Олег Синицын - Спецхранилище
– Ты сильно изменился за последние месяцы, – тихо произнесла она, сидя на краешке стула, устало сложив руки на коленях. – Превратился в другого человека. Ты представить не можешь, как я этому рада. А ведь все висело на волоске. На тоню-у-усеньком волосочке! За неделю до того, как тебя погнали из полка, я перевезла к матери часть вещей и придумала для Насти текст, объясняющий, почему папа дальше не может жить с нами.
У меня ком встал в горле.
– Но ты исправился, – продолжала она. – Потрясающе. У тебя невероятная сила воли. Я не знаю случаев, чтобы человек, употреблявший алкоголь с подобным профессионализмом, завязал так легко! Не кодируясь, не проходя курс лечения – просто начав возиться с деревяшками.
Она все говорила, говорила, сидя на краешке стула, а я думал о половине бутылки, которую вылил в себя вчерашним днем. О том, насколько хорошо и уверенно чувствовал себя после этого, насколько твердой была рука.
Я вспомнил об этом, и мне захотелось выпить прямо сейчас.
– Неужели тебя не тянет? – неожиданно спросила Юлька.
Я сделал к ней полшага, нагнулся, поцеловал в бледную щеку и сообщил, что нисколечки. При этом глотка была сухой, дрожащей от нетерпения.
– А мама не верит, – произнесла Юлька. – Говорит, что счастье не бывает вечным. Настанет день – и ты сорвешься. Но я велела ей замолчать. – Она усмехнулась. – Представляешь, я сказала своей матери, чтобы она заткнулась! Она ведь ничего о тебе не знает, Валера. Зато я знаю. Это место изменило тебя. Простая природа, простые люди, простые отношения. Мне здесь нравится. Я бы хотела здесь остаться.
– Ты не выезжала за город дольше, чем на неделю. И комары тебя донимают.
– Раз ты изменился, я тоже могу.
– А работа?
– Стану преподавать в местной школе, а что? Чем поселковые дети хуже городских?
– А Настя?
– Она перейдет в эту же школу. Зимой здесь, наверное, здорово: огромные сугробы с узкими тропками, запах дыма из печных труб, никакой городской суеты. Мы будем жить в Коровьине одной счастливой семьей...
В этот самый момент у нас под ногами что-то вздрогнуло. Не половицы. Не поперечные брусья, на которых они лежали. Вздрогнула сама земля. Словно извещая о том, что к нам приближается нечто большое, ужасное и разрушительное.
У меня под кожей побежали мурашки.
– Что это? – спросила побледневшая Юлька, глядя в окно. И продолжила с сомнением: – У нас не бывает землетрясений, ведь так?
– Нет.
За окном творилось что-то странное. Влюбленная пара, бабушки, подростки на велосипедах – все уставились куда-то в сторону задворок нашего дома. На их лицах появилось такое изумление, как если бы перед ними предстало нечто удивительное и прекрасное. Самое прекрасное из всего, что они видели за свою небогатую на события жизнь.
Что там такое? Неужели начались обещанные мне проблемы?
Но я чувствовал, что это не они. И, как выяснилось через минуту, чувства меня не подвели.
Народ тронулся со своих мест, стекаясь к тропинке, ведущей за дом. Изумление и непонятное воодушевление не сходило с их лиц. Они двигались как зачарованные, хотя я бы применил другой термин. Они двигались словно зомбированные – тупые и радостные.
И тут я вспомнил.
Я вспомнил, что находилось за домом!
* * *Не помня себя, я выскочил из подъезда. Из окон двухэтажки напротив тоже выглядывали люди, заинтересованные происходящим. Их взгляды были направлены в ту же сторону, куда потянулся народ с улицы. На лицах светилось тупое блаженство, как у последователей какой-нибудь тоталитарной секты. На стеклах играли непонятные блики. Воздух казался застывшим, без единого дуновения ветерка. По его неподвижным пластам разносилось едва слышимое: «Иди за мной!.. Иди за мной!..»
– Пресвятая богородица, как это красиво! – услышал я возглас одной из бабушек.
Опираясь на палку, она едва ковыляла и отстала от остальных – и влюбленной пары, и подростков на велосипедах, и других бабушек с лавочки. Все они почти обогнули наш дом, из-за бревенчатого угла которого выбивался...
ЯРКИЙ ВОЛШЕБНЫЙ СВЕТ!
Его лучи имели странный золотистый оттенок и шибали по глазам, подобно солнечным. Задний двор заливало манящее, завораживающее сияние. Фигуры людей тонули в нем. Твою неваляху! В жизни не видел такой красоты.
Я отдернул голову.
Удивительный свет скрылся за домом, но остался гореть на сетчатке. Даже в этом урезанном варианте он продолжал околдовывать и беспощадно тянул к себе, как арканом.
Иди за мной!.. Иди за мной!.. Иди за мной!..
Мне хотелось подчиниться. Аж зубы скрипнули – так этого хотелось. Тело требовало забыть обо всем и отдаться зову. Пойти на свет, войти в сияние, слиться с ним и блаженствовать, блаженствовать, блаженствовать... Только умом я понимал, что нельзя этого делать. В тот момент я был единственным, кто догадался об опасности, – и то лишь потому, что участвовал в определенных событиях и получил некоторые сведения, в том числе от пленного пришельца. Именно они удержали меня, чтобы взглянуть на необычный свет незащищенным глазом. Именно они предохранили мое сознание от сокрушительной травмы, которая позже настигла и бабушек, и влюбленную пару, и подростков на велосипедах, и других людей, привлеченных к березовой роще...
– Господи! – вспомнил я. – Настя на заднем дворе!
Юлька тревожно высунулась в окно, пытаясь разобраться в причине переполоха. Какое счастье, что наши окна не выходят на задний двор!
– Не выходи из дома! – прошипел я ей сквозь зубы. – Даже шагу за порог не смей ступить!
– Почему?
– Я так сказал!
В соседнем подъезде на стене веранды, над велосипедами и лопатами, висел щиток электросварщика. Я много раз видел его, когда проходил мимо длинного панорамного окна. Щиток вроде принадлежал Палычу, одинокому неразговорчивому пенсионеру, который раньше мастерил железные двери и ворота, пока его аппарат не сгорел так основательно, что его ремонт стоил дороже покупки нового.
Я скользнул в приоткрытую дверь подъезда и сдернул щиток с гвоздя. Он был покрыт слоем пыли и расколот с левой стороны, но защитное стекло оставалось целым. Непроницаемое, матово-черное, защищающее сетчатку сварщика от слепящей электрической дуги. Сегодня ему придется поработать фильтром от неизвестного науке излучения, которое вовсю сейчас уродует глаза людей на заднем дворе.
У маски отсутствовал крепеж для головы. Придерживая ее у лица рукой, я обогнул торец дома. Струящийся отовсюду свет сразу попытался вторгнуться в меня и подчинить, но был остановлен защитным стеклом. Только с помощью него мне удалось разглядеть источник.
Золотой свет поднимался от подножия берез, окутывая рощу слепящей аурой. Среди деревьев возле упавшего ствола (невесть откуда взявшегося) я различил сидящую на земле сгорбленную фигуру. От близости к источнику света она казалась черной, почти обугленной. В возложенной на коленку ладони горела раскаленная капля. Именно она извергала пылающий океан. Именно к ней стремились люди со всей округи. Даже с расстояния мне хватило одного взгляда, чтобы узнать в золотой искре инопланетный артефакт, который должен был храниться в бункере.
Неведомая сила тянула людей к эпицентру в березовой роще, словно мотыльков на огонь. Кроме тех, кто направлялся туда от нашего дома, я увидел несколько фигур, приближающихся со стороны футбольного поля, а также мужчину и женщину, бегущих от брошенного на шоссе «Форд Фокуса». В сияющем океане они казались тенями, лишенными лиц, фигур и человеческих черт. Тени пошатывались, зачастую спотыкались и падали. Но, упав, опять поднимались, чтобы продолжить путь. С разных сторон доносились возгласы удивления, беспричинный смех, тяжелое сбитое дыхание, даже чей-то сладострастный стон. Забыв о своих делах, люди спешили к березовой роще с такой страстью, словно там, играя золотом на солнце, стоял открытый сундук с сокровищами.
Маленькой Настиной фигурки среди теней я не увидел. Где она?
Прижимая щиток к лицу, я побежал к роще. Я проскочил мимо оброненного кем-то дорогого мобильника. Обогнал медленно ковыляющих бабулек и пару влюбленных, потерявших к друг другу всякий интерес. Впереди меня один из подростков, споткнувшись о кочку, упал с велосипеда, а едущий следом товарищ прокатился ему по пальцам. Не раздалось ни крика, ни возгласа – пострадавший только обиженно зашипел, поднялся на ноги и продолжил путь к источнику света.
– Настя! – позвал я. – Настя-а!!
В ответ мне раздалось безликое, безразличное: «Иди ко мне!»
Первое, что бросилось в глаза, когда я оказался в роще, – свежий березовый пень с разбросанными вокруг него щепками. У основания пня в земле зияла развороченная дыра. Рядом валялся топор. В россыпи щепок взгляд вычленил нечто на них совсем не похожее. Я наклонился и поднял с травы фалангу человеческого пальца. Скорее всего указательного. Я автоматически опустил фалангу в карман. Палец еще можно приживить. Для врачей это не сложнее, чем Юльке пришить оторванный карман на Настином платье.
