Ян Миклашевский - Бабочка
И так со всем зверьём. Псевдо-собаки какие-то, Плоти, Чернобыльские коты… Тузики с Бобиками, Хавроньи с Хрюшами и обыкновенные Васьки с Кузьками и Мурками, мутировавшие только. Зачем плодить лишние сущности, когда и так понятно, что на Аномальных территориях зверьё может быть только аномальным. Правильно тогда мужики в курилке хохмили: «Выхожу я из метро и вижу объявление, что требуются-де на работу контролёры. Первая мысль — совсем одурели, Контролёров уже вместо людей на работу брать стали.». Хорошо ещё Кондукторов с Проводниками каких-нибудь на Аномальных не обнаружили — этим бы наверняка по полному рожку бронебойных билетиков на тот свет выписывали, чтобы наверняка. Хотя ведь есть тут живность, аналогов которой в остальном мире и не встретишь, но это, как говорят аксакалы, уже второй вопрос.
И Дашка всё теребила — расскажи ей, да расскажи? Ну рассказал бы, так сама б не поверила, решив, что супруг допился до зелёных чертей, дядек со щупальцами изо рта, дядек без щупальцев, но донельзя суровых, в сравнении с которыми все голливудские герои боевиков выглядят младшей группой детского сада, обчитался фантастической литературы и бредит. — Нимов затушил бычок.
Собственно и получилось случайно, что после одной из экспедиций на Аномальные Территории Макс поехал не в институт, а домой, поскольку время было позднее, а снаряжение можно было сдать и на следующий день, благо всё равно нужно было ехать за отпускными. Дома он обнаружил приехавшую с дачи тёщу, скрученную приступом ревматизма, и Дарью, ворчавшую на тему «мотается по своим командировкам, а тут маме плохо». Данная ситуация, в свете пережитого Максом за две экспедиционных недели, ну никак не тянула масштабом не только на локальный апокалипсис, но и на что-то куда как менее трагичное. Прикинув возможные последствия (начальство, конечно, по головке за это не погладит, но мы скажем, что воспользовались служебным оборудованием пусть и в личных целях, зато для спасения человека, а также во имя сохранения ячейки общества), он надел комп тёще на руку и запустил медицинский анализатор. В порядке шутки юмора поинтересовался у неё, не желают ли мама провести всю ночь в танце («бодряка» в мед. модуле оставался полный заряд). Получив же результат анализа состояния пациентки, он удалился сначала в душ, а затем на кухню, отдыхать с дороги за бутылочкой другой пива, запустив предварительно программу лечения и настрого запретив тёще даже дышать на прибор, не говоря уж о том, чтобы к нему прикасаться. Из комнаты в свой адрес он услышал благодарности из разряда «…опять на кухне накурит, а в комнате потом не продохнуть…». На душе стало гадостно.
— То есть дочери на кухне курить можно, а зятю — ни-ни, — размышлял Макс, пытаясь наслаждаться поганым вкусом не самого дорогого бутылочного пива. — Чего ей у себя на даче не сиделось? А может ей снотворного до кучи вогнать надо было? Задать компу программу полного восстановления организма, на недельку где-то… и тогда начальство за несдачу вовремя дорогостоящего оборудования точно разорвёт тебя в клочья. Премию наверняка обрубят за такие фокусы.
На следующее утро тёще, по вполне понятным причинам, стало существенно лучше, но это только добавило проблем в виде проснувшегося дарьиного любопытства. Затащив Макса на кухню, она потребовала ответов на тему, кем же всё-таки на самом деле работает её супруг и от какого-такого института он катается в непонятные командировки, после которых от него разит неизвестными химическими веществами (запах дезинфекторов упорно держится почти сутки и перебить его практически невозможно), ветрами заброшенных земель, а главное — какой-то дикой и первобытной свободой кота, гулявшего с конца февраля до конца июня. Чудесное же излечение хворой мамы чудо-прибором подстегнуло и тёщино любопытство на предмет «где б достать такую штучку». Кое-как отбрехавшись и трижды пожалев о том, что использовал комп, а также вспомнив, куда ведёт дорога, усеянная благими намерениями, он умотал в институт, где получил у начальства разнос за использование пусть и не настолько секретных, но весьма дорогостоящих разработок в неслужебных целях, а в кассе — отпускные. Весьма приличные, к слову, впрочем работа «в поле» институтом всегда оплачивалась щедро, вот только семейное благополучие почему то упорно не желало покупаться за деньги.
Так оно и продолжалось — скандалы, командировки, скандалы, командировки. Попойки, само собой, чествования разные, что живыми и здоровыми вернулись, но это не дома — при супруге Нимову выпивка в горло не лезла, за исключением особых случаев. Через несколько дней после одной из командировок, Макс с удивлением начал замечать, что в городе ему жить стало гораздо тяжелее, нежели на Аномальных Территориях. Там всё было проще и понятнее, злее и жёстче, но бесхитростнее, а тут поневоле задумаешься — почему за благое дело ты получаешь в спину плевки и шипение.
Он вспоминал, как Дарья вошла в его жизнь: бывшая сокурсница, единственное, что с другого факультета. Встретились на пятилетии выпуска, вспомнили студенческие годы, слово за слово выяснилось, что у обоих с личной жизнью ну совсем никак… это с возрастом начинаешь понимать, что взаимное одиночество не является поводом к созданию семьи, а тогда казалось, что их свела сама судьба и два одиноких странника нашли друг друга. Тёща, понятное дело, хотела дочери в мужья кого-то более солидного, нежели лаборант какого-то непонятного института (она помнила рассказы родителей про зарплаты лаборантов времён СССР и невольно экстраполировала это знание в отношении зятя), который, к тому же, за пять лет не был ни разу повышен в должности. Но Дарья была слишком упряма, да и про их совместную жизнь поначалу нельзя было сказать, что она не задалась. Позже выяснилось, что проблема скрывалась как раз таки не в зарплате (вполне достойной — работа с опасными субстанциями в опасных для жизни условиях, знаете ли), а в мужниных командировках, о которых он не рассказывал ни слова. Доверия, понятное дело, между супругами это не добавляло, а от командировок Макс отказываться не желал — ревматизмом у тёщи дело не ограничивалось и на лечение её старческих хворей денег уходило прилично.
И вот вчера прорвало. Встретив мужа на пороге, Дарья холодным голосом уведомила его, что желает поговорить на достаточно серьёзную тему, касающуюся их обоих. Впрочем, серьёзным разговор был только первые несколько минут, а затем скатился к монологу о загубленной молодости и бесперспективности дальнейшей совместной жизни. Что он стал чужим, что ему на неё наплевать, что у всех мужья как мужья и только у неё непонятно что, что её подруги наперебой советуют ей найти «успешного» человека, а этого учёного чудака на букву «эм» отправить на свалку истории как неудачный опыт. Макс молча пил чай, слушал и… и понимал, что Дарья права. Что за несколько лет работы в институте он действительно стал гораздо более замкнутым и менее понимающим тонкие порывы женской души. Что своей работе он уделяет больше времени, чем жене. Но страшнее было признавать тот факт, что он стал действительно чёрствым. С тем, что по отношению к супруге он ведёт себя как скотина, он согласился давно.
Теперь же про вчерашний разговор вспоминалось с изрядной долей иронии — что-то менять поздно, да и смысла особенного нет. Вырастает ли душевная чувствительность, — рассуждал Макс, — в процессе общения хотя бы с «собачками» и «мертвяками»? Вырастает, вне всяких сомнений. Настолько вырастает, что всей душой начинаешь ощущать непреодолимое желание нажать на курок автомата, дабы оборвать бренное существование этих представителей фауны Аномальных Территорий. А тонкость порывов женских душ особенно наглядно видна в «мертвяках» пола женского. Вот кстати, а почему те мертвяки, которые получаются из женщин, всегда злее, хитрее и безжалостнее, нежели мертвяки мужского пола? Тенёву надо бы этот вопрос задать, может он расскажет что.
* * *… Третья институтская база, что в районе Чернобыльских болот, неимоверно разросшихся после того самого «второго взрыва», однажды вечером в полном составе была поднята в ружьё. Макс попробовал было отбрехаться, аргументируя своей непринадлежностью к касте воинов, но тут же прозвучало уточнение, состоящее в основном из идиоматических выражений, что «команда газы дана для всех», после чего Нимов получил ОЦ-26 с боекомплектом и комментарием «подержи серьёзный ствол, студент», а затем предложение получить пинок под зад для надлежащего ускорения. К слову, Макс был весьма удивлён не столько тем, что его погнали, что называется, в окопы, сколько оружию, которое ему при этом выдали. Одно дело, если бы дали пистолет, чтобы при необходимости можно было хотя бы попробовать застрелиться, или почти убитый 74-й, на котором до этого тренировались несколько поколений «сопроводил». Но коль скоро даже ему доверили такой ствол, то означать это могло только одно — бой предстоит если не последний, то весьма серьёзный, особенно учитывая, что боекомплект состоял не из простых патронов, а из очень даже бронебойных, судя по маркировке.
