Пасынки Луны. Часть 1 - Денис Георгиевич Кащеев
Вот и сегодня, удобно расположившись в гостиной за заставленным стряпней столиком у окна – мастеровая Фекла, раньше служившая у Миланы, а после вместе со Светкой перебравшаяся ко мне, как всегда, расстаралась на славу – я вальяжно развернул поданную дворецким Афанасием газету, скользнул взглядом по заголовкам, выбрал пару самых любопытных и углубился в чтение.
– Ну, что там интересного пишут? – небрежно поинтересовалась, входя в комнату и устраиваясь в соседнем с моим кресле, Каратова. И уточнила: – Про Школу ничего нет?
– Про Школу мы узнáем не из прессы, – усмехнулся я, но на всякий случай снова скоренько пробежался глазами по рубрикам. – Нет, про Школу – ничего, – подтвердил, приопуская газету, глянул поверх нее на девушку – и невольно залюбовался.
К завтраку моя подруга надела, может, и не самое претенциозное, но очень ей идущее голубое – под цвет глаз – платье без рукавов, великолепно подчеркивавшее все, что нужно, и даже чуть больше, если самую малость помочь ему удачной позой. Чудный образ дополняли шикарные золотые волосы, свободно спадавшие Светке на плечи – сводившие меня с ума еще в мире-доноре.
– Ну, может, и к лучшему, – задумчиво обронила Каратова, подставляя чашечку под краник самовара.
Надо признать, заданный девушкой вопрос был не праздным. После трагической гибели Цесаревича Дмитрия крымская Специальная Школа под былым его личным патронажем работу так пока и не возобновила – хотя дело шло уже к местному Новому Году, праздновавшемуся 1 марта. При этом, нас, оставшихся в живых курсантов, в прежние наши учебные заведения также не вернули, тупо «подвесив» в ожидании «у моря погоды». Создавалось впечатление, что за прочими державными бедами и заботами о нас попросту забыли – хотя едва ли все и впрямь обстояло именно так. Воронцова как-то обронила вскользь, что мы теперь для властей чем-то сродни сбоящему китайскому артефакту: вещь ценная, но как использовать с умом – дух ведает, так что лучше попросту отложить в сторонку и не трогать без особой нужды.
Вот нас старательно и не трогали – чему та же Светка, по-моему, была только рада. Штука в том, что обещание зачислить ее в одну школу со мной было дано Цесаревичем только на словах, и далеко не факт, что теперь стоило рассчитывать на его исполнение. Надо отдать ему должное: то, что Дмитрий Борисович успел, он сделал. Мелкая Юлька получила титул княжны, Диана Цой заделалась молодой баронессой, Машку Муравьеву освободили из-под стражи, сняв все обвинения, а Инну Змаевич без вопросов отпустили в вассальную России Японию. Но, скажем, я нового фамильяра так и не получил, а граф Воронцов-Залесский, уже вовсю принимавший поздравления с назначением на должность московского наместника, в резиденцию на Тверской, 13 не въехал – вместо него туда заселился некий граф Андрей Салтыков, к слову – отец небезызвестной мне девицы Варвары, былой наперсницы Миланы (ну или полагавшей себя таковой).
Ну да астрал с ними, с Салтыковыми, речь вовсе не о них. Что же касается нас со Светкой и Юлькой, то, предоставленные самим себе, мы неплохо коротали время в моем особняке на Мясницкой. Первые дни с нами здесь же обретался Кир, но на такую ораву мой скромный домик был уже, признаться, тесноват (особенно с учетом, что первый этаж полагалось отдавать слугам), и в итоге «Заикин» вскоре перебрался в подмосковное имение Воронцовой. Там же нынче проживала хабаровчанка Цой, взявшаяся вернуть Милане утраченный с перстнем безымянный палец левой руки – пока, впрочем, очевидного успеха в сем благом деле не добившаяся.
Компанию им составляли Даниил Гагарин и Машка, благополучно воссоединившаяся со своей Оши. Семья молодого князя, мягко говоря, не слишком благосклонно отнеслась к его роли в свержении Романова и не то чтобы прям вот выставила отпрыска за порог, но и против его ухода из дома на все четыре стороны совершенно не возражала. Родственники Муравьевой, напротив, охотно приняли бы у себя и саму «длинноножку», и ее титулованного кавалера, но парочка все же предпочла воспользоваться гостеприимством Воронцовой.
Инна, как я уже упоминал, уехала вместе с высланным на историческую родину Ясухару.
А девятая, последняя из «друзей Оши», Златка… Царевна Златослава, невеста Цесаревича Дмитрия, нелепо погибла во время рокового выстрела пушки нигилистов. Никто так и не узнал, что заставило этих двоих бросить все и рвануть вдруг из боготворящего их Петрополиса в Африку – навстречу своей смерти. Молва утверждала, будто они пытались предотвратить удар сумасшедшей черни по Луне, да вот не преуспели. Только, блин, какого кривого астрала они поперлись туда лично?! Его Высочество ведь запросто мог послать против нигилистов хоть всю русскую армию, не считая Конвоя и корпуса жандармов! Но нет, решил зачем-то все сделать сам, да еще и новоиспеченную невесту с собой потащил! Авантюрист духов!
Ну и получите! Теперь Империя – без очевидного наследника престола.
А мы – без Златки…
Ну и Луна в ночном небе – алая, словно кровью истекает.
Магия в мире, правда, никуда не пропала – тут гады-нигилисты, вроде как, просчитались. Но, возможно, лишь пока не пропала. Согласно древним трактатам, списки которых продавались нынче чуть ли не в каждой второй московской подворотне по медному пятачку за пачку, восход кровавой луны определенно предвещал всяческие бедствия, чуть ли не Конец Света. В деталях источники весьма расходились, но большинство из них вело речь о скором явлении в подлунный мир четырех духов-центаврусов. Не тех обычных, пусть и опасных, чудовищ, с которыми мы недавно имели дело в Америке, а небывало могущественных порождений астрала, против которых, будто бы, даже Князь – что чернь супротив мага.
Первый из четверки, белый как снег, якобы будет зваться Чума (в некоторых вариантах – Мор), второй, ржаво-рыжий – Раздор, третий, вороной – Голод. Ну а имя последнему Центарврусу, бледно-пепельного окраса – Смерть. Вот так, ни больше ни меньше.
И Белого духа будто бы уже многократно видели – то где-то в Европе, то в Индии, то в Южной Африке, а недавно, буквально на днях – и в пределах Империи, в Таганроге. В моей сегодняшней газете как раз имелась большая статья о том случае – прямо на первой полосе, с нее-то я чтение и начал. Впрочем, если отбросить
