Андрей Быстров - Лезвие вечности
Она не знала. Она спала безмятежно, как спят маленькие дети, когда в окружающем их уютном мире все хорошо. Она не знала ничего ни о генерале Курбатове, ни о проекте «Коршун», ни о том, что хищная птица, именем которой назван проект, готова взмыть в небеса и накрыть Землю черной тенью распростертых крыльев, под которыми притаились ужас и смерть.
* * *Июль 1990 года
«Медсанчасть № 12А»
В отутюженном, сияющем белизной халате профессор Колесников переступил порог палаты Ольги Иллерецкой.
– Вадим Аркадьевич! – обрадовалась девушка, знавшая Колесникова под вымышленным именем. – А я уж подумала…
– Ну что ты, Оля, – ласково улыбнулся профессор. – Я ведь не опоздал. Девять часов, время обхода… Как наши дела?
– Прекрасно, Вадим Аркадьевич… Почему вы не разрешаете мне вставать? Я чувствую себя так, что могла бы рекорд на стометровке поставить! – Она смутилась. – Если потренироваться, конечно. От этого лежания, сидения да упражнений в постели под руководством милейшей Инги Викторовны скоро совсем мышцы атрофируются…
Колесников сделал притворно строгое лицо и сел на табурет возле койки.
– Оля, я твой лечащий врач, комплекс физических упражнений разработан мной специально для тебя, а Инга Викторовна – опытнейшая медсестра. Не понимаю, чем ты недовольна? Тем, что не очень быстро поправляешься? Или я плохо забочусь о тебе?
Профессор кивнул на тумбочку у изголовья. Там стояла ваза с разнообразными фруктами и лежали свежие номера журналов. Рядом примостился магнитофон – по просьбе Ольги Колесников принес кассеты с ее любимыми «Лед зеппелин» и «Роллинг стоунз».
– Даже слишком хорошо, – ответила девушка. – Вы обо всех пациентах так заботитесь?
Вот оно! Об этом предупреждал Колесникова генерал Курбатов – не создавать Ольге исключительных условий, дабы не вызвать подозрений. Профессор не послушался, и вот… Надо выкручиваться.
– Не обо всех, – отозвался Колесников тоном любящего отца. – Ты особая пациентка, мои ассистенты тебя буквально с того света вытащили… Не скрою: ты – краеугольный камень моей монографии.
– Ах вот как! – рассмеялась девушка. – Тогда понятно. – Она спохватилась и добавила: – Простите, Вадим Аркадьевич, Я действительно очень благодарна вам. Но я кое-чего не понимаю… Например, телекамера под потолком… И парк за окном…
– Телекамера как раз для того, чтобы тебе не вздумалось вскочить с постели и все испортить, – строго проговорил Колесников. – Медсестры присматривают…
– Хоть бы в туалет меня выпускали… Извините, вам как врачу… Так неловко, словно я инвалид или старушка беспомощная.
– Всему свое время, Оля. Лечись. А парк… – Колесников посмотрел в окно. – Что с ним такое?
– Почему там никогда не гуляют пациенты? Только какие-то угрюмые личности с бандитскими рожами. Профессор деланно рассмеялся.
– С бандитскими?.. Не замечал. Это наши сотрудники… А парк для прогулок пациентов с другой стороны. – Колесников поспешил сменить тему. – Оля, завтра состоится консилиум. Возможно, тебе понадобится еще одна операция.
– Как?!
– К сожалению, это не исключено. Но не беспокойся, операция несложная. И вскоре ты сможешь вставать… Не падай духом, все идет как надо.
Потрепав девушку по щеке, Колесников подмигнул и вышел, направляясь в рабочий кабинет. Он старался избавиться от дурных предчувствий, но тщетно. Пока между ним и Олей складывались доверительные отношения, ей и в голову не приходило ослушаться… А если она все же встанет с постели? Тогда в комнату войдут так называемые медсестры, наблюдающие за постоянно включенным монитором в соседнем помещении, и уложат ее снова – вежливо, но решительно. Ведь нельзя допустить, чтобы она обнаружила и другие странности. Запертые двери… То, что окно не открывается, а стекло в нем небьющееся… Впрочем, до проверки прочности стекла едва ли дойдет, но…
Опасениям профессора Колесникова не суждено было сбыться. На следующий день после консилиума (естественного, камуфляжного) состоялась операция. Как и обещал девушке профессор, она была очень несложной и завершилась благополучно.
После чего, вернувшись в кабинет, Колесников раскрыл рабочий журнал и записал с новой страницы:
«Проект: „Коршун“
Ключ соответствия: 7
Фаза: 1
Результат…»
Результат?
Колесников задумался.
Часть первая
ИЕРОГЛИФЫ
1
Египет 1925 год
Сэр Джулиан Прендергаст не считал себя завистником, но одному человеку он завидовал несомненно – лорду Карнарвону. Подумать только, да кто такой этот лорд? Пижон, жуир и прожигатель жизни. Купив в начале века один из первых в Англии автомобилей, Карнарвон вскоре ухитрился разбить его вдребезги и чудом остался жив. Доктора рекомендовали бедолаге египетский климат. Пресловутый лорд прибыл в Египет, заинтересовался древностями, притом ничего в них не понимая, и с помощью археолога Говарда Картера открыл гробницу Тутанхамона! Эта мировая сенсация произошла 3 ноября 1922 года. Карнарвон и Картер искали там, где никто уже не надеялся ничего найти, и однако…
А сэру Джулиану Прендергасту, профессиональному египтологу, знатоку страны и ее истории, не везло. За пятнадцать лет, отданных раскопкам в Долине царей, он не обнаружил ничего стоящего, если не считать двух разграбленных еще до новой эры гробниц. Может быть, именно потому и не везло, что он слишком хорошо знал Долину царей, знал, где НЕ НАДО копать? Дилетант Карнарвон не знал – и выиграл.
Сейчас арабские рабочие Джулиана Прендергаста заканчивали расчистку стены, скрытой под слоем скальных обломков, оставшихся после строительства пирамид. Эта стена заинтересовала сэра Джулиана тем, что была обращена строго на север, а в северных стенах, как правило, и находились входы в гробницы.
Стояла изнуряющая жара, сэр Джулиан поминутно утирал платком пот со лба и глотал теплую воду из фляги. Он уже начинал терять терпение и готов был объявить о завершении работ на сегодня, когда из раскопа выбрался его помощник, французский археолог Жан Тьери.
– Ничего нет, – пожаловался Тьери по-английски.
– Никаких признаков входа?
– Нет.
Прендергаст внезапно рассвирепел:
– Дьявол! Пятнадцать лет я поджариваюсь в этой пустыне, и никогда ничего нет! Я старый человек. Бог не даст мне еще пятнадцати лет! Пробивайте эту стену. Немедленно!
– Люди устали, сэр.
– Плачу вдвойне!
Известие об удвоении оплаты подстегнуло рабочих. Они дружно принялись долбить центральную плиту. Спустя три часа стена рухнула под их натиском. Из темного провала потянуло гнилью и сыростью – очевидно, в гробницу проникли подпочвенные воды.
Сэр Джулиан зажег лампу и углубился в открывшийся коридор, ступая по вязкой грязи. Жан Тьери последовал за ним. Достигнув склепа, археологи не смогли сдержать возгласа разочарования. Саркофаг с разбитой крышкой… Разграблено!
– Но каким путем проникли сюда грабители? – спросил Жан Тьери. – Мы не нашли входа в стене, и она была неповрежденной. Где же вход?
– Да, это необычная гробница, – согласился сэр Джулиан. – Давайте-ка посмотрим… – Он приблизил лампу к надписям на саркофаге. – Взгляните, Жан! Очень интересно.
Тьери наклонился и принялся читать:
– Да… Все места, где должно упоминаться имя фараона, выскоблены каким-то острым орудием…
– Вы понимаете, что это значит?
– Конечно… Но почему?
Обоим археологам было известно: согласно древнеегипетской мифологии, стирание имени покойного в склепе являлось магическим действием, обрекавшим умершего на вечные скитания в подземном мире, на страдания и голод… Так отомстили Эхнатону жрецы Фив, которым он не повиновался. Так кто-то отомстил и фараону, чью гробницу только что открыли Прендергаст и Тьери… Кто и за что?
Желтоватый луч лампы сэра Джулиана пополз дальше и вскоре провалился в черноту нового коридора, ведущего на запад.
– Вот и вход, Жан, – сказал Прендергаст. – Он в западной стене. Из этого следует, что руководившие постройкой гробницы жрецы нарушили традицию, чтобы сбить грабителей с толку. Грабители, правда, оказались умнее, но сейчас это не важно. Меня смущает вот что: стали бы жрецы так стараться ради фараона, которого настолько ненавидели, что и самое имя его впоследствии стерли?
– Если только это сделали они, – заметил Тьери.
– Но не грабители же постарались!
– Гм… Противоборство двух группировок внутри касты жрецов – за и против фараона?
– Возможно… А это что? Посмотрите сюда, Жан! На стене склепа была высечена надпись в несколько строк.
– Но это же не иероглифы! – воскликнул Тьери, вглядевшись.
– Да, разумеется, – с волнением в голосе подтвердил сэр Джулиан. – Не иероглифы в понимании Шампольона. Это не иератическое письмо. И не демотическое… Я бы сказал, что это ближе к пиктограммам.
