Глас бесптичья - Константин Миг
— Нет, — ответил Раапхорст, — без меня тебе не будет хорошо. И я говорю это не потому, что тщеславие застилает мой взор, нет… Просто я знаю тебя, знаю твои мысли. Ты любишь, а против этого ничего сделать не способен даже эовин.
Через пару секунд он добавил:
— Да, это весьма непростая задача, соблюсти равновесие между нашими интересами и интересами твоего отца, представлениями общества…
— Разве нас должно это волновать? — наивно спросила девушка. — Мы вместе и на этом всё!
Сейчас она едва ли думала об общественном одобрении. Её собеседник неопределённо мотнул головой, не найдя, что сказать. Столь важное для них свидание они начали не с самой приятной темы, но Раапхорст знал, что горькую пилюлю лучше получить в самом начале, пока есть возможность повлиять на ход болезни.
Елена, решив, что осталась права, улыбнулась и ощутила прилив тепла от осознания мнимой победы.
— Мне интересно, — шутливо сказала она, почувствовав на плече руку Евгения, — а что если моя любовь ненастоящая? Вдруг она вызвана твоей волей? Ведь такое может быть?
Раапхорст улыбнулся.
— На такую глупость я бы не решился. Вызвать любовь, всё равно, что изобрести машину. Она будет выполнять только то, что ты в неё заложил. Стоит лишь залить в неё бензин или дизель, и она начнёт работу. Но в этом устройстве нет души, а потому она напоминает мне о безумии. Она не остановится, не почувствует боли или радости, она просто будет работать и, словно в приступе забытья, шаг за шагом выполнять свою функцию, невзирая ни на что. Создать такую машину в тебе и завести я не смог бы.
— Да, потому-то ты и не любишь машин, — ни с того ни с сего изрекла Елена, решив, что это умно.
— Не люблю, — согласился Евгений и, ничего не добавив, вновь обнял девушку.
Он чувствовал, что в ней заключается нечто ценное. Был ли то покой, надежда на грядущие счастливые дни или иное, но что-то пробуждало его, ломало привычную холодность, заставляло любить нелёгкую жизнь. Раапхорст не знал точно, любовь это или мимолётный мираж, но, тем не менее, одновременно боялся, и потерять Елену, и причинить ей вред своим присутствием, своими ухаживаниями, слабостью, которой она его наделила.
***
Стрелки старых напольных часов, стоявших в одном из помещений бельэтажа, постепенно приближались к полуночи. Гости как ни в чём не бывало приступили к ужину, забыв о виновнице торжества. Лишь один человек в особняке Хауссвольф не потерял Елену из виду — особа, повлиять на которую сполна Раапхорст не смог. Дождавшись минуты, когда хозяин дома останется один, Кларисса Девильман подошла к нему и попросила уделить ей немного внимания. Мужчина, больше всего на свете дороживший своей репутацией, ответил отказом, но девица не отступала. Она придвинулась к Хауссвольфу и прошептала: «Это касается Елены».
Арвиду пришлось уступить. Он встал и вместе с девушкой отошёл от стола. Девильман, довольная собой, дождалась подходящего момента и заговорила. В следующие несколько минут мужчина смотрел на Клариссу с мрачной злобой, более всего на свете желая, чтобы её слова оказались ложью.
Когда Девильман замолчала, Арвид взял её за руку и прохрипел:
— Ты лжёшь…
— Ах, вот как? — усмехнулась девушка. — Значит, пойдите и посмотрите сами. Они поднялись на третий этаж. Думаю, вы знаете, где там можно уединиться…
— Молчи, — сдавленно приказал Хауссвольф. — Молчи. Если кто-то услышит, ты…
Его сомкнутые губы побелели. Ещё секунда, и мужчина мог сорваться, но сообразительная Кларисса поклонилась и негромко позвала Александру, которая проходила мимо, возвращаясь из уборной. Увидев её, высокую, длинноволосую, статную — официальную наследницу одного из влиятельнейших домов Дексарда, Арвид успокоился. Он отпустил Клариссу и, совладав с собой, попросил её и Александру занять места за столом.
— Надеюсь, вам понравится ужин, — сказал хозяин дома, после чего сестры оставили его.
— Мерзкая дрянь, — прошептал мужчина и позвал лакея. Незамедлительно к нему подошёл невысокий парень в белой рубашке.
— Приведи его… Он должен быть у себя, во флигеле. Пусть ждёт в вестибюле, есть дело, — распорядился Арвид, и слуга отошёл.
— Ну, только попробуй обмануть меня, глупая девчонка! — мрачно проговорил мужчина.
Немного позже он извинился перед гостями и направился на первый этаж. Никого особо это не удивило. Все настолько увлеклись трапезой, что и виновница торжества, и её отец отошли на второй план. Теперь на первом месте для собравшихся была вкусная пища, весёлый разговор и возможность хотя бы на один вечер забыть о вездесущих проблемах.
Вскоре Хауссвольф стоял в вестибюле. Там ему пришлось подождать несколько минут, после чего входная дверь с грохотом отворилась, и в дом вошёл приземистый бородатый человек, одетый в поношенный кожаный плащ. Сапоги старика оказались вымазаны в грязи, седые волосы всклокочены, под грубыми ногтями скопилась грязь, и, кроме того, не самое приятное впечатление усиливали красные слезящиеся глаза на пожелтевшем лице, смотревшие так, будто старик искал добычу. Приведя этого страшного человека, лакей тотчас убежал.
Арвид недовольно повёл носом и изрёк:
— Омерзительно! Свиньи и то лучше пахнут.
— Куда уж нам до вашей живности, — проворчал пришедший и вдруг страшно раскашлялся, будто в горло ему залетел комар.
— Молчи, дурак, гостей распугаешь, — сказал Арвид. — Сейчас мы поднимемся на третий этаж. Вопросов не задавай и не вздумай кашлять. Если нас услышат…
— А, дочка шалит, — блеснув глазами, усмехнулся старик. — Как же, понимаем, понимаем. Раапхорст, говоришь… Что ж, посмотрим, что за птица такая.
— Не ори, идиот! — приказал хозяин. — Помни, дело строжайшей секретности, и ни одна душа про это не должна знать.
— И не будет, — согласился пришедший, лишившись всякой весёлости.
Теперь старик не шутил.
За пару минут они преодолели несколько лестничных пролётов и вышли в коридор, по которому не так давно бежали влюблённые. Арвид жестом остановил пожилого эовина и прислушался. Здесь было тихо, только внизу раздавались голоса гостей.
«Возможно, Кларисса обманула», — с яростью подумал мужчина, но его спутник отрицательно покачал головой.
— Они здесь, — сказал он, и последняя надежда Хауссвольфа рухнула в тартарары. Он шёл вперёд, и каждый новый шаг давался тяжелее предыдущего. Наконец, до уха Арвида донёсся звук, напомнивший голос дочери, и тотчас исчез, канув в безызвестность.
— А! — вскричал старик. — Почувствовал. Вздумал бежать, паршивец!
С неожиданной для его лет скоростью он ринулся вперёд и остановился
