Эрик Рассел - Невидимый партнер
– Тебе выдали щетку и расческу, – со знанием дела ответил Лайминг.
– Вот именно, – закивал Джек Дэвис и опять потер макушку. – Только зачем?
– По той же причине, почему они делают и все остальное, – объяснил Лайминг, – МПМ.
– МПМ? Что это такое?
– Это девиз ребят из резерва. Тебе придется повторять его по двадцать раз на дню. Мысли Пачкают Мозги.
– Понятно, – сказал Дэвис, приняв озабоченный вид.
– Единственный способ избежать всего этого – поссориться с Круттом. Тогда он избавится от тебя, правда, предварительно изрядно попортит нервы.
– А кто такой этот Крутт?
– Ерундовер, – быстро нашелся Лайминг. – Ребята за глаза зовут его Круттом. Если не хочешь неприятностей, никогда не называй его Круттом в лицо. Он любит, чтобы к нему обращались "мистер Ерундовер".
– Спасибо, что предупредил, – с благодарностью отозвался ничего не подозревающий Дэвис.
– Не за что. Приподними-ка задницу с койки: мне нужно достать пижаму.
– Извини, – Дэвис привстал, потом снова плюхнулся обратно.
Запихав пижаму в чемодан, Лайминг защелкнул замок и тщательно осмотрелся.
– Вот, пожалуй, и все, – он повернулся к новичку и сообщил доверительным тоном:
– Оказывается, война затянулась в связи с полным отсутствием исправных молний на брюках. Эту информацию я получил из самых верхов. А теперь меня отправляют ускорить победу. Так что всем вам остается только спокойно посиживать да считать дни. – Он направился к двери, держа в каждой руке по чемодану.
Приподнявшись с кровати, Дэвис неловко пробормотал:
– Удачной посадки.
– Спасибо.
Первым, кого встретил Лайминг в коридоре, был коммодор Крутт. Слишком навьюченный, чтобы отдать честь, он по-уставному сделал равнение налево, на что Крутт ответил коротким кивком. Коммодор прошел мимо и вошел в комнату. Из-за двери донесся его громкий хриплый голос:
– А, Дэвис! Значит, с жильем уже устроился. Сегодня ты мне не понадобишься, так что можешь заняться вылизыванием этого свинарника, чтобы подготовиться к моему вечернему обходу.
– Так точно, мистер Ерундовер!
– Что?!
Лайминг покрепче ухватил чемоданы и дал деру.
Корабль был просто загляденье: такого же диаметра, как обычная разведывательная ракета, но в два раза длиннее.
Такие пропорции, не характерные для одноместного поискового судна, придавали ему вид миниатюрного крейсера. Стоя вертикально, он, казалось, доставал носом почти до самых облаков.
Внимательно разглядывая корабль, Лайминг поинтересовался:
– А еще такие есть?
– Ага. Еще три, – ответил главный инженер космопорта Монтичелли. – Они рассредоточены по космопортам и содержатся под усиленной охраной. Строгий приказ сверху гласит, что корабли этого типа можно использовать лишь по очереди. Пока твой не возвратится, второй посылать нельзя.
– Значит, я иду в списке под первым номером, да? А если я не вернусь? Что, если машину придется уничтожить, как вы сможете об этом узнать?
Инженер пожал плечами.
– Это головная боль Военного Совета, а не моя. Я только подчиняюсь директивам сверху, что тоже не сахар.
– Хм! Может быть, они установили какой-то срок, в который я должен уложиться? А если я не вернусь вовремя, меня будут считать пропавшим без вести.
– Тебе сказали что-нибудь об этом?
– Нет.
– Тогда и волноваться нечего. Жизнь и так слишком коротка, а во время войны для многих становится еще короче. – Монтичелли хмуро посмотрел на небо. – Каждый раз, когда взлетает корабль, я не знаю, увижу ли его снова.
– Правильно, пилоту нужно поднимать настроение перед стартом, – сказал Лайминг. – Да вы просто весельчак!
– Извини, парень, я совсем забыл, что на этот раз летишь ты, – усмехнулся инженер и кивнул в сторону расположенного неподалеку здания:
– Там у нас стоит дубликат носовой кабины, специально для тренировок пилота. С неделю тебе придется изучать новые приборы и правила пользования субпространственной связью. Можешь начинать, когда захочешь.
– Главное, что меня волнует, – это автопилот, – озабочено сказал Лайминг. – Он должен быть абсолютно надежным. Нельзя неделями лететь без сна, а если корабль несется без управления, тут уже не вздремнешь. По-настоящему хороший автопилот – все равно, что добрая фея.
– Послушай, сынок, если бы наш автопилот мог не только держать курс, но еще и думать, передавать сведения, оценивать ситуацию, так ты бы сидел в своей части. Не волнуйся, – Монтичелли снисходительно похлопал собеседника по плечу, – тут установлена лучшая модель автопилота. Он позаботится о корабле, даже если ты устроишь себе медовый месяц и космос совсем вылетит у тебя из головы!
– Между плохим автопилотом и медовым месяцем я вижу единственное сходство, – бросил Лайминг. – В обоих случаях мне пришлось бы поднапрячься.
Он повернулся и пошел к зданию.
Всю следующую неделю он почти не вылезал из тренировочной кабины, отрабатывая необходимые навыки – в отличие от муштры дело свое Лайминг любил и был требователен к себе.
Корабль стартовал через час после захода солнца, когда черный бархат ясного неба уже усеяли звезды. Глядя на мирное начало теплой ночи, трудно было представить, что где-то в миллионах парсеков отсюда в космической тьме плывут обитаемые миры, между которыми осторожно пробираются эскадры Сообщества, а в это время флоты Земли, Сириуса, Ригеля и других союзников несут патрульную службу по всему периметру звездного фронта.
Гирлянды дуговых фонарей слегка подрагивали под легкими порывами ночного ветерка, порхающего над бескрайним полем космопорта. За ограждениями, окружавшими стартовую площадку, столпилась группа людей. Кабина корабля возносилась над полем на добрых пару сотен футов, и с такой высоты Лайминг не мог как следует разглядеть провожающих. Скорей всего, они собрались удостовериться, что он благополучно взлетел. Пилот скорчил гримасу и представил, как корабль, заваливаясь, падает на бок, а вся эта свора, будто перепуганные зайцы, вприпрыжку мчится к убежищу.
У него как-то вылетело из головы, что случись авария, он вряд ли смог бы насладиться этим зрелищем.
Маленький динамик на стене кабины зашипел и выплюнул искаженный атмосферными помехами голос:
– Пилоту приготовиться к старту.
Лайминг нажал на кнопку пуска. Раздался щелчок, взревели двигатели, корабль содрогнулся. По бетону взлетного поля покатилось огромное круглое облако пыли и пара, моментально скрывшее из вида ограждения. Надсадный рев и вибрация продолжались: стартовые двигатели разгонялись до рабочего режима.
Лайминг спокойно сидел, внимательно наблюдая за приборной панелью.
Двадцать стрелок указателей дружно поползли вправо, Дернулись и синхронно замерли. Все двадцать кормовых дюз были готовы к работе.
– Пилот, доложите обстановку, – выплюнул динамик.
– Все в порядке.
– Можете стартовать. – Пауза. – Ни пуха, ни пера!
– К черту! – от души ответил Лайминг.
Перед тем как позволить кораблю мягко оторваться от земли, он еще с полминуты продувал дюзы. Дрожь усилилась, рев постепенно перешел в вой, иллюминаторы кабины заволокло пылью, и небо потускнело. Целую секунду, показавшуюся вечностью, корабль покачивался, стоя на хвосте.
Затем медленно пополз вверх: фут, ярд, десять ярдов. Вой перешел в визг. Внезапно скорость подъема резко возросла, словно корабль получил хороший пинок под зад. Он рванулся ввысь. Сто футов, тысяча, десять тысяч. Корабль пронзил облака и устремился в ночное небо. Иллюминаторы очистились. Вокруг сияли мириады звезд, огромным шаром висела Луна.
Динамик слабо проскрипел:
– Отличная работа, пилот.
– Я всегда работаю отлично, – напомнил Лайминг. – До встречи в сумасшедшем доме, Джек Дэвис!
Динамик промолчал.
Внизу понимали, что человек в кабине сейчас ощущает безграничную свободу и безнаказанность, переживает так называемый "взлетный хмель". Эйфория возникала почти у всех пилотов и не зависела от возраста, характера или опыта.
Когда родная планета оставалась за кормой корабля, а впереди сияли только звезды, чувство свободы пьянило головы.
Симптомы заключались, как правило, в язвительных замечаниях и ругани, которые дождем сыпались с небес на землю.
– Сначала постригись, а потом расчесывайся! – орал в микрофон Лайминг. Не смотря на перегрузки, он давился от хохота в своем кресле все время, пока корабль набирал скорость. – И вылижи этот свинарник! Тебя учили, как отдавать честь? Мысли Пачкают Мозги!
На Земле по-прежнему молчали.
Внизу, в космопорте, в зале управления полетами, дежурный офицер повернулся к Монтичелли и сказал:
– Знаешь, по-моему, Эйнштейн не довел дело до конца.
– Что ты имеешь в виду? – удивился инженер.
– Мне в голову пришла одна гипотеза: по мере приближения к скорости света умственные способности пилота стремятся к нулю.