Василий Головачев - Запрещенная реальность. Перезагрузка
Синерезенко выпрямился, ошеломлённый появлением подчинённого, но реакция у него была хорошая, и когда в горницу вслед за французом шмыгнула почти невидимая струящаяся фигура, он развернул девочку спиной к себе и прижал к груди, хватая с тумбочки зазубренный армейский тесак.
Странный призрак – у него была хорошо видна только голова в шлеме – остановился. Из плывущего прозрачными лепестками тела призрака выглянул ствол пистолета, снабжённый длинной насадкой бесшумного боя.
– Стоять! – каркнул есаул. – Я ей голову отрежу! Вы хто?!
– Санитары, – вырос за спиной призрака второй такой же, повыше ростом. – Отпусти девочку!
Француз – у него был сломан нос, и на усы лилась кровь – вскочил, намереваясь ухватить с пола «М‑14», но пистолет «призрака» тихо щёлкнул, и бывший «чёрный берет» французской национальной гвардии, бывший десантник, а нынче – наёмник ДУРА, на счету которого числилась не одна сотня убитых по всему свету людей, упал навзничь с пулей в глазу.
Синерезенко проводил своего напарника непонимающим взглядом, вздрогнул, крепче прижал к себе Катю, напряг зрение, но фигуры перед ним по-прежнему были прозрачно-мерцающими, а шлемы и огромные чёрные очки надёжно скрывали головы и лица, не позволяя разглядеть ни одной детали.
– Фамилия, звание, страна! – коротко спросил первый призрак.
– Мищак! – заорал Синерезенко. – Ко мне!
– Он уже на том свете, – равнодушно сообщил второй «призрак». – Фамилия, звание? Страну не надо, и так понятно – Украина.
– Я… ей…
Первый «призрак» наконец выстрелил.
Пуля попала есаулу в левый глаз, отбросила к окну. К счастью, он наткнулся на стол, снёс с него всю посуду и до окна не долетел, иначе разбил бы стекло.
Катя, вырвавшаяся из рук карателя, с криком отскочила к буфету, прижав кулачки ко рту, глядя на призраков огромными потемневшими глазами.
Первый «призрак» спрятал пистолет, успокаивающим жестом снял очки.
– Не кричи, милая, всё в порядке, никто тебя не тронет. Иди к своим, они ждут. Лось, проводи.
Второй «призрак» тоже снял очки, обнажив улыбающееся, заросшее седой щетиной, складчатое лицо, заговорил с девочкой по-украински, повёл к двери, не делая резких движений.
Первый «призрак» подошёл к телу Синерезенко, обыскал карманы, вытащил удостоверение есаула, прочитал вслух:
– Синерезенко Демьян Остапович, есаул ДУРА, заместитель командира батальона «Ганьба»… Ох, не вовремя ты здесь объявился, есаул.
В карманах француза он обнаружил пачку презервативов, какие-то порошки, понюхал, презрительно сунул обратно в карман наёмника. Достал удостоверение, прочитал, шевеля бровями.
В горницу вошёл спутник первого «призрака», заметил в руках первого синие книжечки с жёлтым тиснением.
– Кто?
– Батальон «Ганьба», заместитель командира Синерезенко и его телохран-француз.
– Оба-на! Они же в наших списках!
– Повезло. – «Призрак», командир группы «Штык» майор Ухватов, поднял руку, давая понять, что разговаривает по рации; она была вмонтирована в шлем. – Чук, что у тебя?
– Всё тихо, Кум, – доложил Чук, он же сержант Якимчук, обеспечивающий контроль местности.
– У нас три «двухсотых», бери Зура, Ю и ко мне, отнесёте к реке. Быстро!
– Понял.
Через минуту в горнице появились ещё три «призрака», вынесли тела убитых карателей.
– Кир, приведи хозяина, – велел Ухватов.
Сержант, остававшийся во дворе дома, привёл Ивана Даниловича.
Войдя в хату, освещённую единственной тусклой лампочкой на кухне, старик вытаращил глаза на «призраков», фигуры которых зыбились прозрачными изломами как эфемерные стекляшки в цилиндре калейдоскопа.
Командир группы понял ощущения старшего Гордеева – бойцы были экипированы в спецкостюмы «оборотень», сплетённые из метаматериалов и хитрым образом поглощающие и преломляющие световые лучи, – снял очки.
– Не пугайся, отец, мы не черти из преисподней.
– Русские…
– Не только. Скажем так: чистильщики, воздаём должное убийцам и насильникам. Кое-кого уже списали… на тот свет.
– Слишком их много… всех не перебьёшь.
– К сожалению, ты прав, пол-Украины – пособники нацистов. Да мы и не стремимся ликвидировать всех подонков в человеческом облике, так получилось, что мы оказались у вас.
– Вы… их…
– Не бери в голову, отец, они получили то, чего заслуживали. На этом бородаче сотня смертей плюс пытки, да и на остальных тоже. Все эти ублюдки думали, что их забудут и они смогут всю жизнь творить бесчинства. Но никто не забыт, и ничто не забыто! Давай договариваться. Нас здесь не было. Их тоже. Когда их хватятся, к вам придут с вопросами, сможете притвориться, что вы ужинаете и никого не видели?
Иван Данилович пощипал реденькую бородку, с сомнением поглядывая на бесшумно двигавшихся по хате «призраков».
– Не знаю…
– Если не сможете, вам придётся уходить.
– Да куда ж мы пойдём? Всю жизнь тут жили, работали…
– Иначе бравые бандеровские хлопцы с чёрным крепом на рукаве вас пытать начнут, да и расстреляют ни за что. У этого батальона дурная слава, не лучше, чем у «Азова» и «Айдара».
– Поговорить со своими надо…
– Поговори, только побыстрей, уходить нам надо. Зови сюда взрослых, дети видеть нас не должны.
Гордеев вышел, покачивая головой, и вскоре вернулся в дом вместе с семьёй.
Но вместо «призраков» его встретил в горнице один человек, тот, что разговаривал с ним минуту назад, остальные исчезли. Впрочем, майор уже не был прозрачно-кристаллическим, сняв спецкостюм, смущавший старика, и оставаясь в зеленоватом трико наподобие спортивного. Шлем с очками он тоже снял, и на родных Ивана Даниловича смотрели с обветренного сурового лица светящиеся голубовато-серые глаза воина.
Женщины остановились у порога, теребя концы платков и фартуков. Катя спряталась за их спины, огромными глазами разглядывая гостя. Гордеев‑младший, бледный до синевы, с кровоподтёком на скуле, поддерживал ушибленную руку.
– Вот, – сказал Иван Данилович, озираясь, ища глазами гостей.
Ухватов повторил своё предложение.
Гордеевы переглянулись. Однако уходить из дома никто не согласился.
– В таком случае вам придётся объяснить тем, кто придёт, причину синяков на лице сына, – с усмешкой сказал майор. – И вообще вести себя естественно. Вы ужинали, шума никакого не слышали, никто к вам не заходил, а ты… – Он посмотрел на хилого Александра.
– Упал сослепу во дворе на дровяник, – криво улыбнулся сын Ивана Даниловича.
– Пластырь есть, залепить кровоподтёк?
– Нет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});