Матабар. II - Кирилл Сергеевич Клеванский
— Его мундир хранится в музее военной славы, — продолжила Октана. — он инсценировал свою смерть, когда уже больше не мог выдавать себя за человека. Матабар ведь стареют куда медленнее, чем мы. Но то, что я сейчас рассказала, Арди, пусть останется нашим с тобой секретом. Гек Абар достаточно известная в военных кругах личность и корона бы не хотела, чтобы народу стало известно, что такие почести и награды получил…
— Матабар, — перебил Ардан.
Герцогиня опять улыбнулась. Так же, как и в прошлый раз.
— Наверное все подростки одинаковы, — протянула она, после чего продолжила. — Не матабар, Арди, а внук военного преступника и, в прошлом, и сам бандит. Пусть легенда Гека Абара останется такой, какая она есть.
Ардан хотел было посмотреть на неё Взглядом Ведьмы, но ощутил легкое покалывание в районе загривка. Наверное, это будет на самая светлая идея, учитывая, что за дверью стоял маг пяти звезд.
— Вы, после всего сказанного, решили доверить мне секрет?
Октана кивнула.
— Чтобы тебе не казалось и не думалось, Арди, я хорошо тебя понимаю. Тебя и твою боль. И не хочу, чтобы ты видел во мне врага. Я сделала все, что могла, чтобы отплатить тебе добром и дать возможность сделать в этой жизни что-то достойное твоих предков, такие ведь заветы у матабар? Вы почитаете своих предков, духов-покровителей и Спящих Духов?
— Спящих Духов почитают все первородные, — машинально поправил Арди, что вызвало очередную улыбку у Октаны.
— И, чтобы ты осознал, что ты ни в коем случае не заложник и не пленник. Ни ты, ни, тем более, твоя семья, то пусть нас связывает эта тайна. Я думаю журналисты будут рады раздуть скандал, связанный с личностью одного из героев Фатийского приграничья.
Ардан отвернулся и посмотрел за окно. Там, на низком небе, сомкнулись объятья гранитных туч и тяжелые капли дождя полетели вниз, на головы прохожих и крыши скользящих по брусчатке автомобилей.
— Но большинство мне никогда не поверит.
Впервые, за все время разговора, Октана прикоснулась к нему — погладила плечо и, слегка оперевшись на него, поднялась на ноги.
— Все же, ты не глуп, — прошептала она и, куда громче, по дороге к выходу, добавила. — В течении следующих двух недель ты гость в нашем с мужем доме. Завтрак в восемь утра, обед в два, ужин в шесть вечера. У тебя есть полный доступ к нашей библиотеке и подвалу, где находится тренировочная площадка Звездной Магии. Но, прости, выходить на улицу тебе нельзя. До коронации. Потом, после поступления в Императорский Магический Университет, наши с тобой пути разойдутся, чему ты, насколько я поняла, будешь только рад.
С этими словами герцогиня почти уже вышла из комнаты, как её настиг тихий голос юноши:
— Я все эти годы думал, что правильно сделал, когда не отвел тебя к своему учителю, — произнес он с надломом и болью. — а теперь… теперь я не знаю, что думать.
Октана замерла и хранила молчание несколько долгих, тяжелых секунд.
— Добро пожаловать во взрослый мир людей, Ард Эгобар, — и Октана, закрыв за собой двери, оставила его в одиночестве.
Арди некоторое время сверлил взглядом двери, словно ожидал, что те откроются и явят скрывшийся по ту сторону ответ на вопрос, терзавший его уже на протяжении почти шести лет.
Кто же он такой?
Потомок Матабар, расы первородных, пытавшихся разрушить Империю или же потомок урожденных Галессцев, создавших эту самую Империю?
Сын бандита и правнук кровавого преступника или же сын героя и правнук волшебника из далекого прошлого?
Охотник или волшебник?
Но двери оставались закрытыми и, наверное, спрятанный за ними ответ так и не покажется на свет. Хотя и света никакого не было.
Несмотря на то, что уже давно должно было рассвести за окном все так же царствовала серая хмарь. Она затягивала широким покровом небо, окрашивая то в столь разнообразные оттенки серого, что Ардан даже сомневался, видел ли он прежде подобное в горах Алькады.
Низкое, словно каменное небо, ложилось на плечи горожан, заставляя тех невольно сгибать спины под неимоверным давлением.
Дождь барабанил по стеклам, оставляя на них змеящиеся водные струйки, вычерчивающие томные узоры.
Арди смотрел на свое собственное отражение посреди пасмурной улицы, освещаемой редкими вспышками автомобильных глаз или… да, точно, Март называл их «фарами».
Встав на ноги, он прошел по комнате, поднял с пола карандаш и, вернувшись обратно, завалился на кровать. Над головой, едва заметно, покачивался балдахин, намекая, что в комнату каким-то образом поступает свежий воздух.
Дурацкая привычка подмечать детали…
Незаметно для себя самого, Ардан уснул глубоким сном, лишенным всяких сновидений.
На утро же он проснулся из-за непривычного для себя запаха. Не то, чтобы неприятного, скорее даже наоборот. Пахло чем-то тяжелым, но в то же время, дурманяще цветочным. Так, как если бы кто-то собрал целый луг полевых цветов, а затем растолок их в ступе и получившийся концентрат вылил бы в небольшую емкость, предварительно ту нагрев.
Продрав глаза, Ардан повернулся в сторону источника запаха и его взору предстала открытая ванная комната, из которой валил пар. И именно этот пар и излучал тяжелый цветочный аромат.
Поняв, что уснул прямо так, в одежде, юноша принюхался к своей подмышке и, скривившись, не долго думая скинул с себя всю одежду оставшись, как говорится, в чем мать родила.
Потянувшись и размявшись он, шлепая босыми ногами по холодному полу, прошел через комнату и вошел в открытые двери ванной…
— О Вечные Ангелы!
… и, тут же, как-то неловко, чем-то напоминая девушек на озерных мостках в Эвергейле, которых нерадивые подростки застали врасплох, попытался прикрыть пах.
Около широкой и длинной ванной купели, с нависавшей над ней латунным краном и лейкой, стояла молодая женщина. Лет двадцати двух. В белом переднике поверх простого, рабочего черного платья и в смешном чепчике, едва-едва удерживавшем её пышные, каштановые волосы.
Они не сразу встретились глазами, потому что какое-то время женщина не могла оторвать взора от того места, которое Ардан в данный момент прикрывал ладонями. Смотрела и краснела. Так стремительно, что на её алых щеках впору было яичницу жарить.
Собственно, Ардан и сам чувствовал, как пройдет еще немного времени и он, возможно, и сам сгорит — настолько сильно пекло лицо.
— Пшупщенья, — промямлил он, не зная куда деться в таком большом пространстве.
Женщина резко отвернулась
