепко нам подумать нужно, как дальше жить...
" -...мне тогда лет восемь было. Или семь? У нас на ферме, знаешь ли, не принято годочки отсчитывать. У меня было пятеро братьев и сестер. Сейчас уже и не упомню, как их всех звали. Я была самая резвая," - Эле слабо улыбнулась, взболтала остатки ширитти в кувшине и вылила в чашку. " - Да, я была быстроногой соплячкой. Гоняла по прибрежным балкам как коза, и больше всего любила ловить раков в озере. Никаких нав, водяных змей и токолошей я тогда не боялась. Бродишь себе по пояс в воде, шаришь под корнями. Главное, пальцем в клешни не попасть. Раки ленивые, что твой Вас-Вас. Мне везло. Братишке две фаланги на левой руке рачище оттяпал. В общем, выкинешь этого пятнистого гада на берег, там сестренки уже костер разводят. Жрать мы всегда хотели. Запекали раков прямо в панцирях. Мать котелок нам никогда брать не позволяла. И вечно крику дома было, когда мы на озеро удирали. Полоть нужно было, жуков с грядок собирать. Ну, не важно. Просто помню, вот идешь в воде, поджидаешь, когда под пальцами шишковатый панцирь окажется. Хватаешь рака двумя руками, от натуги мышцы чуть не лопаются, - лишь бы до берега дошвырнуть. В том раке весу как в каннутском петухе. Нравилось мне такое лихое занятие. Солнце спину печет, так, что аж кожа шипит. Дождей не помню. Не было тогда дождей, что ли?
Продали меня почти случайно. Ну, как продали - в обучение отдали. На реке караван остановился. Что-то там у них на одной из барок стряслось. Встали лагерем недалеко от нашей фермы. Родители взяли мешки с кукурузой и орехами, поехали продавать. Продали. Заодно и меня сторговали. Приглянулось купцу, как я шустро отцу помогала мешки на лодку перегружать. Отца подозвал. Заставили меня рубашку поднять. Ну, я тогда худая была, но кожа ничего, гладкая и без изъянов. В рот мне заглянули, зубы проверили. Три "короны". Отец было торговаться начал. Мать всхлипывает, но ему шепчет, - мол, отдавай, - когда еще такая удача подвернется? К следующему году у дуры Эле точно пальцев не будет хватать, кто ее тогда возьмет? Я тогда и удивиться не успела. Столько чужого народу кругом. Барки громадные. Купец улыбается, город обещает показать.
В общем, за свою прыткость и страсть к рачьему белому мясу, оказалась я на борту барки. Родителей я не сильно-то виню - по тем временам, "короны" полновеснее были, много на них чего купить можно было. Но плакала я на той барке. Отец-то думал, что купец меня для собственной забавы сторговал. Да не угадал отец. Никто меня не мучил, к блудодейству ночному не принуждал. Наоборот, и кормили хорошо, и рубашку поновее дали. Купец мне про город рассказывал, радовался, что я все быстро схватываю. Наверное, с месяц мы по Оне тащились, так что я про дом родной под конец путешествия почти и забыла.
Ну, Каннут, мне, соплячке, само собой чудом показался. Стены, башни, людей просто тьма. Рот разинула как ворона. Купец меня в школу Перчаток отвел. Школа тогда у Старой Цитадели стояла. Сейчас ее уже закрыли. Купец, в отличие от мамашки моей, поторговаться умел. Уж не знаю, сколько он за меня выручил, но в накладе точно не остался. Покупать меня не очень-то хотели - тогда на чернявых моды не было. В Каннуте черноволосых и без меня полно. Ну, рассмотрели-то меня там хорошенько, чуть наизнанку не вывернули. Решили, что такую здоровую малолетку еще поискать. В общем, попала я в Школу. Честь по тем временам немалая. Многие из горожан мечтали туда своих девчонок пристроить. Да только в Школе таких как я предпочитали - чтобы ни роду, ни племени. Без вопросов-запросов, без ответов, без сложностей.
Что такое Перчатка? Прислуга умелая. Нянька, годная и для сопляка, у которого еще молоко на губах не обсохло, и для старикашки, что больше уже с богами, чем с людьми, беседы ведет. Еще Перчатка - шлюха, ни в чем хозяину отказа не дающая. Любовница нежная, догадливая. Собеседница, которая лишнего слова не ляпнет. Еще кукла редкостная, которой перед людьми похвастать можно. И главное - телохранительница, которая жизнь за своего господина отдаст не моргнув.
Честь, позор, блуд, повиновение, роскошь и красота - это для Школы одно слово, одно понятие. Перчатка, она и есть перчатка. Перчатки - те, что на руки натягивают, там, в Школе, тоже первый предмет необходимости. Нежные ручки нам, девочкам, никак портить было нельзя. Что оружие держишь, что поводья, - пальчики твои холеные потом господину и в постели понадобятся. Уж какие мозоли здесь могут быть?
Жилось там хорошо. Подушку я там первый раз увидела. Еда регулярная, вкусная. Что за чудо такое - массаж и баня, узнала. Подружки появились. Холили нас, лелеяли. В невинные шкурки наши немалые денежки вкладывали. Но и требовали многого. Я по глупости думала, что бегаю быстрее всех на свете. Как же, едва в середине держалась. Кольчугу чистить научилась. Ножи прятать. Улыбаться благородно. Вино без клякс на скатерти в кубки наливать. Язык за зубами держать. Вот это у меня лучше всего получалось. Я и раньше не из болтливых была. Вообще, весело там было. Целоваться я быстро научилась. И еще многому. Ты, Даша-Аша, можешь краснеть, в темноте все равно не видно. Было, так было. Не жалею.
Ну, смущать тебя больше не стану. Через четыре года меня первый раз на смотрины выставили. Скромничать нечего - было что предложить. Ростом я тогда уже повыше тебя теперешней была. Взрослого мужика могла в мах с ног сшибить. Только нужды в этом особой не возникало - большинство мужиков сами валились, лишь бы я рядом прилечь согласилась. Нанять меня долго никто не мог - не потому что желающих не находилось, а потому что Школа много серебра за меня запрашивала. Большие надежды на нас хозяева возлагали. Трое нас было - Либан, блондинка на год меня старше, Ан, моя ровесница, и я. У Ан была смуглая кожа, - я такой смуглявой больше в жизни не видела. За цену нас троих тогда можно было и половину товаров Пристани сторговать.
Ох, и глупые мы были. Ведь не в рабстве жили. Захотели бы - ушли. Школа нас бы и не останавливала насильно. Престиж - там честных телохранительниц готовили. Да и попробовали бы силой остановить, - мы втроем и сквозь королевскую гвардию проскочили бы. Так не было ума у девок. Каннут - центр земли, а мы лучшие Перчатки города. Фу, от гордости чуть попки не лопались. Мы ведь тогда свои перчатки только в купальне и спальне снимали. У меня их целый мешок был - и боевых, и для верховой езды, и чтобы за столом посидеть, кубок хозяину наполнить.
