Путь Белой маски - Гектор Шульц
– А… – открыла рот дородная служанка в темно-сером платье, неожиданно появившись из открытой двери рядом с окном. Договорить она не успела, потому что сверкнул стилет и лезвие мягко вошло женщине в левую грудь. Эйден подхватил обмякшую служанку, затащил её внутрь крохотной каморки, где хранилось грязное белье и, найдя большую корзину, закинул тело внутрь, после чего прикрыл рубашками в жирных пятнах, смердящим исподним и пожелтевшими от пота одеялами. Владыка получил нежданную жертву. Жертву, убитую не ради веселья, а по необходимости. И такая жертва темному богу всегда по душе.
– «Не в том месте, не в то время», – мысленно проворчал Эйден. Он подошел к двери, удостоверился, что слуг больше нет и в коридоре тихо, после чего выбрался наружу. Затем оттолкнулся от стены, повис на подкопченной балке и, подтянувшись, легко забрался под потолок.
По пути в спальню герцога его никто не заметил. Слуги редко смотрели наверх, но если бы все-таки посмотрели, то не увидели бы ничего. Эйден умел прятаться, если необходимо. Насчет убитой служанки он тоже не волновался. Вряд ли кому-то придет в голову разбирать корзину с грязным бельем в углу, когда рядом стоят еще три похожих корзины. Как только он доберется до цели, о служанке никто и не вспомнит, пока тело не начнет гнить.
Но пробираясь к спальне, Эйден не забывал посматривать по сторонам и, услышав голоса, скрывался в тени, пока опасность не миновала. Дважды стилет выскальзывал из рукава и тут же прятался обратно, стоило людям внизу покинуть коридор. Конечно, герцог мог в ночной час быть в другой части замка, но тонкое лезвие стилета все равно отыщет его сердце, не успеет солнце взойти.
Возле входа в спальню стояли два стражника. Но то были не обычные алийские стражники в кожаных панцирях, остроконечных шлемах и с широкими, плоскими мечами. Спальню герцога охраняли два гастанца. Обнаженные до пояса, согласно их вере. У каждого добротные алийские жаллы – широкие у основания и сужающиеся к острию клинки. На первый взгляд кажется, что они скучают, но их выдают глаза и слегка подрагивающие сухие мускулы под тонкой, черной кожей. Их появление не стало для Эйдена неожиданностью. В первую вылазку он изучил почти весь замок и хорошо подготовился к встрече с элитной охраной герцога.
Гастанцы не могли видеть, как тень отделилась от потолка и перебралась ближе, к тяжелому светильнику, висящему над ними. Эйден достал из нагрудного кармашка еще один пузырек, медленно вытащил пробку и не менее аккуратно обронил на ладонь две черных горошины, размером с рыбий глаз. Горошины тут же полетели в огонь, а Эйден резко зажал нос пальцами, однако с места не двинулся.
Гастанцы недоуменно переглянулись и принюхались. Затем задрали головы наверх, захрипели и рухнули на пол. Лишь после того, как они затихли, тень спрыгнула вниз.
В коридоре было тихо. В эту часть замка редко, кто заглядывал, поэтому Эйден не волновался и не спешил. Рядом обнаружилось отхожее место, куда он спрятал тела. Острые жаллы, после небольшой паузы, полетели в вонючую дыру. Когда гастанцы очнутся, то проклянут всё: и герцога с его врагами, и черные горошины, превращающие тело и разум в жидкий кисель. Эйден испробовал на себе эффект «черных глаз Тоса», но сочувствия к стражам герцога не испытывал. Пусть спасибо скажут, что над дверью висел светильник. В ином случае он бы их просто зарезал без лишнего шума.
С дверью пришлось повозиться. Тяжелый и неподатливый резцу эренский дуб с хитрым алийским замком, запертым изнутри. Что же, значит, герцог в спальне. Это многое упрощает. Эйден вытащил отмычку из черного металла, задумчиво поковырялся в замке и еле заметно улыбнулся, услышав тихий щелчок. Обычный вор потерпел бы здесь фиаско, но не Белая маска.
Дверь открылась медленно и бесшумно. Эйден следил, чтобы сквозняк не потревожил спящих, поэтому делал все нарочито медленно. Даже дыхание задержал и замедлил пульс, предпочитая не рисковать. Войдя внутрь, он прикрыл за собой дверь и спрятался за тяжелую портьеру. Сосчитал до трех и осторожно выглянул из укрытия.
Спальня герцога поражала убранством и роскошью. Это не удивляло. Герцог Кловерт – особа, приближенная к императору и широко известная при дворе. Его виноградники поставляли вино к императорскому столу, а знаменитые леса славились обилием дичи. Эйден не удивился, увидев на столе, возле большого мозаичного окна, золотой бюст, изображавший самого герцога. Подобные вещи вызывали у него одну лишь скуку. К тому же его интересовал живой герцог, а не холодный и золотой.
Герцог спал беззаботным сном на большой кровати, изготовленной из мореного дерева, и он был не один. Рядом с ним лежала голая девушка, с гладкой, алебастровой кожей. Под светом луны, бьющей в окно, кожа казалась светящейся, а формы девушки были идеальными, словно её коснулся резец талантливого скульптора. Девушка закинула одну ногу на герцога, а вторая свисала с края кровати, открывая Эйдену великолепный вид. Но он равнодушно скользнул по ней взглядом и обошел кровать, чтобы оказаться у головы герцога Кловерта.
Стилет обжег кожу холодком, когда выскользнул из рукава в ладонь. Жидкой крови служанки было мало. Сталь, закаленная Тосом, требовала настоящей крови. Густой, благородной, сладкой. Сталь требовала и жертвенной плоти, как щедрый дар темному богу от верного слуги.
Дальнейшее было делом техники. Эйден проделывал это не раз. Левая ладонь резко легла на рот и нос герцога, а правая, с зажатым в ней стилетом, опустилась на грудь. Узкое лезвие прошило кожу, мышцы и наконец сердце. Удар был быстрым, сильным и незаметным. На Лабране такие удары оттачивают годами и продолжают совершенствовать умение, выходя в мир. Эйден знал, что последует дальше, и выдернул клинок. Так же легко и быстро, как вонзил секундами ранее.
Пробитое сердце парализует яд Тоса, в крохотную дырочку хлынет кровь, но человек не почувствует боли. Сердце замедлит свой ход, онемеют ноги, затем руки и под конец черная пелена опустится на глаза. Душа полетит к Тосу на справедливый суд, а тело исторгнет из себя мочу и дерьмо. Так было и так будет всегда.
Герцог не дрогнул, когда лезвие вонзилось в грудь и пробило сердце. Он умер почти мгновенно, но Эйден не стал рисковать и убрал руку лишь тогда, когда почувствовал, что тело обмякло. Затем повернулся в сторону голой девушки
