Константин Клюев - Т-34 — истребитель гархов
После обеда сержант обкатывал пару-тройку новеньких «мицубиши» или «накадзима» вдали от линии фронта и трассы, по которой русские подвозили припасы и пополнение. Там могли без страха летать только желторотые юнцы. Герои и глупцы.
Хатео с удовольствием пронесся над тихим озером Буй-Hyp, направляя машину к юго-западу. Здесь можно было без помех проверить двигатель в пике и на виражах, а затем отыскать стадо овец и проверить пулеметы. Сержант испытывал огромную гордость, когда слышал, как новички хвастают: «Мою машину испытывал сам командир Мори!», и испытывал аппараты тщательно. Русские в этот район не летали — слишком дорого им обходился каждый грамм топлива, каждый выстрел. Именно поэтому они прикрывали свои тылы так жестко и решительно, что спикировать на автомобильный тракт было редкой удачей. Еще более невиданной удачей было вернуться после такого пике. Сержант Мори уважал штурмовиков и сочувствовал им — они несли противнику страшные разрушения, но были совершенно неспособны защитить себя.
«Накадзима» пикировал превосходно. Двигатель работал мощно и не захлебывался, и сержант уверенно потянул штурвал на себя. «Накадзима» взревел и перемахнул зеленую сопку. Легкость и изящество! Никакой брони, ничего лишнего — только крылатая мощь и смертоносные пулеметы!
Хатео вздрогнул от радости: стоит подумать — и сразу вот он, пыльный хвост у горизонта. Юго-запад, там еще бродят пастухи. Пыль поднялась высоко — неужели табун? Сержант Мори откинул с гашеток колпачки предохранителей и добавил газу. Последнюю сопку он буквально «облизал», едва не задев вершину брюхом фюзеляжа, и даже открыл рот от изумления. В конце пологого склона двигался караван. Хатео увидел три военных грузовика, крытых брезентом, и несколько повозок. Караван сопровождали несколько всадников на коротконогих монгольских лошадях. Часть всадников была одета в монгольскую одежду, часть — в форму рядовых красноармейцев. Хатео скривил губы — все те же повадки! За все время кампании он еще не видел ни одного красного командира. Все рядовые. Позор. Взять хоть этого, коренастого. Одна выправка чего стоит — не меньше капитана! Заложив крутой вираж, Хатео развернулся буквально вокруг левого крыла — еще мальчишкой он так разворачивал свой велосипед, и этот крутой вираж должен был испугать капитана-зазнайку в форме рядового, да и всех остальных. Зайдя для устрашения навстречу колонне, Хатео снизился так, что воздушной волной сбил фуражку с головы переодетого капитана. Когда «накадзима» с блеском прошел очередной лихой разворот с набором высоты, Хатео увидел, что седой капитан без фуражки скачет прочь от каравана вместе с двумя такими же трусами. Пора ставить точку в охоте, заодно и пристрелять пулеметы. Хатео сбросил газ и спокойно скользнул вслед за всадниками. Пули взметнули пыль под копытами лошади седого. Капитан упал спиной на круп лошади, всплеснув руками, но в следующий миг в его руках оказался карабин. Хатео увидел вспышку, и тотчас что-то ткнуло его в горло, как будто твердым пальцем, слева, под подбородок. Стекло кокпита с этой же стороны стало алым. Сержант Мори схватил себя рукой за шею, затем отнял руку и начал вытирать стекло рукавом, и не было на свете ничего важнее этого алого стекла. Рукав окатывало кровавой волной, еще и еще, с каждым разом слабее. В глазах потемнело, а ноги и руки отказывались подчиняться. Хатео было невыносимо страшно. Штурвал! Где штурвал? Из последних сил сержант дернул ручку фонаря и почувствовал, как тугой воздух ударил его по лицу. В уши ворвался страшный вой двигателя. Неужели мой «накадзима» может так кричать? Так выла соседская собака Миката, потерявшая щенка. Не может быть…
* * *Самолет с ревом начал набирать высоту. Всадники остановились, а генерал Серапионов уже сидел в седле прямо, будто вылитый из металла заодно с рыжим монгольским коньком, и смотрел из-под руки вслед уносящемуся вперед и вверх самолету с красными кругами на крыльях. Канунников развернул коня и выбросил вверх руку. Караван остановился. Водитель первой машины уже бежал к генералу с фуражкой в руке.
— Нет. Такую свечу вытянуть невозможно, — пробормотал Арсен Михайлович. — Какого черта он делает?
В ответ на эти слова двигатель в небе смолк. Тяжелый нос самолета резко клюнул вниз, и аппарат скользнул по широкой дуге, ввинчиваясь в горячий дрожащий воздух. Двигатель заработал снова, и самолет начал завывать, разгоняясь перед встречей с землей. От удара в косой склон сопки нос «накадзимы» вошел в фунт почти до кокпита, правое крыло обломилось, а тело пилота вылетело через открытый фонарь тряпичной куклой и нелепо сложилось на пригорке. Раздался глухой взрыв, и адское багровое пламя с черной чадной окантовкой поглотило самолет императорских воздушных сил.
— Все в порядке? — Канунников подскочил к Серапионову, заглядывая генералу в лицо.
— В полном, Федор Исаевич, — буднично отозвался тот. Его серые глаза придирчиво осматривали фуражку, поданную водителем. — Дорж! Товарищ Дорж!
Третий всадник едва заметно тронул поводья, его серая кобыла переместилась, переступая как-то боком, и застыла перед Серапионовым.
— Я, товарищ командир.
— Да я вижу, что ты. Самолет горит три минуты, не более. В нем уже взорвалось все, что могло. Отправляйся и посмотри, что с пилотом.
— Есть! — Третий всадник был с виду монгол, только бледный, совсем без загара, но по-русски говорил с вызывающей оторопь чистотой. — А если жив, товарищ командир?
— Если жив? — изумился Серапионов. — Если жив! У нас не лазарет, голубчик.
Дорж дернул повод, и серая кобыла с места взяла в галоп.
— Потрясающий наездник!
— Да вы тоже, Арсен Михайлович! Чудеса вольтижировки! — Канунников в изумлении глядел на генерала. — Прямо сын степей, куда там нашему Доржу!
— Это ты напрасно! Между прочим, это он меня научил этому монгольскому трюку. Я у него целый курс на ипподроме прошел, пока ты в Испании прохлаждался. А с этим вот, — Седой, смеясь, похлопал ладонью по карабину, — с этим у меня с юности самые доверительные отношения, сам знаешь. Скомандуй привал. Хватит на сегодня.
Отправив двоих красноармейцев на разведку, Серапионов с Канунниковым ждали возвращения Доржа. От самолета донесся сухой щелчок выстрела, и переводчик пустился в обратный путь. Его лошадь приседала на круп, спускаясь с кручи, а опытный наездник легонько направлял ее на самый безопасный путь.
— Какой живучий японец, — меланхолично вымолвил Арсен. — Жуков говорит, с ними трудно.
— Почему? — Лошади Канунникова надоело стоять на месте, и он дергал поводья то влево, то вправо.
— Они не сдаются.
Разведчики вернулись одновременно с Доржем. Оказалось, что за сопкой впереди — райская зеленая долина с озерцом и небольшой рощей.
— Что же, остановимся у озера. Перед великой сушью неплохо пропитаться водицей. Федор Исаевич, командуй. — Генерал тронул поводья и отправился вперед.
* * *Озерцо Най-Нур было последним оазисом, последним чудом перед царством раскаленного песка. На мелкой штабной карте оно было обозначено синей точкой. Проводники из местных хорошо знали это озеро, но почему-то утверждали, что найти Най-Нур дано не каждому. Дорж затруднился с переводом напрямую на русский и сначала про себя переложил услышанное на китайский, некоторое время подумал, позадавал вопросы проводникам и лишь затем, высоко подняв редкие тонкие брови, рассказал спутникам короткую легенду.
Красавица невеста Най бежала от хана, пожелавшего жениться на ней, в день свадьбы. Хан был известен своей жестокостью и вспыльчивым нравом, и Най не желала стать его супругой. Хан погнался за нею лично — во главе отряда лучших наездников. У края великой пустыни красавица, видя, что ее неумолимо настигают, достала из седельной сумки голубой платок с зеленой каймой, и бросила за спину. Когда платок коснулся земли, тотчас возникло чудесное озеро с прохладной чистой водой, зеленым пастбищем вокруг и тенистой рощей у самого берега. Отряд хана остановился: усталые кони принялись пить и не подчинялись наездникам. Хан в гневе зарубил своих слуг и бросился в погоню за ускользающей невестой. Красавица увидела, что бежать от жениха не удается, и направила верного коня в самое сердце редких в этих местах зыбучих песков. Пески сомкнулись над головой дерзкой беглянки. Хан, разгоряченный погоней, не отступил, и бросился вслед за строптивой невестой. Пески навеки поглотили и хана, и всадницу, но не дали им упокоения, а лишь бессмертие. С тех давних пор в пустыне появилась блуждающая сопка — это обезумевший хан гонится за своей упрямой невестой, и не знают они отдыха ни днем, ни ночью. Если же путники встретят блуждающую сопку, то эта сопка начинает кружить вокруг них, и нельзя ее обогнать на самом быстром скакуне, нельзя свернуть — сопка все равно преграждает путь, окружает путников и забирает в подземный мир. Слуги жестокого хана, отважные и преданные воины, превратились в белых журавлей, и с тех пор живут на озере Най-Нур, покидая его только на зиму.
