Анастасия Парфенова - Ярко-алое
— Госпожа Кимико, прежде всего, вы в безопасности. Чем бы ни закончился этот разговор… — Он прочистил горло. — Даже если нам не удастся прийти к соглашению, я покину ваш дом, не причинив никому вреда.
Творец, равный этой женщине по положению, добавил бы, что дает свое слово. Но что стоит слово отребья, которое даже к сословию пользователей толком не отнесешь, с точки зрения дамы клана Фудзивара? Тимур позволил неловкой паузе повиснуть в воздухе.
Госпожа медленно повернула голову и подняла ресницы, затягивая темным, неестественно спокойным взглядом.
— Канеко Тимур, — тихий, слишком ровный голос. Она знала его в лицо. Она, похоже, вообще много знала. — Чем мой дом обязан чести принимать вас?
— Мне нужно с вами поговорить. Не дожидаясь, пока вся Акана поймет, что владыка Кикути убит. Или пока новые хозяева Аканы осознают все последствия его смерти.
Выдох.
— Я вас внимательно слушаю.
Если бы не красные от слез глаза, он бы мог поверить этому спокойствию.
— Есть все основания полагать, что политическая ситуация будет и далее обостряться. Особенно для вдовы Кикути Нобору.
Молчание. За неподвижной непроницаемостью он уловил попытку ввести пароль создателя. Успел заблокировать, но… Если она действительно сама сплела коды домашней сети, то рано или поздно найдет лазейку. Тимур был хорошим взломщиком. Но всемогущим он себя не считал.
— Госпожа Кикути, я не могу знать, насколько откровенен был с вами Нобору, а он уже ничего не сможет подтвердить. Ситуация неоднозначна. Я всю свою жизнь был противником политики династии. Поддерживал партию реформирования…
— … устраняя ее противников.
— И этим тоже. В разгар смуты я стал одной из причин, по которой реформаторы сумели захватить власть. После падения маяков принимал активное участие в формировании коалиционного правительства. И его стабилизации. Госпожа, позже я смогу представить доказательства, но прямо сейчас вы просто должны мне поверить: весь последний год, почти с самого начала изоляции, Нобору тесно сотрудничал с отдельными членами тайного совета. С Корпусом взломщиков. Со мной. Он активно подталкивал вменяемых традиционалистов к принятию реформ. Был пугалом для вменяемых реформаторов, позволяя им пойти на компромисс. Помогал разбираться с теми, кто достаточной вменяемости не демонстрировал. Он… Вся коалиция была, изначально, его идеей. Ками никогда не согласились бы войти в совет, если бы наследник Кикути этого не одобрил.
— Вы очень уверенно судите об отношениях ками и династии.
— Даже сами ками не берутся судить об этих отношениях. Но владыку Нобору они чтили.
Он произнес последнюю фразу немного неуверенно, толкая Кимико подтвердить или опровергнуть сделанный вывод. Но она лишь пристально смотрела на незваного гостя.
Перед внутренним взором Тимура мелькнула схема микродвижений ее зрачков. Анализ напряжения лицевых мышц в ответ на те или иные ключевые слова. Это не помогло. Лицо госпожи оставалось фарфорово-безмятежной маской. Дыхание в норме, пульс ровный, плечи расслаблены. Лишь глаза скользили вниз и вправо всякий раз, когда он говорил о Нобору в прошедшем времени.
Канеко заставил себя успокоиться.
Если он не сможет добиться от этой дамы хоть какой-то реакции, то сделает что-нибудь… недальновидное.
Словно услышав его мысли, женщина села, медленно, точно не веря, что чужак, вторгшийся в дом, позволяет ей двигаться. Повернулась на циновке, поджимая под себя колени и неосознанно-привычным движением расправляя просторные рукава. Спросила:
— Вы пришли принести соболезнования моему дому, господин тайный советник?
Тон был безупречен, но как-то все равно передавал, что высокородная госпожа находит весьма сомнительным такой способ выражения сочувствия.
— Я довольно тесно сотрудничал с вашим мужем, госпожа. Нас никоим образом нельзя было назвать друзьями. — Он замолк, не зная, как облечь в слова гремуче-ядовитую смесь вражды, соперничества, непонимания и невольного восхищения. Впрочем, неважно. Довольно и того, что наследник Кикути и пользователь-полукровка оказались связаны одной политической упряжью. — Скажем так. Мы настолько успешно друг друга шантажировали, что научились неплохо работать вместе.
Кикути Кимико, судя по чуть изогнувшимся губам, была согласна с его внутренней оценкой подобной «дружбы».
— Вы так сработались, что он рассказал вам о своем браке?
— Нет. — Тимур чуть склонил голову. — Мы так сработались, что я заподозрил неладное, когда он в очередной раз исчез из Паутины. И смог откопать свадебные записи, даже после того как Нобору очень, очень тщательно спрятал все следы. А потом молчал. И покрывал его. И отвлекал внимание. Потому что весть об уязвимости наследника Кикути сверхновой звездой взорвала бы баланс власти в совете.
— Теперь эта звезда полыхнет в любом случае.
— Да. Но вопрос, уничтожит ли вас взрывом, пока еще остается открытым. Госпожа О-Кими, вы не должны позволять им узнать о своем замужестве. При жизни супруга вас могли побояться тронуть: если, чтобы отомстить за убийство отца, Нобору взорвал маяки и отыгрался на всей планете, то что он сделает после смерти жены? Теперь этот вопрос не стоит. Формально вы являетесь вдовствующей владычицей Кикути. Одной этой призрачной власти будет достаточно, чтобы стать мишенью.
— Вполне возможно. — Если судить по голосу, такая перспектива не слишком ее беспокоила. А вот пульс зачастил.
— Клан Фудзивара в данный момент не обладает достаточным влиянием, чтобы противостоять тайному совету — ваш отец избежал ареста лишь потому, что в нем не видят угрозы. Что же касается партии традиционалистов… Даже среди них есть те, кто захочет отыграться. За диктатуру Кикути Садао, за потерянный путь в метрополию, за убитых родичей. С другой стороны, в рядах реформаторов найдутся те, кто не желает превращения Аканы в место, где никто не заступится за даму из древнего рода творцов. И закончиться все может весьма… масштабно.
— Все еще опасаетесь гражданской войны, советник? — Сама она, похоже, боялась тихо исчезнуть до того, как его опасения обретут реальность.
— Госпожа, мне двадцать три года. И всю свою сознательную жизнь я прожил в состоянии гражданской войны: скрытой, культурной, террористической, и — пару незабываемых недель после падения маяков — даже тотальной. Опасаться тут уже поздно.
— Однако…
— Однако… — легко согласился Тимур. И постановил жестким, несгибаемым тоном: — После всех жертв, принесенных ради стабилизации обстановки, я не позволю начаться новому витку вендетт.
Подбородок дочери Фудзивара чуть приподнялся — вполне осознанный вызов. Тимур готов был допустить, что спокойное высокомерие в нем могло отразиться и помимо воли высокородной госпожи.
— Я же должна поступить в соответствии с вашим высоким повелением, советник Канеко.
— В вашем положении вы не можете позволить себе поступить иначе, владычица Кикути.
Единственным предупреждением стали расширившиеся от ужаса глаза. Показатели адреналина в ее крови взвились вверх. Тимур успел подумать только, что добился-таки реакции, когда…
Белый свет и резь в глазах — будто перед ним ударила молния. Предметы медленно обретали четкость.
Женщина не стала даже пытаться дотянуться до игольника. Лишь сидела застывшей, черные пряди на белом шелке, черные глаза на бледном лице. Тимур просто не знал, чего от нее ожидать. Простолюдинка в такой ситуации действительно могла бы сбросить со счетов физическое тело. С другой стороны, простолюдинка могла и не заметить, что чужак заблокировал оружие против ее прикосновения.
Фудзивара О-Кими сражалась как дочь сословия творцов — и сражалась она беспощадно. Любой знающий свое место пользователь после такой атаки обязан был быть раздавлен. Тимур, который за всю свою жизнь так и не уяснил, что за место в этом безумном мире можно назвать «своим», медленно моргнул. Изысканная дама-дизайнер только что попыталась взломать отполированную десятилетием информационной войны защиту.
И чуть было не стерла его личность, точно зараженный вирусом файл.
«Канеко, ты болван! И это называется „не угрожать“? На, получи свою обратную связь! Нашел время для игры словами, гений».
— Госпожа, простите мою несдержанность. Вам нельзя сейчас волноваться. — Если женщина неправа, извинись перед ней. Тимур понизил голос, но говорил спокойно, будто ничего не случилось. В ответ Кимико лишь сузила глаза. Но сердце ее запнулось, сбилось с ритма, снова выровнялось. Она была уже за чертой, после которой слово «волнение» теряет всякий смысл, сменяясь мертвым равнодушием. Или же яростью попавшего в капкан зверя.
— Как?
Он не стал притворяться, что не понял вопроса.
