Сильные не убивают - Яна Каляева
Ленни тащит эльфийку через просторный гараж, где стоит непривычных очертаний машина, по шаткой жестяной лестнице на второй этаж. Поднимаюсь следом за ним. Наверху мастерская. Густо пахнет машинным маслом, нагретой пластмассой, металлической стружкой. Здесь куча каких-то станков, но взгляд зацепляется за стол, заставленный устаревшего вида компьютерной техникой. Системные блоки со снятыми крышками, громоздкий выпуклый монитор, россыпь разномастных деталей… Когда я была маленькой, папа обожал возиться со всем этим железом, но теперь-то все давно уже перешли на ноутбуки.
В глубине — отгороженная фанерным шкафом спальная зона, где я и пришла в себя четверть часа назад. Вот окно, в которое я выпрыгнула, и диван, на котором валялась до этого. Диван застелен ситцевым бельем в цветочек. Да уж, миленько у них тут.
Санузел за пластиковой дверью оказывается скромным, но вполне обычным: душ, унитаз, раковина в потеках ржавчины. А дальше все происходит как на студенческих пьянках. Эльфийки действительно ничем в этом плане не отличаются. А что я заладила — эльфийка да эльфийка? Вроде я слышала ее имя, правда, какое-то оно странное. Дожидаюсь, пока красотка оторвется от унитаза, и спрашиваю:
— Как тебя звать?
— Т-токс.
— Сама вижу, что токс. Но имя-то у тебя есть?
Эльфийка смотрит на меня своими чудесными лучистыми глазами и неожиданно отчетливо произносит:
— Токториэль Кёленлассе, мастер-друид Инис Мона.
И тут же снова склоняется к унитазу.
Ладно, не буду ломать язык — пускай будет Токс. Странное она создание, как бы ее ни звали. Лица такие я видела разве что на рекламе салонов пластической хирургии, причем реальные результаты их работы всегда выглядели куда менее впечатляюще. У фотомоделей некоторых бывают такие точеные черты, высокие скулы, огромные миндалевидные глаза с аристократически опущенными книзу уголками; но у них-то это результат многочасовой работы команды стилистов, а у Токс все свое. Грудь высокая и одновременно пышная, нахально опровергающая бессердечные законы физики. Ноги бесконечные, как режиссерская версия «Властелина колец». А поверх всего этого великолепия — застиранный спортивный костюм размеров на десять больше нужного, стоптанные кеды и самое странное — массивный металлический браслет вокруг немыслимо изящной лодыжки. Сто пудов не украшение. Что-то похожее я видела в криминальных триллерах — такие носят преступники под домашним арестом.
Что же ты натворила, мастер-друид или как тебя там?
С грехом пополам умываю Токс и дотаскиваю до дивана, однако она упорно укладывается на полу — на коврике вроде тех, что используются для йоги. Ладно, может, у высокородных эльфов так принято. Мама любит поговорку «у советских собственная гордость»; у авалонских тоже, наверное, собственная. Надо бы поскорее свалить от этой аристократки-дегенератки; но не вот прямо сейчас все-таки. Ночь холодная — спать на улице мне не улыбается, если честно.
Потягиваюсь, с удовольствием исследуя возможности нового тела — да, я больше не я, так что посмотрим правде в лицо. Я и прежде тренировалась, могла, например, сесть на поперечный шпагат после разминки, но это не идет ни в какое сравнение с нынешними возможностями. Я без усилий касаюсь пола позади себя даже не пальцами, а локтями. Сальто вперед и назад, кульбиты, твисты и еще множество фигур, названий которых я не знаю, получаются теперь сами собой — особенно если перестать думать, возможно это или нет.
Да она что, из цирка сбежала, эта Соль… или как ее на самом деле звали? Из интересного такого цирка, где учат не только акробатическим трюкам, но и на рефлексах перерезать людям глотки, да еще так, чтобы не запачкаться кровью.
Восприятие изменилось: звуки и запахи стали яркими и содержат кучу информации, которую я пока не понимаю. А вот зрение, наоборот, просело… или здесь просто темновато? Ладно, решим пока более простой вопрос, а то прикосновения к лицу вызывают нехорошие подозрения. В санузле я краем глаза приметила небольшое щербатое зеркало. Протирая его от брызг, уже примерно представляю себе, что там увижу. И да, предчувствия не солгали.
Та я, которая проводила часы в салонах красоты и больше смерти боялась выйти на люди без косметики, умерла бы от отвращения, если б увидела свое нынешнее лицо. Но ведь так получилось, что та я уже умерла, причем по совершенно обратной причине. Не от недостатка красоты, а от ее избытка.
Отражение в зеркальце страшно, как смертный грех. Выдающаяся вперед нижняя челюсть, непропорционально большой рот, по-звериному приплюснутый нос, глазищи-блюдца. Кожа ровного оливкового оттенка. Волосы жесткие, как мочалка из натурального материала, торчат в разные стороны и не скрывают изогнутых длинных ушей. Снага, что бы это ни значило.
Медленно, со смаком улыбаюсь своему отражению, обнажая мелкие острые зубки. Есть все-таки что-то в этой рожице: упрямство, энергия, веселое любопытство. Меня теперь не назовешь красоткой, и все же я скорее забавна, чем уродлива. Что же, будем знакомы, Соль. Будем, собственно говоря, одним. Жаль, что ты, по всей видимости, умерла — да еще по такой нелепой причине, как аллергия на арахис. И спасибо тебе за тело, которое ты оставила мне в наследство. Это прекрасное тело. На свой манер — прекрасное.
Надо срочно позвонить маме, сказать, что я хоть и изменилась, но жива. Надеюсь, прошло не так много времени, ей еще не успели… сообщить. У этого чудика Ленни есть смартфон. Надо только джинсы натянуть, а то чего он там бухтел про мою якобы голую жопу…
Глава 2
У всех случаются плохие дни
Ленни в огромных наушниках сидит перед монитором, по которому бегут строки кода. Рядом — кружка с надписью «IT-boss», из нее свисает незнакомого вида чайная этикетка. Паренек полностью поглощен своей работой, в чем бы она ни состояла. Трогаю его за плечо. Он вскидывается:
— Ага, мама, я уже практически ушел спать!.. А, это ты? Как там Токс, заснула?
— Да…
— Ты, эта, уж извини… — Ленни вздыхает. — Она вообще нормальная, Токс, хоть и высокая госпожа с Инис Мона. Жизнь вон тебе спасла, да и не только тебе. Если бы еще не богодулила…
— Что?
— А, забыл, ты же материканка. Богодул — это алкаш, так говорят у нас на Кочке.
Видимо, выражение
