Александр Бушков - Завороженные
Все, что он увидел, было насквозь привычным: слева от ворот солидный кирпичный домик гауптвахты, перед ним деревянная платформа, на которой караул может при необходимости встать развернутым строем, окруженная в полном соответствии с уставом деревянным барьером в косую черно-оранжево-белую полоску. Будка, навес с колоколом… Все, как обычно.
Вот только двое сверхсрочных, застывших у барьера и не сводивших с поручика бдительного взгляда, оказались не вполне обычными. Вернее, сами они ничем удивить не могли: обычные сверхсрочные, усатые, статные, справные. Но их оружие…
Винтовки у обоих висели самым необычным и неподобающим образом: перекинутые на ремне через правое плечо, горизонтально, параллельно земле. Да и не винтовки это, если присмотреться: покороче не только обычной берданы номер два, но и карабина, приклад короткий, снизу от казенной части странная рукоять со скобой и спусковым крючком, а там, где кончается ложе, вниз торчит плоский короб, по виду металлический. В жизни поручик не видывал столь странных винтовок и ни о чем подобном не слыхивал.
Он с сожалением отвел глаза от этого диковинного оружия — стыдно пялиться, словно деревенщина на паровоз, мало ли какие у них тут столичные новшества, даже слухов о которых еще не долетело до захолустных гарнизонов…
Со знанием дела он ожидал появления караульного офицера — и таковой, действительно, тут же появился: грузный, в годах подполковник, вислые усы с проседью, осанка облеченного немаленькой властью начальника, на поясе кобура столь же непривычного вида, что и у часового. Поручик успел подумать, что чин, пожалуй что, великоват для обычного караульного начальника — и тут же, не раздумывая, вытянулся в струнку. Очень уж суров был взгляд у подполковника да и весь его вид — старого служаки, казарменного бурбона, не склонного давать спуску молодым офицерам…
Безукоризненно отдав честь, он отрапортовал, чувствуя волнение в собственном голосе:
— Разрешите доложить: поручик Савельев прибыл в распоряжение командующего батальоном согласно предписанию!
Подполковник бросил руку к козырьку с небрежной ловкостью человека, проделывавшего эту процедуру в миллионный раз:
— Подполковник Златолинский, комендант батальона. Прошу вас, господин поручик.
Он четко повернулся на каблуках, небрежным жестом приглашая поручика следовать за ним. Поручик повиновался, снова впав в совершеннейшее смятение.
Ну, что поделать, любой военный на его месте удивился бы точно так же… Батальонных комендантов попросту не бывает, не значится такая должность в уставах. Коменданты бывают городские и этапные, а также корпусные — в военное время. Есть комендант крепости, железнодорожного или водного участка, комендант главной квартиры главнокомандующего или командующего отдельной армией. Но батальонный комендант ни единой строчкой в уставе не прописан, ему просто не полагается существовать…
Однако свои мысли и замечания поручик, как легко догадаться, удержал при себе — высказывать их вслух в обществе сурового на вид подполковника и объяснять ему, что его, в общем-то, и не должно существовать… как-то не хочется. Что ж, будем молча принимать столичные странности, которые упорно множатся, прямо-таки друг на друга громоздятся…
Глава II
Путешественники
Кажется, странности кончились — быть может, на время. Пока что поручик ничего неправильного более не увидел: за гауптвахтой и небольшой площадью располагались, образуя самые настоящие улочки, здания насквозь привычного облика, казенного, казарменного, судя по не успевшей потемнеть от времени кирпичной кладке, построенные не так уж и давно. Разница меж ними была только в том, что одни щедро украшены кирпичными орнаментами, а другие выглядят гораздо более спартански. Но в этом как раз ничего странного для военного человека и нет.
Удивляло разве что обилие часовых: там и сям стояли полосатые будки, вход под арку одного из зданий (судя по украшениям, отнюдь не солдатскую казарму) перегораживал самый настоящий шлагбаум. Однажды навстречу им неторопливо прошел караул из двух солдат и унтера, вооруженных, как и все прочие, теми же странными винтовками. Унтер вдобавок вел на ремне огромную косматую собаку.
Кое-где окна распахнуты настежь, там возятся солдаты, выставляя зимние рамы. На взгляд поручика, зима могла продержаться еще долго — но тут, должно быть, знали, что делают, поскольку в армии на все, в том числе на столь мирное хозяйственное занятие, существуют приказы.
Комендант, временами бросавший на поручика быстрые любопытные взгляды, спросил:
— Служить у нас будете?
— Вероятно, — сказал поручик. — В предписании у меня значится: «Явиться в распоряжение командующего батальоном».
— Вот видите. Значит, служить. Не станет же командующий вас вызывать исключительно для того, чтобы полюбоваться. Не видывал он поручиков линейной пехоты… — комендант вздохнул. — Мундир, простите великодушно, придется побыстрее привести в надлежащий вид, то есть сменить на уставной. Отменена этакая форма одежды высочайшими распоряжениями…
— Я знаю, — сказал поручик, ощутив себя напроказившим мальчишкой перед суровым ментором. — Но моей вины тут нет, поскольку в Сибири еще…
— Да полноте, никто вас не виноватит. Просто я себе сделал заметочку, что вас следует незамедлительно экипировать надлежащим образом, потому как это тоже в моем ведении… Ох…
Он остановился, вынудив тем самым остановиться и поручика, замер как статуя. Савельев стоял рядом, ничего не понимая, — вокруг не происходило ничего, достойного внимания. Строем прошагали мимо безоружные солдаты, числом около дюжины. Слева направо по боковой улочке проехала тяжело груженная фура, запряженная внушительными битюгами. В доме, возле которого они остановились, зимние рамы уже были выставлены, окно на первом этаже, располагавшееся чуть пониже человеческого роста, распахнуто настежь. Оттуда доносились веселые, громкие, развязные голоса, слышалось тоненькое звяканье стекла. Судя по этим звукам и приподнятому тону беседовавших, там явно происходила веселая дружеская попоечка. Средь бела дня? В расположении части? Однако…
Слышались мастерские гитарные переборы, и приятный баритон пел:
Будут лететь года, будет шуметь вода,И в белых туманах скроются черные города…
Романс этот был поручику незнаком. Комендант замер, раздувая ноздри, прямо-таки стойку сделал, словно опытная легавая над притаившейся дичью.
Певец продолжал:
Сумерки природы, флейты голос нежный, позднее катанье…На передней лошади едет император в золотом кафтане.Белая кобыла с карими глазами, с челкой вороною,Синяя попона, крылья за спиною, как перед войною.
Поручик даже заслушался. И совершенно непонятно, почему лицо коменданта становилось все более напряженным, даже, пожалуй, хищным.
…Вслед за императором едут генералы, генералы свиты.Шрамами покрыты, славою увиты, только не убиты…
— Господин штабс-капитан! — неожиданно гаркнул подполковник с самым грозным видом.
Смолкла песня, смолкла беседа и звяканье стекла, в наступившей тишине явственно прозвучал другой голос:
— Ремиз, господа…
В окне появился штабс-капитан в расстегнутом на верхние крючки мундире — жгучий брюнет самого бесшабашного вида, кудрявый, с лихими гусарскими усиками. Савельева он мимоходом окинул любопытным взглядом, а на коменданта уставился с примечательной смесью почтения и дерзкого вызова. Сказал вежливейше:
— Собственно говоря, здесь присутствуют целых два штабс-капитана. Не будете ли столь любезны уточнить, который вам вдруг понадобился?
Грозно сопя, поджимая губы, комендант протянул не предвещавшим ничего хорошего тоном:
— И охота вам паясничать, господин Маевский… Или вы, аки штатский интеллихен, дискуссию хотите открыть?
— Никак нет! — браво ответил штабс-капитан. — Поражаюсь вашей памяти и эрудиции, Мефодий Павлович…
— Напоминаю неизвестно в который раз, что при исполнении служебных обязанностей я для вас либо «господин подполковник», либо «господин комендант».
— Виноват!
— Да уж несомненно, — сказал комендант не без иронии. — Ну что ж… Ступайте по известному вам адресу и доложите караульному начальнику, что я вам назначил трое суток ареста.
— Есть! — вытянулся штабс-капитан и отошел от окна.
Подполковник сердито фыркнул и направился прочь. Поручик, естественно, последовал за ним. Пройдя некоторое расстояние, комендант покрутил головой и произнес тоном человека, считавшего, что ситуация требует какого-то объяснения:
