Призраки Эхо (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

Ох, матушка-матушка, первая красавица далекой Страны Тумана! Зачем, спрашивается, таким пригожим родила? Лучше бы унаследовал грубоватые, мужицкие отцовские черты, зато никто бы не вел разговоры про развратные апсарские танцы. Впрочем, Эркюль, как обычно, шутил, вернее, заговаривал капитану зубы.

Как только освобожденные мартышки оказались на полу, они затеяли возню прямо между одетых в экзоскелет ног Шварценберга, так что старому пирату пришлось слегка посторониться. Для Синеглаза этого оказалось достаточно. Едва проход хоть немного освободился, он как ошпаренный выскочил из кубрика и понесся вновь к своему укрытию, искренне желая капитану провалиться в черную дыру и лихорадочно соображая, где в трюме хранится запас еды. Если удастся продержаться до любого обитаемого мира, ноги его больше не будет на проклятом корабле.

Вот только как быть с амортизатором? Ванкуверская пушнина, конечно, сгодится в момент взлета или посадки, но в червоточине его расплющит, точно летающего ящера, попавшего под мельничные жернова. Да и при самом благоприятном исходе, если он доберется до обитаемого мира, что он станет делать? Разве только прибьется к бродячим циркачам и попытается разыскать знакомых вестников. И еще большой вопрос, как его встретят. Он, понятное дело, никого не убивал и даже не показал отцу, куда царица Серебряная во время резни спрятала маленькую дочь, но кто знает, захотят ли после всего, что произошло, вестники иметь с ним дело.

Невеселые размышления княжича прервало появление одной из мартышек. Зверек безбоязненно приблизился к Синеглазу, не чувствуя в нем хищника, а ведь в кошачьем обличии княжич сожрал бы обезьянку, не задумываясь. Он и сейчас с интересом принюхался, и рот его наполнился голодной слюной. Все-таки он не ел уже двое суток, и неизвестно, когда представится шанс утолить голод. А живая и теплая мартышка выглядела аппетитнее лежалых шкур. Его размышления прервал голос Эркюля:

— Эй, малец, ты все еще там? Вылезай, кэп ушел на мостик. Перекусишь, освежишься, а там мы что-нибудь придумаем. В конце концов, драить палубу — это не такое уж обидное занятие. В старину на флоте все юнги и гардемарины через это проходили. Ну, что молчишь? Так и будешь там сидеть?

Хотя Синеглазу до рези в животе хотелось есть, а присутствие мартышки только усиливало выделение желудочного сока, вылезать он пока не собирался, хотя и понимал, что каждая минута промедления увеличивает шанс новой встречи с разгневанным капитаном.

— Вы обманули меня! — выкрикнул он резко, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Вы с самого начала не собирались меня везти ни к каким вестникам. Как я сразу не догадался? Я же помнил, что они когда-то отобрали у Шварценберга корабль, а потом держали его в тюрьме.

— Это все в прошлом, — отозвался Обезьяний бог, запуская в лаз еще пару мартышек.

К спинам зверьков оказался привязан сухпаек, который княжич умял в одно касание. Потом еще одна мартышка притащила бутылку воды.

— Шварценберг помирился с вестниками, хотя нынешнее предприятие хотел бы сохранить в тайне от них, — уточнил Эркюль.

— Что вы от меня хотите? — ополовинив бутылку, поинтересовался княжич.

— Чтобы ты в зверином облике проник сквозь защитное поле в сокровищницу раджи Сансары и, вновь превратившись в человека, отключил сигнализацию, как это сделал твой отец в покоях царя Афру и царицы Серебряной.

Хотя Синеглаз терпеть не мог, когда ему напоминали о той страшной ночи, когда из простого сына советника он нежданно-негаданно стал княжичем, он признал, что в планах контрабандистов есть рациональное зерно. По неизвестной причине в облике горного кота они с отцом становились невидимы для сканеров энергетических полей. Хотя для обычных Роу-Су, как и для других крупных хищников, система защиты вестников оставалась непроницаемой. Отец и сам не знал об этой особенности, пока Синеглаз, которому в облике кота приспичило поиграть с маленькой царевной, не пробрался в ее покои, благополучно миновав все щиты.

— А бриллианты и другие драгоценности пойдут на дело революции? — уточнил княжич, пытаясь представить размер куша, который рассчитывал с его помощью урвать Шварценберг.

— Здесь наши планы несколько расходятся, — уклончиво ответил Эркюль. — Но в идеале — да. Понимаешь, в принципе систему можно и взломать, — продолжал он, почувствовав, что его юный собеседник немного успокоился. — Но операторов такого уровня во всей галактике только двое, да и те недоступны. Пабло Гарсиа полгода назад пропал где-то в треугольнике Эхо, а Онегин беременна! Да и не согласится она ни за какие коврижки снова работать со Шварценбергом. Ты правда не можешь контролировать свои превращения? — возвращаясь к основной теме, уточнил он.

— Ну, существует одна штука, — неопределенно отозвался Синеглаз. — У Сема-ии-Ргла наподобие скрижали из храма Великого Се.

Княжич несколько приободрился. Он понял, что пираты сделали на него ставку, а значит можно потянуть время, рассказывая сказки и заливая в уши слушателям хмельное таме. Авось как-нибудь все образуется. Он раздумывал, какую бы полуправду еще измыслить, чтобы звучало убедительно. Однако в этот момент, слегка приглушенная тюками со шкурами, завыла сирена, и поставленный голос системы оповещения приказал экипажу занять места согласно инструкции о действиях в чрезвычайной ситуации, а пассажирам укрыться в амортизаторах.

— Какого Трехрогого! — на сольсуранский манер выругался Эркюль. — Эй, малец, давай-ка вылезай! Тут уже не до шуток.

Синеглаз и сам это понял. Оказаться раздавленным из-за глупого упрямства ему в любом случае не хотелось. Прихватив с собой растерявшихся мартышек, он с проворством тотемного предка выскользнул из лаза и вслед за Эркюлем порысил в кубрик.

— Живее сюда! — торопил его контрабандист, распределяя мартышек по поверхности амортизатора, пока остальные члены экипажа спешно облачались в экзоскелеты и ввинчивались в проемы узких трапов.

Пользоваться лифтами в нештатных ситуациях на корабле запрещалось, а коридоры и пролеты между палубами были длинные с торчащими из-под раздолбанной обшивки пучками проводов и рядами непонятных трубок. Синеглаз хоть не раз удивлялся их бесконечности, но за время пути изучил не хуже запутанных переходов родного дворца. Когда он в кошачьем облике удирал с мостика и потом выбирался из кубрика, это знание помогло ему оторваться от преследователей. Сейчас княжич внезапно осознал, что его бросают одного в компании орущих мартышек и в случае внезапной эвакуации не факт, что за ним вернутся, и вцепился в Эркюля мертвой хваткой.

— Ты чего? — не понял обезьяний бог.

— Я с тобой! — взмолился Синеглаз.

— Да ты сдурел! — возмутился Эркюль.

Потом, видимо, передумал, и, махнув рукой, вытряхнул из недр комбинезона в амортизатор еще пяток мартышек и указал княжичу их место.

— Давай, полезай!

Синеглаз так и не понял, как они вдвоем втиснулись в один экзоскелет. Похоже, внушительные габариты Эркюля были отчасти обманом. Ибо любой его костюм, включая скафандр, подбирался с таким расчетом, чтобы за пазухой уместились наиболее ценные контрабандные товары или все питомцы. Место последних сейчас и занял Синеглаз, распределивший части своего тела вдоль корпуса контрабандиста на манер рюкзака. Его, конечно, мотало из стороны в сторону, и он ничего не видел, но он все же был уверен, что уж теперь-то в случае чего его не бросят. Вдвоем они достаточно ловко взобрались по крутому трапу, причем Эркюль показал такую прыть, какую княжич от этой туши, напоминающей пещерного табурлыка, явно не ожидал.

Сирена продолжала надрываться, а при подходе к рубке еще и погас свет. Эркюль крепко выругался, но скорости не сбавил. Судя по репликам, доносившимся с мостика, случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Почему меня сразу не вызвали? — используя крепкие выражения всех обитаемых миров, выговаривал вахтенным Шварценберг.

— Но я не думал, что в этой туманности окажется такая мощнейшая гравитация, — дрожащим голосом пытался оправдываться старпом.