Юрий Валин - Десанты
Медики молчали. И говорить было трудно, да и не о чем. Марина здесь никого не знала. Еще три девчонки, санинструкторы. Наверное, тоже добровольцы. Наверное, такие же...
Сержант Шведова из своего батальона ушла с радостью. Комбат проходу не давал. С виду нормальный, два ордена, партийный. А нутро кобелиное, аж брызжет. Уже потом, когда Марина все пережила, отдышалась и людям со звездами на погонах слегка поверила, Сергей Вячеславович как-то сказал: людей, особенно мужиков, нужно держать в стабильности, спокойствии и равновесии. Нервы, недосказанность - они всем вредят. Ну, тогда Марина поставить себя и вовсе не умела. Слезы текли чуть что - комбат-капитан то мокрое дело за слабость принимал. Как вообще мужчина может такие гадости подчиненным говорить? Просто изводил. Самым простым выходом тогда казалось себе в рот ствол сунуть. Потому что, если в комбата бахнуть, то кроме малодушия будет еще и измена. Все-таки заслужил он те два ордена, воевал аж с 41-го. Вообще-то, останавливало Марину понимание того, что стреляться из карабина вовсе неудобно. Снесешь себе нос или челюсть: и жить трудно, и подохнуть не дадут. Да еще под трибунал криворукая уродина за "самострел" пойдет.
А может комбат и хотел, чтобы ушла? Ведь специально в сторону смотрел, когда перед строем:
- Есть добровольцы из медсансостава?
- Я!
"Сидор" на плечо, карабин, сумка первой помощи. Уже у машины старшина догнал:
- Сдурела, Маришка? Ой, дурища! Хоть портки ватные возьми. Я у Сереги забрал. На вот...
- Да потону я в них. Намокнут, утянут...
- Что так, что этак, все одно потонешь. Ой, дура, дура... Утряслось бы всё.
Может, и утряслось. А может, не успело бы. Через три дня батальон своего часа дождался - перебросили на большой плацдарм. 4-го декабря атаковали Булганак - где-то на скатах тех высот и похоронили капитана.
Но всё это узнается потом, а тогда медленно, томительно выматывая душу, шли к тому крымскому берегу тяжелогруженые боты - иногда впереди, во тьме что-то сверкало. Пролив казался бесконечным, но немцев не было. Ушли, наверное, в такую поганую погоду-то прорыва-то не ждали ... (Немцы ждали. Перед плацдармом находилась группа из шести БДБ. Каким чудом нашим катерам и ботам удалось проскочить, не ясно).
Впереди мелькнуло что-то темное - кажется, склон. Отчетливо блеснул разрыв снаряда или мины - звук не долетел, в ветре затерялся... Где-то правее шевельнулся смутный свет, пополз луч по воде залива - прожектор немецкий.
- Проскочили, - крикнул краснофлотец от орудия. - Везучие вы, девчатки...
Разгружались практически на ощупь, подошла лодка - до берега было рукой подать, но вплотную бот подойти не мог. Метрах в сорока от берега по дну тянулся бар - намытый волнами песчаный вал. Дальше опять глубина. Говорили, в первые ночи высадки уйма ребят-десантников так и потонула. Обвешенные боеприпасами и оружием, в намокшей одежде, утопали в считанных шагах от берега...
Впереди мелькал единственный красный фонарик. К лодкам кинулись темные фигуры бойцов, хватали ящики с медикаментами, подавали по цепочке . (В эту ночь катера доставили 10,6 тонн продовольствия, 100 килограммов медикаментов и 44 человека).
- Сюда! Живей! Живей!
- Давайте, подруги, - старший лейтенант-военврач по пояс в воде переносил девушек на камень. Марина, страшно стесняясь своего вещмешка, съезжающего карабина и нелепых брюк, неловко перевалилась через борт в его руки.
- Ничего, главное, проскочили, - сопел военврач, ощупью бредя к камням.
С камней санинструкторы, помогая друг другу, попрыгали на берег. Марина, клуша такая, все-таки черпанула голенищем.
- Чего стоим?! - рявкнул кто-то начальственный из тьмы. - Взяли по ящику и к складу бегом.
- То сестрички, - сказали сбоку.
- Тьфу, якорем вам в... Кому ж такая умная мысля-то... Ладно, раненых к погрузке...
Несли, кажется, прямо в воду раненых. Кто-то сдавленно стонал, но остальные молчали. Провели человека в одной гимнастерке - голова сплошь в свежей белизне бинтов.
- Капитана осторожнее...
Маленькая светловолосая санинструктор, прибывшая вместе с Мариной, метнулась в воду, на ходу расстегивая ремень с кобурой.
- Сдурела, девка?!
- Да померзнет же, не видите, что ли...
Безмолвного капитана в накинутой на плечи куцей санинструкторской телогрейке усадили, и переполненная лодка скрылась во тьме. Спешно грузили вторую...
- Так, девчата, за мной, - появился распоясанный военврач, с мокрой шинелью на плече. - За нами из санбата пришли...
Марина несла два бикса (Бикс - металлическая коробка для стерилизации перевязочного материала и хранения их в операционных и перевязочных) из нержавейки. Ремень карабина, неловко накинутый поверх вещмешка, тер шею. Впереди стреляли: пулеметные очереди, хлопки миномета, снова очереди. Одна за другой повисали ракеты - не освещали, лишь слепили. Нужно было смотреть под ноги - под обрывом лежали раненые. Много. Было понятно, что всех не заберут. И почему молчат, тоже понятно. Редко в последние дни катера к плацдарму пробивались...
Тогда сержант Шведова в свой первый и единственный раз побывала в штабе медсанбата. Получала назначения. На море шел бой - немецкие баржи обнаружили наши катера и отрезали пути отхода. В штабе слушали. Кто-то должен был пробиться ... (Не пробился ПВО-27. С тяжелыми повреждениями бот выбросился на берег и был расстрелян артиллерией. Остальным повезло. БКА-306 атаковал немцев, отвлекая огонь на себя, и боты проскочили. ПВО-28 получил попадания, потерял ход и впрямую столкнулся с немецкой баржей. Прошел вдоль ее борта - моряки вели огонь в упор и швыряли гранаты. Двигаясь по инерции, скрылись в темноте. Удалось потушить пожар и завести двигатель. ПВО-28 снова потерял ход, но был найден ТКА-114 и отбуксирован в Кратов. На борту бота находилось 43 раненых из Эльтигена.)
* * *Сержант Шведова не ползала на нейтральную полосу, не проявляла героизм, вытаскивая раненых на плащ-палатке. Траншеи были рядом, раненых приносили их товарищи. А у Шведовой, у беленькой Ленки, у фельдшера Гельмана и Марины Ефимовны (местной, эльтигенской, непонятно как уцелевшей тетки) был Подвал. От 40 до 60 тяжелораненых. Легкораненые не задерживались, - бинтовались, ругались и возвращались в траншеи. Кого-то водили в операционную, устроенную за развалинами, у самого берега, лежачих первоочередных туда же таскали. За носилки Гельман с Ефимовной брались - они старше, покрепче, силы имели. Приходил врач-капитан, потом перестал приходить - убило, а остальные врачи были позарез заняты. Гельман в Подвале распоряжался. Вообще он был правильный человек, несмотря на свой нос волосатый и картавость ужасную. Книгу вел, умерших тщательно записывал, имена старался не путать. Регулярно приносил бинты и морфин. Мертвых вытаскивали в крошечную балку за развалинами сарая, присыпали как могли. Потом балки не стало, скорей уж холмик. Сносили в воронки под сломанными яблонями. Марина приноровилась стоя на коленях работать лопатой, - пережидать бесконечные артналеты было совсем уж невмочь. Потом следующие воронки заполнялись... Обратно в Подвал... Бинтовала, бинтовала, экономя бинты и вату, ворочала беспомощные, кровью и гноем исходящие, или уже остывшие тела. Давала пить, не позволяя обливаться и глотать лишку. С водой было совсем плохо. Оба колодца находились на нейтральной полосе и уж давно были пристреляны румынами. Бойцы ползали туда, за солонковатой, "горчишной", как говорила Ефимовна, водой. Потом командование воду распределяло. Подвалу доставался бидон на сутки. Иногда хлопцы еще фляги своим раненым приносили, делились. Но и дожди шли, и ледок, воняющий взрывчаткой, на лужах наломать было можно, у печи растопить. В самые дурные дни Марина с Беленькой утрами ползали за заборы - там трава оставалась, соскребали изморозь со стеблей в котелки. Гельман ведро с морской водой притаскивал. Мешали-бодяжили травяную воду с соленой - ничего, глотать можно было.
Ночью было чуть легче. Атак не было, летали над плацдармом "ушки", сбрасывали боеприпасы и продукты. Гельмана, вышедшего по надобности, чуть не убило мешком с автоматными патронами. Ругался он смешно.
Марина точно помнила, что иногда смеялась. Картавости фельдшера, невеселым шуткам приходящих в сознание бойцов. Нужно было смеяться. Иногда, когда никто не видит, молилась. Нет, в бога Шведова, конечно, не верила. Просто просила катера прийти этой ночью, снаряды и бомбы лететь мимо, немцам всем утопнуть, а старшине, что ватные штаны всучил - быть живу.
Катеров, можно сказать, не было. Говорили, что немецких судов в проливе много: из Севастополя и Феодосии пришли. Но Большой плацдарм за Керчью жил, там наши держались крепко, готовили наступление, а значит, здесь, на этой полосе в два километра длиной, остатки гвардейцев, стрелков и бойцов морской пехоты не зря за землю цеплялись. Оттянули, отвлекли, обманули фрицев...
