Александр Петров - Забавы жестоких богов
Глубокие кожаные кресла на мягком ковре группировались, как планеты вокруг центра света и притяжения, около стола. За ним сидел тот, кто по праву мог называться гвоздем этой композиции. На нем был синий с золотым шитьем мундир СБ, на котором гордо сверкали погоны первого лейтенанта. Он был молод, мелок и суетлив, но старался держать себя соответственно роскошной обстановке обитого кожей и мореным дубом кабинета. Он поднял глаза и, щуря их от света, сложил на лице несколько суровую, но благожелательную отеческую улыбку, заимствуя ее с обрамленного в толстую раму стереопортрета председателя Союза Планет. Пальцы лейтенанта нервно барабанили по топографическому экрану компьютера, где, невидимые для Джека, красовались голые девицы и карты разной масти. Молодой человек усердно разрушал козни врагов государства, пятый час подряд играя в подкидного дурака в порнографическом оформлении. Капитану же, очевидно, отводилась роль блудного сына, вернувшегося под мудрую и добрую родительскую опеку Службы. Офицер с некоторым сомнением посмотрел на скафандр Эндфилда и предложил ему сесть.
— Меня зовут Виктор Каминский. Я второй заместитель начальника отдела пограничного контроля Службы. Вы — Джек Эндфилд, майор Военно-Космических Сил, старший пилот, командир звена?
— Да.
— Имеете боевые награды?
— Да.
— Какие?
— Орден Железного сердца и два Алмазных креста за храбрость. Награжден именным оружием.
— За что были награждены? — голосок Каминского дрогнул и стал мягче.
Как и все мальчишки, лейтенант обожал романтику сражений, красивые побрякушки на кителе, хотел почувствовать себя бывалым ветераном.
— Боевые действия в Дальнем Космосе. Подробности в деле.
— Не хотите рассказывать. Понимаю. Мне интересно не что вы скажете, а как вы это говорите. Это тоже часть психотеста. Десять лет вы сражались за Объединенное Человечество в Дальнем Космосе. Мы хотим помочь вам привыкнуть к мирной жизни с ее непростыми правилами. На основании тестов мы вынесем заключение о наиболее подходящем роде деятельности и месте жительства для вас.
Каминский выразительно посмотрел на Джека, всем своим видом показывая, что именно он будет решать, где и как именно окажется бывший майор Эндфилд.
«Я бы хотел сам выбирать, где я буду и кем я буду, щенок», — готово было сорваться с языка, но стены кабинета внезапно расширились и почернели…
Медисон сделал единственно возможное, встав на пути ракеты, от которой не увернулся пузатый грузовоз. Штурман Лив успел сделать залп, выпустив целую стаю «Перначей» и «Булав», а он расстрелял из пушек наполненный металлическим водородом смертоносный цилиндр вражеской «Канделы» в сотне метров от корабля. Это спасло экипаж от мгновенной смерти, но близкий разрыв сорвал защитное поле, и пламя полного распада коснулось корпуса звездолета. Сквозь огонь они увидели, как и разлетелась туша корабля противника. Ракеты «драконов» тоже попали в цель.
Взрывы трясли крейсер, вибрирующая субстанция полного распада разносила реакторы и секции накопителей. Потеряв скорость, они вывалились из боя и все больше и больше притягивались четвертой планетой системы Крона. Гасители работали на полную мощность, но этого не хватало, чтобы прекратить разрушение подбитого корабля. «Дракон» вошел в атмосферу, и к толчкам от взрывов добавилась зубодробительная тряска.
Звездолет спас ядовитый плотный воздух планеты, который с силой ворвался в изрешеченный бронекорпус. Подхваченная избытком детонирующего материала субстанция мгновенно вылетела и разрежилась, образовав гигантский, но неопасный для металлополевой брони огненный шар вторичной М-плазмы. Взрывная волна швырнула корабль на десятки километров вниз, так, что Медисон сумел выправить крейсер, только израсходовав последнюю энергию накопителей. Теперь они летели на крыльях, постепенно отставая от ударной волны, вдребезги разносившей старые, ветхие горы древней тяжелой планеты. Пожар в небе стихал, но поверхность на сотни километров, вокруг светилась вишневым цветом. Все умение, весь накопленный за долгую службу опыт вложил первый пилот, унося крейсер как можно дальше от эпицентра взрыва, от предательской трясины, в которую превратился камень. Полевая броня могла выдержать звездные температуры, но утонуть, быть погребенным, мучительно и медленно умереть под слоем медленно остывающей лавы после того, как спаслись от сверхтермоядерного жара полного распада, было гораздо хуже, чем мгновенно испариться в ослепительной вспышке взрыва…
Корабль пропахал борозду в полтора километра, прежде чем остановился. Компенсаторы кресла Джека отказали только на последней сотне метров, и перегрузка не превысила 14 g. Первому пилоту и штурману не посчастливилось, как ему, их расплющило ускорением при торможении…
Эндфилда спасло почти машинальное переключение накопителей скафандра, что категорически запрещалось, на компенсаторы кресла, за мгновение до удара. Теперь он остался с полностью обесточенной энергосистемой, слушая, как снаружи, все больше усиливаясь, раздается странное постукивание и вой.
Джеку надо было быстро уходить, несмотря на то что крейсер яростно колотило снаружи стихийными силами чудовищной планетарной катастрофы, вызванной падением их машины.
Раскаленный звездолет, словно торпедированное судно в морскую пучину, погружался в плавящийся под ним камень. Капитан собрал аварийный комплект, свой и своих мертвых товарищей, вынул из их скафандров накопители, упаковал в рюкзак из металлополевых волокон генератор и конфигуратор. Задержался, посмотрел на развороченные кресла, на висящие на ремнях разбитые скафандры, изнутри стекла были густо заляпаны красным.
— Боб, — обратился он к тому, что осталось от командира корабля. — Ты до самой смерти спасал нас и только о себе не позаботился. Прощай… И ты, Чен, прощай. Жаль, что не сообразил…
И уже в дверях, с трудом держась на вздыбленной палубе, сказал тихо:
— Простите меня, ребята.
Разбитый «Дракон» хранил колоссальные запасы жара. Деформированные стойки и переборки ярко светились. Там, где бушевала М-плазма, выжигая атомы из несокрушимого металлополевого композита, поверхности были в кавернах и сплошных дырах.
Эндфилд карабкался по свалке раскаленного добела металлолома, которая была раньше центральным коридором. По мере того как звездолет кренился, утопая в расплавленном базальте, ползти становилось все труднее. Наконец ему пришлось включить антигравы и двигатели.
Лавируя между рваными корпусами накопителей, искореженными кольцами нуль-установки, взорванными реакторами, которые сияли остатками звездного пламени, Джек добрался до достаточно большой дыры и покинул разбитый крейсер.
На поверхности бушевал ураган. Сильнейший ветер нес глыбы всех размеров и целые скалы над оплавленной взрывом поверхностью. Бешеная круговерть расколотого неба била ими, словно мстя за содеянное, в несокрушимую броню мертвого корабля. Поток грубо подхватил Капитана, дергая и кувыркая во все стороны, несмотря на включенную тягу моторов скафандра, тараня каменными бомбами поставленное на максимум защитное поле, потащил к эпицентру взрыва, сквозь ад кипящих, конденсирующихся газов и сталкивающихся глыб, постепенно поднимая в стратосферу. На большой высоте направление ветра сменилось встречным, сила его ослабела, и Джек смог управлять своим полетом.
Двигатели скафандра уносили Эндфилда все дальше и дальше. Снежная буря бушевала под ним, мельчайшие кристаллики замороженного метана вились в струях аммиака, постепенно осаждаясь огромными грязно-белыми горами.
Прошло довольно много времени, прежде чем Капитан выбрал место посадки в противоположном месту взрыва полушарии планеты, куда не добралась прямая термическая волна вспышки М-распада, лишь прошли горячие вихри взбудораженной атмосферы, расплавив замороженные газы на вершинах горных пиков. Джек приземлился на остатках ледника, посреди замерзающего озера жидких углеводородов.
Было темно, красный карлик — центральная звезда системы Крона недавно зашла за горизонт. Поверхность остывала, давление падало. По мере того как атмосфера Крона-4 конденсировалась на поверхности, звезды становились все более яркими и колючими, а тьма глубокой и непроглядной.
Капитан занялся монтажом антенн аварийного квик-передатчика, прижатый к поверхности непривычной полуторной гравитацией. Мыслей в голове не было, слишком много случилось сегодня.
Эндфилд торопился, с каждой секундой конвой удалялся на тысячи километров, и его шансы быть услышанным падали. Наконец он запустил приемо-передающий комплекс. В шлеме начались трески, шумы, потом идиотский бабский треп о шмотье и мужиках. Такого вообще не могло быть.
«Галлюцинация, — подумал он. — Этого еще не хватало».
