Тыквоголовый Джек на Дикой Охоте (litres) - Лучезар Ратибора
– Замолвлено, Марбас. Буду нем, как рыба.
Я убрал печати, отпустил неудачливого посланника домой. И напился на радостях. А как тут не напиться? Второй раз Маркиза тьмы обманул. Ещё и десять лет жизни себе выторговал. А впридачу – в ад меня не заберут. Радость великая. Напился сильно. Не до чёртиков. Но до смерти. Не выдержало сердце с перепою. Вот так и закончилась жизнь Джека, человека и кузнеца. И началась жизнь в Межмирье, в котором и протекает посмертие людей в том числе.
В этот раз никто не пришёл за мной на пороге смерти. Светлые ангелы не прилетели, потому как не заслужил их рая. Тёмные демоны не воплотились из теней, потому как договор свежий имел огромную силу Закона. Потому я просто провалился в посмертие Межмирья. Я как очнулся в новой жизни, встал, отряхнулся, потрогал себя – вроде тот же самый, тело такое же, лицо, по очертаниям, то же. Мы привыкаем к своей форме. И оно обычно держится само, даже на том свете и в других измерениях. Если специально намеренно не менять. А менять можно, здесь пространство и законы более тонкие, пластичные, размытые. Оно логично: тонкий план, эфемерность форм и всё такое.
Как понял, где я нахожусь, – направился прямиком в рай. А куда ж ещё, коли везде только два указателя на дороге – в рай и ад, других направлений чётких и нет. Добрался до рая. Там ещё такие ворота золотисто-блестящие. Ангел с крыльями – любят они такое обличье – открыл мне их на мой стук. Но не пустил.
– Нет тебя в списке допущенных до райских кущ, Джек. Ты там колдовал, старым богам поклонялся, что по законам и обычаям нового духовного правителя земель ирландских карается отправкой в геенну огненную на прожарку во всех смыслах этого слова.
– Бюрократы хреновы, – разочарованно бросил я и побрёл в ад. А куда ж ещё?
А в ад меня тоже не пустили. Охранники с клыками и вилами пинками меня отогнали.
– Великий Маркиз Марбас велел тебя не пускать. Шатайся теперь в Межмирье неприкаянным призраком.
Загрустил я и понуро побрёл в никуда. Темновато тут как-то, освещения нормального нет. То ли ночь, то ли туман, то ли всё вместе. Это один из уровней Межмирья. И эта неопределённая серость дополнительно навевала тоску зелёную и грусть. Сел я на дороге и начал думать, что же делать, куда идти, куда податься мне, как душе. Хоть в какой-нибудь уголок приютиться. Может, в компанию податься, всё не одному горемыкаться?.. Хоть кого-нибудь бы рядом. И так мерзопакостно на душе стало, что в ад был готов попасть любым способом, раз больше никуда не пускают, а в пустом уровне Межмирья ещё хуже. «Надо обмануть бесов-стражников», – подумал я. Сидел и размышлял, как это сделать. Легко сказать о размышлении, только вот в посмертии думать тяжело, как оказалось: мысли расплываются, скачут, хаотически разбегаются во все стороны, сложно их направить в одно русло. В голову мне пришла, и то с большим трудом, одна мысль: надо превратиться в кого-нибудь и тогда обмануть стражников. Они меня пустят в ад. А там разберёмся. Зато компания будет весёлая.
«А в кого же превратиться?» – снова я задумался, пытаясь поймать пробегающие мимо и улюлюкающие мысли. Поймал одну, кое-как. Та-а-к. Мысль изображала огородное пугало. Я сам таких, помню, лично мастерил, чтобы ворон отогнать от огорода любимой Мэррид. Ах, моя Мэррид! Ждёшь ли ты меня в Сиде? Или уже позабыла своего благоверного Джека? Любовь моя, жизнь моя, судьба моя… Опять мысли мои унесло. Как тут всё нетвёрдо и шатко в этом мире. Значит, надо превратиться в огородное пугало. Тело такое же, голова в виде пустой тыквы с вырезанной рожицей. Мда. Выбор не самый лучший. Но догонять мысли и вылавливать что-то стоящее уже не было сил. Пусть будет пугало.
Я закрыл глаза и натужился. Старательно пыхтя, я представлял, как моя голова становится большой пустой оранжевой тыквой с вырезанной рожицей. Глазки, улыбающийся рот, две ноздри. Силюсь, из кожи вон лезу, превращаюсь. Всё-таки первый опыт на новом месте. Наверное, всё? Особо ничего не почувствовал. Тяну с надеждой руки к голове. Да! Есть! Получилось! Вместо своей привычной головы нащупываю большую полую тыкву, щупаю отверстия в ней. Всё, как и представлял. Внутренне улыбаясь, бегу обратно к вратам преисподней. А вдруг получится обмануть чертей и в третий раз? Чем чёрт не шутит?
Добегаю. Вот они, стражники. Меняю свой обычный басистый голос на скрипучий и более высокий:
– Пустите меня в ад. Я грешник с земли, пришёл отрабатывать свои грехи. У меня их много, так что мне точно сюда.
И тут из-за спины стражников появляется – кто бы вы думали? – сам Маркиз Марбас.
– И снова ты пытаешься обмануть, Джек. Пытаешься нарушить договор. Не постеснялся и даже обличье себе сменил. Ай-ай-ай, как нехорошо-то! И непоследовательно: сначала не хочешь в ад, а теперь не гнушаешься попасть туда вероломно. Сюда путь тебе закрыт.
Я молчал, слегка сконфузившись. Обман не получился. Ещё и бес какой-то мне нравоучения читает. Никогда бы не мог представить такого.
– Я смотрю, – продолжал Маркиз ада, – тебе нравится твоё обличье. Тогда вот тебе мой подарочек: это будет твой неизменный облик. Да будет так! И имя твоё отныне будет для всех Тыквоголовый Джек.
Демон протянул мне горящий уголёк.
– Засунь себе в голову. Хоть освещать будешь путь. А то здесь темно местами. Прощай, Тыквологовый Джек! И не появляйся здесь более. А то я могу разозлиться и найти способ твоего наказания.
Грусть-печаль, что всё так получилось. Но и сам виноват: в третий раз пытался обмануть обманщика, надеясь на Госпожу Удачу, которая та ещё капризуля. Засунул я в пустую тыквенную голову уголёк. И вправду стало теплее и светлее. Адское пламя отныне светило из моих пустых глазниц. С точки зрения людей, конечно, жутковато. Но в том ином мире все имеют чудаковатую форму. Оказалось, что кто-то там постоянно живёт – разные классы существ. Здесь множество уровней разной степени заселённости. Бывшие люди, например, ожидают очередной смерти этого эфемерного тела, чтобы вновь пойти на новый виток воплощения человеком. А время здесь иначе идёт, чем на земле. Ой, как иначе. В зависимости от конкретной локации есть разночтения, но в целом один день на земле может быть равен нескольким годам здесь. А век жизни местных жителей в принципе дольше,
