Александр Южный - Удар
Похоже, дед ошибся. Боевое искусство обречено. Оно умрет с теми, кто остался на острове. Его обломают словно засохшую ветвь с древа цивилизации.
Тайгера вдруг обожгло осознание того, что сейчас, в эту минуту, у него не все в порядке с нервами. Это его насторожило, и он прислушался к себе. Вибрация нервов: раздражение, злость и страх-муть в сознании. Сознание должно быть чистым, как снег на горных вершинах. Только тогда можно чего-то достигнуть.
Тайгер не спеша сошел с асфальта и вернулся на пляж. Шторм усиливался. С минуту он стоял, подставив лицо ровному теплому ветру, затем сел, подобрав под себя ноги, и стал медленно поднимать голову. Его взгляд задержался на гребнях волн, которые, по штормовому вздыбившись, неслись по мелководью, потом скользнул выше, туда, где в узкую щель между морем и темно-свинцовой крышей неба лился голубоватый свет наступающего утра.
Сначала исчезли мысли. Потом отдельные слова и образы – Тайгер постепенно, область за областью, отключал свое сознание. Дыхание его, сначала учащенное и короткое, стало едва заметным, как у ребенка, а потом словно пропало совсем. Сознание медленно угасало. Ему на смену явилось нечто другое, и Тайгер начал смутно ощущать в себе окно в бесконечную, объективно существующую реальность, объять или даже почувствовать которую обычный человек не в состоянии. Тайгер чувствовал, как в него, словно в откупоренный сосуд, льется чистое, прохладное дыхание высших сил. Это длилось считаные секунды, затем сосуд захлопнулся, связь порвалась. Но осталось абсолютное спокойствие и ясность мыслей. Мышцы расслабились и налились силой. Теперь можно было действовать.
Тайгер встал с песка, быстрыми шагами пересек пляж и, обходя поселок стороной, направился к роще, маячившей впереди. Прежде чем войти в нее, он оглянулся. Огненный свет уже плавил нависшую над горизонтом темно-свинцовую плиту неба, бросая на воду розоватые отблески. До восхода солнца оставалось меньше часа.
В роще было сыро, и, пока Тайгер пробирался сквозь кусты, куртка и брюки у него изрядно вымокли. Выйдя из зарослей, он увидел пустынное шоссе. Оно вилось между холмов, едва не вплотную подступая к деревьям. Тайгер остановился. По его расчетам, в город скоро должны были потянуться с окрестных ферм молоковозы – длинные цистерны с прицепами. Скорость у них небольшая, а здесь, у поворота, станет еще меньше. Отсюда до города полчаса хода, и, если все сложится удачно, он через час-полтора будет у Генри.
Тайгер присел на корточки за кустами и принялся наблюдать за дорогой. Она представляла собой узкую, петляющую бетонную полосу, на которой едва разъедутся две машины. Километров через пятнадцать отсюда дорога вливалась в широкий, многополосный автобан.
Тайгер ждал. В роще подала голос первая предрассветная птаха. К ней присоединилась другая, третья. Он, обхватив плечи руками, поежился – рассвет был прохладным. Прошло минут десять, прежде чем вдалеке раздался неясный шум мотора. Тайгер привстал, готовясь к рывку.
Машина оказалась легковой. Он выпустил из груди воздух и расслабился. На какой-то миг закралось сомнение в правильности расчета.
Ему пришлось просидеть за кустами около получаса, прежде чем на дороге раздался низкий рокот мощного двигателя. Кабина молоковоза проплыла совсем рядом. Тайгер хорошо разглядел водителя – молодое лицо, черные, как у него, жесткие волосы, перехваченные яркой лентой.
Когда задняя часть молоковоза поравнялась с ним, Тайгер рванулся к машине и вцепился в металлическую лестницу сзади цистерны. Водитель не заметил стремительно метнувшуюся с обочины к машине тень.
Тайгер ехал, втиснувшись в узкое пространство между лестницей и сливным гофрированным патрубком. Положение было неудобное, но зато он приближался к цели.
Через некоторое время молоковоз свернул на автобан и прибавил скорость. Ветер скользил вдоль гладких, сверкающих под восходящим солнцем, боков цистерны и завихрялся у ее торца, трепля жесткие патлы Тайгера. Он застыл, держась одной рукой за лестницу, а второй обнимая сливной патрубок.
Недалеко от черты города молоковоз снизил скорость и теперь почти бесшумно двигался в утренней тишине по обсаженной деревьями дороге.
Огромный мегаполис, бриллиант Азии, Третий Рим, новый Вавилон, город-полиглот, говорящий почти на ста языках – Тайгер мысленно перебирал в памяти все, что ему приходилось слышать о городе, – был рядом. Уже слышался его гул – вечное блуждание не нашедших пристанище звуков, однажды вырвавшихся из недр этого огромного человеческого муравейника, в котором, казалось, можно было без труда и без следа сгинуть; затеряться в многомиллионной, многоцветной человеческой массе, раствориться в верхнем, среднем или нижнем уровнях его жизни, в многочисленных прослойках между ними. Но увы – Тайгер мысленно развел руками – все это было возможным лет тридцать назад. Тогда только что созданная Служба Безопасности громила остатки мафиозных синдикатов по всему миру. До личной безопасности какого-нибудь бедняги Купера или желтолицего Ли, который, однажды выйдя из дому, мог бесследно раствориться в кипящей круговерти города, даже не попрощавшись с близкими, ей не было никакого дела. Личная безопасность гарантировалась только людям состоятельным и за немалые деньги. Теперь же тому самому безвестному Куперу или Ли, пожелай они исчезнуть хотя бы на некоторое время, пришлось бы приложить максимум усилий. Купера и Ли теперь не покидает постоянное чувство безопасности. Жирный домашний мопс тоже находится в постоянной безопасности, но его водят на цепочке, криво усмехнулся Тайгер.
Пригород кончился. Тайгер еще некоторое время ехал на цистерне, а потом на повороте спрыгнул с нее на газон, примяв вместе с травой рыхлый грунт. Машина, сверкнув серебристым боком, исчезла за очередным поворотом. Тайгер, проводив ее взглядом, сошел на бетон, стряхнул черную жирную землю с ботинок, затем посмотрел на отпечаток, который они оставили на газоне, и подумал, что это должно быть его первым и последним следом.
Он быстро, почти бегом, двинулся вдоль улицы в поисках такси. Ему удалось обнаружить его на стоянке перед ночным клубом. Шофер дымил сигаретой, нетерпеливо поглядывая на дверь заведения.
– Ты думаешь, что в такой час кто-то оттуда выйдет? – спросил у него Тайгер.
Таксист вынул сигарету изо рта, но ничего не сказал.
– Оптимист! – покачал головой Тайгер. – Поехали! – Он сунул таксисту одну купюру, свернутую трубочкой, и уточнил.
Таксист развернул купюру, потом бросил еще один взгляд на двери клуба и согласно кивнул.
Мимо поплыли дома, фасады которых на добрую треть были залеплены рекламой. Таксист крутил баранку, продолжая дымить сигаретой. Тайгер неодобрительно косился на нее, но молчал. Ему не хотелось чем либо запечатлеться в памяти таксиста.
Тайгер остановил такси, едва дом Генри Лая, режиссера театра мимов, замаячил впереди своим желтым боком. Можно было подъехать прямо к подъезду, но Тайгер с самого начала решил быть осторожным даже в мелочах. Таксисту необязательно знать адрес его прибытия. Он сунул ему еще одну купюру, дождался, когда машина отъедет, и быстро зашагал по улице. Пока все складывалось удачно. Главное, чтобы Генри Лай был дома. С тех пор, как умерла мать, Тайгер не появлялся здесь. «Лишь бы Генри был дома, – как заклинание, твердил про себя Тайгер, – лишь бы не переехал в другое место, не умер от одиночества, не спился от тоски, не выбросился из окна… Да мало ли что может приключиться с заброшенным, стареющим мужчиной».
Когда до входа в дом оставалось рукой подать, Тайгеру пришлось резко броситься за размалеванный огромными красными иероглифами грузовичок, припаркованный напротив закусочной. Сквозь ее стеклянную стену хорошо было видно, как копошится за стойкой хозяин заведения – старый малаец. Улица пока была пуста. Лишь одинокая фигура Тайгера маячила на ней как столб в поле. И стоило малайцу оторваться от своего занятия и поднять голову, он сразу бы заметил Тайгера, чего последнему совсем не хотелось. Малаец мог узнать его, ведь Тайгер когда-то посещал закусочную, и не раз.
Ему пришлось некоторое время торчать за грузовиком, выбирая удобный момент, чтобы незаметно проскочить мимо закусочной. Наконец, малаец не спеша доплелся до входной двери и распахнул ее. Пока он поворачивался и шел обратно к стойке, Тайгер успел достичь дома и войти в подъезд.
Лифт распахнулся, едва он нажал кнопку.
«Лишь бы Генри был дома», – опять подумал Тайгер, глядя, как бежит огонек по кнопкам с цифрами. Лифт возносил его наверх.
Тусклая табличка «Генри Лай» на дубовых, отделанных под старину, дверях блеснула для Тайгера искоркой оптимизма. Он потянулся рукой к шелковому шнурку с изрядно замусоленной пурпурной кисточкой, собираясь звонить, но потом, раздумав, взялся за бронзовую ручку, отмечая про себя, что в былые времена она блестела ярче.
