Максим Хорсун - Смерть пришельцам. Южный фронт
– Откуда вы? – тихо спросил Степан, невольно любуясь красивым сосредоточенным лицом девушки.
– Так… умеренно увеличены… – проговорила Людмила, а потом большими пальцами оттянула Степкины нижние веки. – Склеры чистые. – Она положила ему на лоб ладонь. – Небольшой жар.
– Не отвечаешь… – пробормотал Степан. – Это секрет?
У него тоже имелся секрет, и ему очень хотелось найти тех, кому он мог бы его доверить.
– Знаешь, что существует более тридцати видов костянки? – спросила Людмила. – Сними куртку и подними тельняшку, я тебя послушаю. – Она сняла со спины вещмешок и извлекла из него фонендоскоп.
Степан, продолжая пребывать в остолбенении от происходящего, безропотно подчинился. Сбросил на землю изодранный в клочья макинтош, вытащил из-за пояса и положил на землю топор, а рядом – противогаз, задрал тельник. Ему было стыдно за свое несвежее, покрытое грязными разводами тело. В последний раз он купался в ручье, когда пришлось прятаться от «блюдец» в яру.
– Температура при костянке не характерна, – сказала Людмила, приложив к груди Степана холодный кругляш наконечника с мембраной. – Дыши… Замри…
Выполнять распоряжения биологички пришлось минуты три, у Степана даже закружилась голова от кислородного опьянения.
– Я тебя разочарую, – невесело бросила Людмила, пряча инструмент в вещмешок. – Нет у тебя костянки. По крайней мере – ни в одной из самых распространенных форм.
Степан снова набрал полную грудь воздуха, да так и остался стоять – с полуоткрытым ртом.
– Зато есть бронхит, – продолжила биологичка, – и его надо лечить, иначе перейдет в воспаление легких и здесь, – она бросила выразительный взгляд в сторону продуваемых всеми ветрами просторов, – без медицинской помощи ты наверняка загнешься.
– У меня нет костянки? – переспросил Степка, стыдясь прозвучавшей в голосе робости и мольбы гораздо сильнее, чем до этого – грязных подмышек.
Людмила достала из вещмешка мензурку.
– Чтоб сказать наверняка, мне понадобится твоя утренняя моча.
– Но она ведь будет только утром!
– Логично. – Людмила убрала склянку, забросила мешок на спину, а затем сняла хирургическую маску. – Кузнец тебе предложил идти с нами, пока по пути. Я, как командир группы, могу только подтвердить его приглашение.
– Это все из-за костянки? – скептически осведомился Степан. – Для сбора, так сказать, научных данных?
– Скорее из-за коровы, – ответила Людмила. – А научных данных нам и без тебя хватает.
– Вам нужна доярка? – улыбнулся половиной рта Степан.
– Пытаешься шутить, – констатировала биологичка. – Уверена, что ты поправишься.
– Лютик, вы закончили? – спросил засевший в траве автоматчик.
– Да. Он идет с нами. – Людмила протянула Степану свою хирургическую маску. – Это мера предосторожности. Просто на всякий случай.
Маска была теплой и чуть влажной от дыхания. Степан принял ее едва ли не с благоговением и тут же натянул на лицо. Ощущения разительно отличались от тех, когда приходилось носить противогаз.
Нет костянки! У него! Нет! Костянки!
Степан так и стоял среди разложенных на траве вещей в задранной тельняшке и с маской на озаренном внутренним светом лице. В голове вертелся калейдоскоп разноцветных мыслей, чувства распирали грудную клетку, и очень сильно хотелось кашлять. Ему вернули жизнь. Вот эта русоволосая молоденькая гражданка с автоматом вернула. Сделала она это запросто и ничего не потребовала взамен. Степан поймал себя на том, что уже битый час не сводит с биологички глаз.
– Собирайся, – подсказала ему Людмила.
– Я иду в Степное, – сообщил Степан; в тот момент его терзало желание излить этим людям душу, рассказать, как он дошел до жизни такой и что планирует делать дальше. А планы у него теперь могут быть ого-го какими! После череды дней, которую он провел, пребывая в угнетенном состоянии духа, наконец можно было подумать о будущем. О будущем! А не о том, как протянуть с толком семь-десять дней, после которых его ждала бы мучительная смерть.
– А что в Степном? – спросил подошедший автоматчик.
– Воинская часть, где мой батя служил, – ответил Степан, хоть его невольно и раздражала такая манера задавать вопросы.
– Отдельная гвардейская бригада особого назначения? – переспросил боец.
– Да, – кивнул Степан, а потом выпалил: – Скажите, братцы, Советский Союз еще существует? – И внутренне сжался, ожидая ответа.
Вопрос заставил людей в маскхалатах удивиться. Они даже замерли на несколько секунд, словно подсчитывали что-то в уме.
– Существует, конечно, – наконец произнесла Людмила, настороженно следя за выражением Степкиного лица.
– Но хреново, – добавил автоматчик.
– А кому сейчас не хреново? – подал голос снайпер, распластавшийся на вершине кургана.
– Почему?.. – Степан не смог задать вопрос, горло перехватило. Он снова вспоминал отца в парадной форме, мать, дребезг велосипедного звонка, алый росчерк пионерского галстука на своей груди. Все навалилось на него запахами первых майских дней, дыханием теплого ветра и шелестом свежей листвы, когда праздничные колонны шли по улицам Каменки и Трудового с флагами и транспарантами.
– Почему хреново? – уточнил автоматчик.
– Нет, – мотнул головой Степка. – Почему вы нас бросили?
Снайпера называли Кузнецом, а автоматчика – Икаром. То ли прозвища, то ли позывные. Своих настоящих имен они Степану не называли. Людмилу величали Лютиком, Степка тоже быстро перенял эту практику.
Кузнецу было за сорок лет. Первое, что бросалось в глаза в его облике, – это, как ни странно, огромные кулаки со следами навсегда въевшейся угольной пыли. На тыльной стороне ладони, между большим и указательным пальцами, Степан углядел крохотную татуировку – оскаленная акула сжимает плавником якорь. Значит – морская пехота. Степан так себе представлял карьеру этого человека – прошел Великую Отечественную, вернулся к мирной жизни, работал кузнецом на производстве, возможно – в угольной или горнодобывающей отрасли, после вторжения пришлых снова взялся за оружие.
Об Икаре Степан мог сказать и того меньше. У него не было татуировок на открытых участках кожи. Сам – молодой, светлолицый, возможно – северянин. И манера общения всегда слегка провокационная. Икар напоминал Степану казака Лучко. Наверняка такой тип можно было найти в любом сообществе.
– Степан, а почему тебя мать Степаном назвала? – спросил Икар. – А! Наверное, потому что похоже на «степь»! Представь, Кузнец, задумалась Степкина мамка, как новорожденного назвать, вышла на крыльцо, огляделась – «степь да степь кругом». Значит, будет Степан! Так?
– Мою мамку пришлые забрали, – ответил Степка.
– Забрали? – тут же переспросила Людмила.
– После налета на нашу общину я не смог найти ни одного человека, – рассказал он. – Я предполагаю, что забрали. А как оно на самом деле случилось…
– Сам-то где был во время налета? – поинтересовался Икар без тени сочувствия. – Корову доил?
Язык без костей, и что с этим поделать? Степан решил промолчать.
– Почему решил искать батин след только сейчас? – снова задал вопрос Икар. – Ждал совершеннолетия?
– Лучше поздно, чем никогда, – пробурчал Степка.
– Вот и мы в ваши края только сейчас пожаловали, – сказал Кузнец. – Может быть – поздно. А может – нет. Время покажет.
– Война продолжается? – живо поинтересовался Степан. – Вы бьете пришлых?
Людмила вздохнула, Икар что-то невнятно пробормотал, а идущий впереди группы Кузнец повернулся и пристально поглядел на Степку.
– Пока шаткое равновесие, – сказал снайпер, – то они нас бьют, то мы их. Положение очень тяжелое, Степа: лишний раз обнадеживать и приукрашивать не хочется.
– Когда-то мы думали, что все – конец, – подхватила Людмила. – У пришлых было преимущество на земле и в воздухе. На одно уничтоженное «блюдце» приходилось до десяти единиц нашей техники.
– До десяти?! – фыркнул Икар. – Скажи лучше – до ста, так точнее будет!
– Но в какой-то момент силы начали уравниваться, – продолжил Кузнец. – «Блюдец» становилось все меньше, а территорий, которые приходилось удерживать пришлым, – все больше. К этому моменту Союз полностью перешел на военные рельсы, работали все бункеры, подземные заводы. К тому же у нас был большой опыт диверсионной и партизанской войны, так что в определенный момент мы начали давать пришлым сдачи.
– Но многие земли все еще под пришлыми, – сказала Людмила. – Ростовская область, Краснодарский и Ставропольский края, Калмыкия… Долго перечислять, мы потеряли много территорий. Но эта беда – временная! – закончила она убежденно.
– Лютик, сколько ты уже воюешь? – спросил биологичку Икар.
