Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев
Существовали ли эти духи на самом деле или нет, Скофа не знал. Но даже если они тут и жили, то на него – пришлого чужака и завоевателя, их доброта явно не распространялась. Для них он был точно таким же врагом, как и для их живых сородичей. А потому, если его и ждали какие-нибудь дары от местных приведений, то они явно были чем-то вроде стаи волков, ямы или глубокой топи, в которую он непременно провалится.
Совсем рядом с ним неожиданно заскрипели ветки и заухала потревоженная птица. Скофа резко повернулся на звук, выставив перед собой копьё. Как человек, рожденный в городе и живший на земле давно покоренной человеком, он просто не привык к таким чащобам. Но рядом с ним никого не было. Похоже, просто ветка подломилась под грузом.
Вытерев со лба испарину, Скофа шепотом обругал себя за малодушие и страх и пошел дальше. Хоть за годы службы он повидал всякого, любой лес для него так и остался чужой и незнакомой стихией. Ему определенно пора было выбираться отсюда. Хоть с отрядом, хоть одному.
По его прикидкам река, у которой был разбит их лагерь, должна была находиться где-то неподалеку. Бродя в поисках дичи, они старались не уходить от нее слишком уж далеко. И Скофа готов был поклясться, что уже пару раз слышал, как вдалеке журчит вода, да и воздух с каждым новым шагом казался ему все свежее.
Даже если он и разминулся со своими спутниками, и та нитка принадлежала или прошлому отряду или вообще какому-нибудь дикарю, то дойдя до реки, он сможет по руслу выйти к лагерю.
Вытоптанная тропинка казалась безопасной, и Скофа ускорил шаг, перестав щупать землю древком копья. Лес вокруг тоже постепенно начинал меняться – деревья вокруг росли чуть реже и поодаль друг от друга, а над соснами стали преобладать еще голые клены. Как раз таким лес запомнился ему в самом начале этого дня. Может, боги всё же решили явить свою милость? А что, не вечно же им насмехаться над старым солдатом.
Неожиданно справа от него раздался треск ломающихся веток. Скофа остановился и медленно повернул голову. Между деревьев стоял огромный, не меньше самого воина ростом, тур. Зверь слегка перебирал копытами и покачивал рогами, громко выдыхая носом воздух, а его единственный левый глаз пристально смотрел на застывшего человека, изучая его с явным любопытством. Кажется, бык еще не решил, как именно ему стоит отреагировать на эту встречу: ринуться вперед, подняв на свои длинные рога наглого чужака, или же уйти, не удостоив его вниманием.
Скофа замер на месте, стараясь не провоцировать лесного великана. Копье в его руке было длинным и крепким, вот только, если бык решит напасть толку от него будет немного. Убить такую махину с одного удара вряд ли удастся, а больше зверь ему сделать и не позволит. Скофа легонько приподнял левую руку, делая успокаивающий жест.
– Тише, братец, тише…– одними губами проговорил Скофа, делая долгие паузы между словами.– Я тебе зла не сделаю.
Бык мотнул головой и потёрся шеей о ствол сосны. Его глаз недоверчиво смотрел на копье в руках человека. Похоже, зверь хорошо знал, что это такое и какой опасной может оказаться эта «палка». Воин пригляделся – на черной шкуре быка, под которой перекатывались могучие мышцы, виднелось несколько длинных шрамов, явно оставленных человеческим оружием, да и от пустой глазницы к порванному уху шла тонкая полоска. Что же, это было хорошим знаком. Зверь, знакомый с людьми и их оружием,– осторожный зверь. Такой скорее уйдет, чем станет нападать, если только не пугать его ненароком.
– Иди, давай. И я пойду. Каждый в свою сторону.
Зверь, похоже, был совсем не прочь последовать его совету. Он уже начал было разворачиваться, как вдалеке раздались громкие человеческие голоса, причем Скофа был готов руку дать на отсечение, что говорили на его родном языке – тайларэне.
Бычий глаз тут же налился кровью, а из ноздрей повалил густой пар. Взревев, зверь ломанулся сквозь лес в ту самую сторону, откуда только что доносились голоса.
Выругавшись, Скофа побежал за ним следом. Ветки больно били его по лицу, а кустарники цеплялись за ноги, но медлить было нельзя: кто бы там ни был, его спутники, другой отряд охотников, посыльные или просто заблудившиеся воины, они были его людьми, и сквозь лес к ним сейчас неслась разъяренная смерть.
Через пару минут дикой гонки лес расступился, и они выбежали на берег широкой реки. Прямо возле воды, держа за поводья двух лошадей, стоял одетый в кольчугу высокий мужчина. Увидев несущегося на них лесного тура, животные в ужасе заржали и, вырвавшись из рук незнакомца, который выхватил из ножен короткий меч, побежали прочь.
Недолго думая Скофа перехватил копье и что было силы, метнул его в тура. Древко рассекло со свистом холодный воздух и глубоко вошло в круп зверя, вонзившись у левого плеча. Бык заревел и остановился, вспахав копытами землю. Он повернул могучую шею в сторону Скофы, с ненавистью смотря на него красным глазом.
Вот и все. Он таки накликал свою смерть. Рука солдата тут же потянулась к ножнам, нащупав рукоятку клинка. Вот только толку от него было мало – если с копьем еще и оставались какие-то шансы, то полтора локтя железа, даже если и убьют зверя, не смогут остановить его тушу.
Но в этот самый момент незнакомец рванул вперед и его короткий меч, сверкнул серебряной молнией, описывая полудугу у головы тура. Зверя повело, он зашатался, разбрызгивая кровь из перерубленного горла. Сделав пару нетвердых шагов, словно не желая верить в собственную смерть, он повернулся к воину, и, издав полный боли и отчаянья протяжный стон, рухнул на землю. Незнакомец присел рядом с умирающим туром и одним быстрым движением добил животное.
Всё ещё не верящий в собственную удачу, Скофа подошел к растянувшемуся на земле зверю. И верно – мертв. Похоже, сегодня солдат попал к богам в любимчики. Ну, или удачи этого молодого мужчины хватило на них обоих.
– Вы в порядке… господин? – обратился он к незнакомцу.
Врожденное чутье подсказывало, что перед ним стоит совсем непростой человек. Да и показался он ему знакомым. На вид мужчине было около двадцати лет. Красивое узкое лицо с тонкими благородными чертами, прямым носом и волевым подбородком обрамляла аккуратная черная борода, а пряди длинных, доходивших почти до середины шеи волос, падали на высокий лоб.
