Алексей Волков - Бомбовоз Его Высочества
– Кто? Местные? – вскинулся Чачу.
Он как раз плотненько засел за подготовку к экзаменам. Летняя сессия была не за горами, а последние события порядком выбили из колеи. Когда вокруг недобро кипит, трудно сосредоточиться на предметах важных, но воспринимаемых сейчас довольно абстрактно. А уж тем более если твоя постоянная девушка вдруг заявляет, что со встречами надо прекращать, мол, окружающие уже недобро косятся на нее, встречающуюся не с хонтийцем. Тут поневоле станет не до учебы. Сколько Бат ни убеждал, ни говорил вещей разумных и обычных глупостей – бесполезно. Гила плакала, кляла несправедливость судьбы, однако против родичей, соседей и знакомых идти не могла и не хотела.
Дернуло же власти перевести Высшую техническую школу в Хонти! Мол, подальше от войны, на всякий случай… Война прошла много лет назад, только в череде проблем и дел вернуть всё на место забыли. Хонти мало пострадала от всеобщей бойни, зачем же возиться? Да и куда возвращать? Зато теперь, похоже, случай наступил. Только вот совсем не тот, о котором думали наверху.
Но кто мог предположить, что многолетние лояльные подданные Империи вдруг вспомнят об утраченной двести лет назад независимости и начнут говорить, мол, весь долгий период совместного существования был ошибкой и сплошной чередой угнетения? Благо, северные провинции традиционно сохраняли национальные части, и настолько сильные, что по настоящим временам ненамного уступали армии метрополии. Последняя так и не восстановила потери после войны. На словах все было гладко, а на деле новая власть была занята иными проблемами. Сколько лет прошло, а значительная часть страны до сих пор лежала в руинах, часть же была вообще уничтожена полностью массированными ядерными ударами. Эпидемии, инфляция, коллапс многих отраслей производства, многочисленные банды…
На обезлюдевших территориях автоматизированные комплексы противовоздушной обороны продолжали действовать, уничтожая любые воздушные аппараты. Небо над Саракшем вновь принадлежало лишь птицам. Воздушно-инженерные факультеты по инерции еще существовали некоторое время, но уже три года назад закрылись за ненадобностью. Зачем тратить деньги, если не можешь извлечь выгоду?
Казавшаяся простой жизнь, может, и не стала сложнее, а вот безрадостней – наверняка. Чачу даже вообще не хотел никуда поступать, только душа не лежала к отцовскому делу. Бат не чувствовал в себе коммерческой жилки, заниматься же чем-то всю жизнь через силу, вертеться по скучному кругу совсем не хотелось. Днем юноша помогал отцу, вел переговоры, искал поставщиков, а ночами ему порою снилось небо, единственный полет и сгинувший на войне принц. Мечта поблекла, но никуда не делась, и через год Бат поступил на факультет, называвшийся ныне общетехническим. Пожалуй, лишь там еще преподносились какие-то знания по исчезнувшей разновидности техники. Вдруг обстоятельства переменятся и на смену упадку придет возрождение? Здесь даже о ракетах рассказывалось, благо в отличие от самолетов, некоторые разновидности еще производились в нуждах военных. Очень мало, фактически все соответствующие заводы были сметены с лица земли еще в начале войны, но собранного по Империи оборудования хватило на крохотное производство, и оно, с перерывами, бесконечными простоями, кое-как клепало порою небольшие партии смертоносного оружия. Правда, лишь тактического, но хоть что-то…
– Массаракш! Сильно? – Бат уже вскочил, машинально закрыл учебники и двинул на выход, на ходу привычно взъерошив густые непослушные волосы.
– Еще как! – уже в коридоре стал рассказывать Рин. – Его там что-то спросили на хонтийском, а Тик, это, машинально ответил на общеимперском. Тут как раз мимо компания оболтусов с нацотделения проходила. Те и взяли в оборот. Повалили, а потом ногами… Чуть не забили. Он еле до парка дополз, а там уже ребята на него наткнулись. Вот, принесли…
Комната Тика была плотно набита. Даже непонятно, как такое количество парней сумело уместиться в небольшом помещении? Впрочем, всем места не хватило, и кое-кто стоял в коридоре, курил в нарушение правил да возмущался случившимся.
Бат, коренастый, среднего роста, едва протиснулся в дверь, но дальше перед ним расступились.
Пострадавший сидел на кровати, скрюченный, с руками, прикрывающими лицо. В прорехи между пальцев виднелось нечто сине-красное. Рубашка порвана, измазана в грязи и крови, штаны немногим лучше. В том смысле, что хоть не лохмотья.
– Кто тебя? – спросил Чачу, хотя уже всё знал. Дружески дотронулся до плеча, но Тик вздрогнул, словно болело и здесь.
– Гады! Вшестером на одного! – едва тихо отозвался избитый.
Ему было неудобно за невольную слабость. Если бы результат драки был хоть чуточку иным!
– Хотя бы одного узнаешь?
– Толку… Полиция скажет, сам виноват. Они же покрывают своих.
– Обойдемся без полиции. Кто?
Кое-кто из парней одобрительно загудел. Потасовки с хонтийцами давно стали явлением заурядным. Правда, некоторые, наоборот, предпочли потихоньку выбраться наружу. Местные всегда могут призвать на помощь горожан, их молодежь, во всяком случае. Полиция на их стороне. А правители метрополии вместо твердого слова и наведения порядка предпочитают невнятно бубнить об исторических ошибках, об убыточности провинций, о тяжелом наследстве, перешедшем от прошлой власти…
Еще зимой казалось, все рассосется, поболтают, побуянят и перестанут. Но обе традиционные партии Хонти – Уния Справедливости и Лига, в последнее время добавившая к названию «Боевая», словно сорвались с цепи. С момента присоединения здесь традиционно сохранялась демократия, только она вдруг перестала быть лояльной. И Уния, и Лига старательно рисовались друг перед другом, предлагая все более радикальные идеи. Кажется, процесс становился неуправляемым и не зависящим от воли отдельных лиц. Сейчас почти всем студентам хотелось одного: поскорее закончить курс да разъехаться по домам. Если можно – без возвращения в Школу. Толку в том дипломе, когда можно прожить без него!
– Этот… Длинный Бори со своей бандой, – наконец выдохнул Тик.
– Значит, Бори. Что ж… Тем хуже для него. Кто со мной?
Согласились человек десять. Из самых отчаянных или просто уже успевших пострадать от той же шайки. Теперь выпал повод поквитаться, и какая разница, что ждет в дальнейшем? Хуже все равно уже некуда.
Разбираться, так всерьез. Словно ниоткуда у некоторых появились свинчатки, кто-то обматывал кулак ремнем с широкой пряжкой, кто-то вообще успел разжиться колом. Пока шли по коридору и спускались по лестнице, к компании присоединилось еще несколько парней, и в итоге во двор вывалили довольно большой ватагой. Впрочем, пока добрались до общежития национального отделения, их там уже заметили, и не меньшая толпа вывалила наружу.
И началось. Даже без обычной предварительной ругани…
– Вы признаете, что спровоцировали беспорядки? – Ману Герн сурово взирал на Чачу сквозь очки. Куда только девалась его обычная вежливая беспристрастность?
– Не признаю, – чуть улыбнулся Бат.
Улыбка делала его некрасивое лицо привлекательным.
– Упорствуете, – замдекана делано вздохнул. – А между тем у нас есть свидетельские показания, что это вы, исключительно из хулиганских побуждений, призвали всех желающих напасть на таких же студентов, виноватых лишь в том, что родились не в Метрополии, а в Хонти. Кстати, где мы с вами и находимся, если вам до сих пор неизвестно. Или побуждения были не хулиганскими, а провокационными?
– Может, вам заодно донесли, что перед тем группой из шести студентов национального отделения Школы был зверски избит Тик Гуул? Без всякого повода, лишь потому, что кому-то показался ответственным за давнее завоевание провинции? И мы лишь шли, чтобы разобраться, на каком основании некоторые учащиеся позволяют себе преступления, попадающие под соответствующие статьи?
– Думайте, прежде чем сказать, господин Чачу! Какое зверское избиение? Обычные случайные молодежные шалости. Гуул сам спровоцировал проходивших парней на скандал, попытался напасть на них, и им пришлось защищаться. Без всяких зверств, заметьте. Кстати, мы ставим вопрос об отчислении Гуула из Школы, как человека несдержанного, без причины нападающего на людей. Но не только Гуула. Еще и вас. Да, вас, господин Чачу, что бы вы ни считали по данному вопросу.
– А тех бандитов, следовательно, за похвальное поведение переведете через курс? – не сдержался Бат.
В начале учебы Герн казался ему гораздо симпатичнее. Доброжелательный, подчеркнуто вежливый, многознающий, этакий образец профессора старой школы. Он и сейчас не повышал голоса, говорил спокойно, даже, казалось, в увеличенных очками глазах иногда мелькало сожаление. Только отношение к господину Герну у Чачу давно стало иным. Конечно, неглупый, конечно, когда-то хороший специалист, но вот его позиция по многим вопросам…
