Хрустальная колыбельная - Мидзуна Кувабара
— Э… мммм… — Аяко окинула Такаю кислым взглядом. — Ну, просто тогда у вас с ним отношения были жуткие.
— Жуткие? Между Кагеторой и Наоэ?
— Да уж. Ода сосредоточил атаки на тебе и доставил достаточно страданий. Но несмотря на то, что ты выставлял себя сильным… «Никогда не говори о смерти», «Я в порядке» и все такое, мне кажется, у тебя действительно на душе кошки скребли. Похоже, ты много раз хотел забросить это дело… и много раз, думаю, рассказывал только Наоэ о том, что чувствуешь на самом деле.
Такая пристально смотрел на Аяко.
— Но с позиции Наоэ, как я уже говорила, он не мог позволить тебе бросить «миссию». Это бы сделало муки и существование Перерожденных бессмыслицей. Как бы Кагетора не хотел сдаться, Наоэ подбадривал его и отговаривал.
— …
— Но, по-моему, Наоэ тоже тяготила жестокость битвы, и он перестарался. Он начал силой давить на Кагетору. Кагетора уставал все больше и больше, а битва с Одой затягивалась… Раненный снова и снова, без убежища, измученный и озлобленный, ты начал ненавидеть Наоэ, который не давал тебе уйти, — Аяко глубоко вздохнула: — Короче, ты, похоже, возненавидел Наоэ больше, чем Оду. Но все равно, несмотря ни на что, Кагетора все еще доверял Наоэ. Вот так, пускай ты ненавидел Наоэ до глубины души, ты верил ему, на него ты мог положиться больше, чем на кого-либо, он значил для тебя больше, чем кто-либо… и Наоэ…
Аяко внезапно осеклась. При виде ее лица Такая расширил глаза:
— Эй, леди?
— Ты помнишь имя «Китазато Минако»?
Такая непонимающе вытаращился на нее:
— Китазато Минако?
Ему это ничего не говорило.
Аяко решительно открыла рот, но тут засомневалась и в конце концов заключила:
— Нет, я лучше спрошу… если Наоэ разрешит, тогда расскажу.
Такая прикусил язык.
Китазато Минако…
Аяко внезапно разразилась ненатуральным смехом:
— Хаха… Хахаха… Нууу, не бери в голову. Давай-ка не будем про эту депрессуху. Хмммм… О, кстати, как поживает тот твой добрый друг, тот симпатичный малыш? Как у него дела?
— Юзуру? Нормально, но что… А? — при упоминании Юзуру, Такая кое-что вспомнил. — Точно, этот ублюдок Ранмару что-то говорил про Юзуру, да? Что он там сказал… что Юзуру — сокровище, которое он собирается забрать? Какого лешего он имел в виду?! Я вообще не врубился.
Как она и предполагала, упоминание Юзуру немедленно отвлекло Такаю. Но это было одно, что хотел узнать Такая.
Насколько возможно, постарайся не говорить Кагеторе-сама про Нариту Юзуру.
Вот так Наоэ запретил и эту тему. Ой-ей-ей, подумала Аяко и замолчала.
— Вы же, ребята, знаете! Объясните мне!
— Э… по прааавде, мы ничего не знаем. Так что я не знаю.
Такая неверяще нахмурился.
— Говорю тебе, честное слово! Мы понятия не имеем. Я не могу ответить, даже если спросишь. По любому, Кагетора, тебе нужно подготовиться. Я не знаю, что нас ждет в Сэндае, но мы Перерожденные Призрачной армии Уэсуги, так что держи себя подобающе, — в ее глазах появилось пугающее выражение. — И не хныкать.
— … Хорошо, — проговорил Такая, провожая взглядом птиц, парящих далеко в ясном небе.
«Значит, Сэндай?»
Скорый поезд глотал милю за милей, приближаясь к Сэндаю.
* * *
Префектура Мияги, город Сэндай.
Этот город — его называют Столицей лесов — все еще держится за остатки традиций времен крепостей и клана Датэ; одновременно он развивается как экономический и административный центр северо-востока и является его крупнейшей столицей.
Июль. Ряд деревьев Зелкова тянулся вдоль построек на Главной улице, сверкая яркой зеленью раннего лета.
На окраинах Сэндая…
На углу улицы жилого сектора стоял большой старый дом с калиткой. Здесь когда-то располагались жилища самураев, и даже сейчас улица несла многочисленные следы той эпохи. Дом, кажется, был подобного типа: он был крытый черепицей в японском стиле, обнесен белой гипсовой стеной и укрывался глубоко в искусно разбитом саду.
Громко щелкали сиси одоси[2].
В доме виднелись силуэты.
— Ну, что за незадача. Как же это великому Датэ Масамунэ выкололи правый глаз такие безобидные махонькие букашки-воины, — подтрунивал Сигэзанэ над господином. Второй молодой человек, с повязкой на глазу, сидел на полу рядом с говорившим — юношей с густыми бровями и быстрыми глазами. — И еще, наверное, свезло, что это единственное ранение, которое вы вынесли из схватки. Но лишиться глаза, это право!
Одноглазый мужчина сардонически рассмеялся:
— Верно, у меня с моим правым глазом состоялось шапочное знакомство. Вот уж не помышлял, что снова стану одноглазым после воскрешения.
— Может быть, это потому, что мой господин — реинкарнация Святого Батюшки Манкай, — носивший свернутую по-старинному перевязь, вассал семьи Датэ, Катакура Кодзюро Кагецуна, проговорил: — Верно, это тоже по воле небес.
— По воле небес? — здоровый левый глаз молодого человека потемнел. — Но это тело мне не принадлежит. Происшедшее — непростительная небрежность по отношению к человеку, чье тело я занимаю.
И на мгновение оба юноши замолчали.
Датэ Масамунэ.
Этот молодой человек был «Одноглазым Драконом», что правил Осю со времен Сенгоку по период Эдо и основал владение в 620 000 коку[3], отважный и находчивый генерал и герой Сэндая.
После смерти он упокоился в Зуиходэне[4] и продолжил защищать Сэндай так же, как и Осю. Его душа возродилась, потому что Могами Есиаки, воскресший в Ями Сенгоку, вторгся в Сэндай. Могами со своими онре начал вторжение, чтобы включить земли Датэ в собственную сферу влияния.
Разузнав об этих планах, Масамунэ, дабы защитить Сэндай от лап старого врага — дяди Могами Есиаки, вернулся к жизни, воспользовавшись вместилищем души.
Несколько жестоких битв уже отгремели в Сэндае, в то время как Могами направлял туда все больше и больше онре.
Сигэзанэ раздраженно фыркнул:
— Эти ублюдки Могами думают, раз нас не было дома, так они могут врываться сюда, лезть в наши дела и занимать наши территории. Они с презрением глядят на возможности Датэ, — жестко бросил он через плечо. Сигэзанэ был одним из клана Датэ, верным сторонником Масамунэ с самого детства. Воины Масамунэ тоже ожили вместе с ним и заняли тела прямых потомков, чтобы держать под контролем вторжение Могами. — Однако дела все хуже и хуже — нельзя больше такое терпеть. Если б мы возродились раньше, то не позволили бы Могами войти в наш Сэндай. Но наш благородный дядюшка, несомненно, поспел первым. Как обычно, он, кажется, не собирается уступать дорогу своему славному племяннику.
Масамунэ сардонически рассмеялся и пробормотал:
— Дело в том, что
