Вадим Михальчук - Люди и волки (Черная пустошь – 2)
Люди собирались домой, до заката оставалось два часа. Люди собирались домой – за прошедшие с момента Высадки месяцы Башня и палаточный городок стали для них домом.
Если посмотреть на Пустошь, окружающую Башню, то можно заметить много изменений – гигантские штабеля бревен, загоны для скота – приземистые бревенчатые строения, ямы – фундаменты для будущих домов колонистов, дощатые каркасы будущих построек напоминают недостроенные модели детских конструкторов.
Из леса раздается визг дисковых пил – две лесопилки работают на полную мощность. Блестящие зубья хищно вгрызаются в поначалу неподатливую древесину и выбрасывают фонтаны стружек, тут же сбиваемых пластмассовыми ограничителями. Бригады рабочих оттаскивают уже распиленные доски в склад для просушки. Приятно пахнет хвоей – на распилку идут сосны из стометровой полосы вблизи внутреннего периметра. Рабочие вытирают пот потемневшими платками – сегодня действительно много работы.
В лесу слышен треск и грохот падающих деревьев – лесорубы Ферье продолжают валить лес. По их сосредоточенным и упрямым от природы лицам можно подумать, что они не собираются останавливаться до тех пор, пока последнее дерево на планете не дрогнет под ударом остро наточенных топоров.
Люк Ферье, бригадир лесорубов, посвистывая, проходит в двадцати метров от своих парней, помечая по дороге красной краской свои будущие жертвы. Он придирчиво осматривает каждое дерево, иногда прижимаясь щекой к шершавой коре. Лесорубы тихонько посмеиваются над привычкой своего бригадира «слушать деревья», но только тихонько. Люк знает свое дело, как никто другой. Мимолетными прикосновениями он определяет возраст деревьев, обнимая стволы, он узнает, как росло это дерево за десятки лет до того, как человеческие теплые руки прикоснулись к его коре. Деревья как будто шепчут в ухо Ферье свои сокровенные тайны, как приговоренный к смертной казни поверяет свои секреты палачу.
Люк снова прижимается щекой к очередному дереву, его губы бесшумно движутся:
– Са ва, дружок?
Ветер пробегает в игольчатых зеленых ветвях, роняя засохшие хвоинки на шерстяную шапку лесоруба. Дерево отвечает, этот шепот почти не слышен.
Люк отступает на шаг, улыбаясь, сверкают белые зубы, никогда не бывшие предметом пристального внимания дантистов. Он встряхивает баллончик с краской и красный крест, как подпись прокурора на приговоре, медленно перечеркивает безмятежную жизнь дерева.
Люк продолжает свой путь, а сосна за ним печально качает своими ветвями, смирившись со своей судьбой стать бревном в стене или досками на полу.
Пятеро лесорубов подходят к одному из деревьев, отмеченному Ферье. Цепные пилы, вскинутые на плечи здоровяков, кажутся винтовками в руках солдат. Первый быстро обходит дерево и находит отметку бригадира.
– Сюда надо валить, – он указывает рукой в сторону, куда смотрит красный крест.
Напарники молча кивают – Ферье никогда не ошибается, пилить надо с помеченной стороны. Работа начинается – взвывают пилы, дерево вздрагивает, как от боли. Наверху, в кроне ветвей начинает метаться мелкая живность – жуки, пауки. Их более удачливые родственники, те, у кого есть крылья, спешно покидают свой потревоженный дом. Дерево трясется, как в лихорадке, расшвыривая по сторонам своих многочисленных незаметных обитателей.
Через некоторое время вой и скрежет пил утихает. Дерево несколько секунд стоит неподвижно, а затем начинает валиться с почти человеческим предсмертным вздохом. Удар о землю, ветви бессильно, в последний раз, рассекают прохладный воздух и безжизненной массой распластываются по земле.
По другую сторону от Пустоши шум падающих деревьев не слышен. Иногда, когда ветер меняет направление, слышны взвизги циркулярных пил на лесопилках. К югу от внутренней ограды двое стариков пасут коров. Это так говорится – «пасут», на самом деле старики спят на невысоком холмике, укрывшись брезентовыми плащами. Старикам не спится по ночам, а днем так и клонит в сон – старость, что уж тут поделаешь. Им помогает мальчик лет двенадцати, внук одного из стариков.
Слышится негромкое фырканье, сопение и приглушенные вздохи коров, захватывающих новые порции травы. Стебли подаются усилиям животных с едва слышным треском. Стадо разбрелось по поляне, коровы с удовольствием захватывают желтые султанчики полевых цветов вперемешку с жесткими стеблями травы. Мальчик что-то вырезает складным ножом на деревянной дощечке, время от времени зорко оглядывая стадо – все ли на месте. Но коровам неохота уходить далеко – на поляне так много травы.
Мальчик возвращается к своему занятию. Рядом с ним на траве – плетеная из ивовой соломки корзинка, из которой доносится приглушенное стрекотание. Можно подумать, что в корзинке – рация, работающая на прием, но это не так. Внутри – плененный еще утром десяток кузнечиков. Мальчику нравится ловить их, еще ему нравится, как они щекочут ладонь, когда он осторожно сжимает пойманных насекомых в кулаке. А еще ему нравится рассматривать их – крохотные тарелочки фасеточных глаз, сжатые ножницы лапок. Сергей Дубинин позавчера рассказывал мальчику, что у кузнечиков уши на коленках. Правда ли это? Все утро мальчик рассматривал пленников, но ничего похожего на уши не обнаружил.
«Может, учитель посмеялся над ним»? – думает мальчик, на минуту оторвавшись от вырезания по дереву. «Нет», он молча качает головой, «вряд ли, Сергей никогда ни над кем не смеется. Может, просто уши такие маленькие, что их не видно»? Мальчик пожимает плечами и продолжает вырезать, от усердия высунув кончик языка. Узор сложный, но дедушка постарался, разметил все завитки и грани острым ножом, надо только не ошибиться и получится как надо.
В двух километрах от него в дубовой роще двое молодых парней приглядывают за стадом свиней. Свиньи – не коровы, они умнее и хитрей, за ними нужен глаз да глаз. Свиньи вроде бы не собираются убегать в лес, они разрывают землю в поисках желудей и, довольно похрюкивая, поедают их. Их загнутые смешным штопором хвосты, как антенны, маячат в тени дубов, хитрые глазки выискивают места, где желудей побольше. Парни режутся в карты, сидя на поваленном дереве.
– Ты уже пригласил Анжелу на танцы сегодня? – спрашивает у друга один из парней, тот, что помоложе.
– Ага, – отвечает старший, перекладывая карты по мастям.
Они некоторое время молчат, сосредоточенно размышляя, с какой карты пойти. Свинопасам можно не слишком напрягаться – мохнатый пес неопределенной породы, свесив набок алый язык, неспешно трусит, обегая стадо свиней. Свиньи делают вид, что не замечают своего четвероногого пастуха, но их уши настораживаются, когда пес пробегает мимо. Они уже знают, что бежать в лес бессмысленно – пес мгновенно вернет наглеца или нахалку на место, не преминув цапнуть за жирные ляжки или свисающее ухо.
Пес косится на поднявшиеся свиные уши и непроизвольно облизывается, вспомнив вкус свиного студня, которым его угощали месяц назад. Он вспоминает, как неописуемо вкусными были вареные свиные ножки, а уж про свиные уши вообще речи нет – очень вкусно. «Может быть, еще перепадет»? – лениво размышляет пес, приближаясь к свинопасам.
Один из парней замечает пса:
– Какие дела, Шеп?
Пес довольно скалится в ответ, помахивая хвостом.
Старший из парней смотрит на пса.
– Он прямо как улыбается, Ронни.
– А то, – довольно отвечает младший. – Мало какая собака может улыбаться, а мой Шеп в этих делах мастер.
– Собачий комик, – усмехается старший.
– Шеп – классный пес, Джей, – говорит Ронни, – если бы не он – носились бы мы по лесу за этими чертовыми хряками, так что аж пар из ушей. Извинись.
– Прости, Шеп, – кричит Джей, улыбаясь во весь рот.
Шеп высовывает язык и машет хвостом – он не обиделся.
– То-то, – бурчит Ронни. – Собаки все понимают, может даже получше людей.
Парни молчат, разглядывая карты.
– Ходи, что ли, – лениво зевая, говорит Джей.
– Ладно, – Ронни собирается с духом и сбрасывает карту.
Шеп поворачивается и начинает очередную пробежку. Свиньи продолжают выкапывать желуди.
На востоке фермеры общими усилиями корчуют пни. Земля тут мягче, чем рядом с внутренней оградой, но корни погибших деревьев глубоко сидят в земле, вцепившись в почву разлапистыми корневищами толщиной в коровью ногу. Здесь тоже стоит рев двигателей: два тягача на аккумуляторах Верховина взрывают землю колесами, пытаясь выковырнуть особенно мощно укорененный пень. Цепи натягиваются в струнку и мало-помалу земля отпускает из своих сырых объятий упрямые корни.
Джек Криди-старший изо всей силы наваливается на стальной лом, на лбу фермера проступают крупные капли пота. Рядом с ним пыхтят еще двое:
– Черт, чертова деревяшка!
– Не чертыхайся!
– Да не хотел я, черт, – оправдывается провинившийся, тут же снова помянув беса.
